Логика отношения власти к падению рейтингов: корректироваться будет не проводимая политика, а ее образ
Одной из главных политических интриг начала года стало появление и последующее принятие в первом чтении законопроектов о наказании за распространение фейковых новостей и о неуважении к государственной власти. Ситуация напоминает то, как во время второго президентского срока Владимира Путина принималось решение о создании госкорпорации «Ростехнологии»: администрация президента и правительство против, депутаты против, но корпорация создана вопреки всему. Или покупка «Башнефти» «Роснефтью» в 2016 году: администрация и правительство против, но решение принято – даже ценой одного посаженного министра. Там были бизнес-интересы, теперь похожая история происходит в общественной сфере – законопроект, с которым поначалу не были согласны в генпрокуратуре, правительстве, профильных комитетах Госдумы, вдруг проходит первое чтение на ура, создавая странное ощущение того, что применена какая-то совершенно новая политтехнология.
Суть интриги заключается в нарушении традиционной процедуры прохождения спорных политических законопроектов. По сложившейся практике, если есть инициатива, которая касается прав и свобод, а также политических институтов, и которая исходит очевидно от Кремля (или как минимум поддержана Кремлем, если речь идет, например, об инициативе ФСБ), – контекст и логика ее принятия достаточно понятны. Так было, например, с антитеррористическими законопроектами Яровой – Озерова. Все их критиковали, но было ясно – политическое решение есть, вопрос лишь в сроках принятия закона и умеренной правке во втором чтении.
В этот раз инициатива отличалась высокой степенью неопределенности по поводу позиции Кремля.
Законопроект внесли три парламентария – глава комитета Совета Федерации по конституционному законодательству Андрей Клишас, сенатор Людмила Бокова и депутат нижней палаты Дмитрий Вяткин, далеко не заднескамеечники. Однако документ сразу встретил критику профильных комитетов, правительства и генпрокуратуры (чьи полномочия он, кстати, расширял), создавая впечатление, что речь идет о самодеятельности, а не о согласованной на самом верху инициативе. Еще больше удивления вызывала позиция авторов, явно избегающих собственного участия в обсуждении, – Клишас досрочно покинул заседание профильного комитета, а затем и вовсе не явился на рассмотрение в первом чтении. Сложилась комичная ситуация: оказавшийся никому не нужным законопроект вдруг получает необходимую поддержку.
Но если посмотреть на то, как в 2018 году шло обсуждение законопроекта о пенсионной реформе, становится понятно, что мы имеем дело с относительно новой политтехнологической стилистикой, когда спорные и непопулярные инициативы продвигаются как «некремлевские»: администрация президента пытается переложить ответственность за них на парламентариев, единороссов, частично кабинет министров, но никак не на главу государства. И в этом, безусловно, есть своя логика, в основе которой можно выделить несколько принципиальных моментов.
Во-первых, в чем причина новой тактики? В связи с резким падением рейтингов власти во второй половине прошлого года возникла потребность в новых инструментах управления информационным фоном. Задача заключается не только в том, чтобы определять повестку (что и без того происходит), но и в том, чтобы исключить или минимизировать распространение компромата на высокопоставленных чиновников и приближенных Владимира Путина в публичном пространстве. Расследования ФБК и публикации в независимых СМИ о фигурах, имеющих непосредственное отношение к Путину (Евгений Пригожин, Виктор Золотов, Игорь Сечин и прочие), безусловно, ставят перед нынешними кураторами внутренней политики проблему и заставляют искать решение. Можно предположить, что именно расследование Навального в отношении Золотова могло тут сыграть одну из ключевых ролей – не только потому, что косвенно било по Путину, но и потому, что спровоцировало внутриэлитную напряженность – к кураторам внутренней политики возникли вопросы по поводу того, насколько они справляются со своими функциями. Таким образом, на фоне падения рейтингов вопрос об альтернативной информационной реальности из периферийного становится остро актуальным и требует от власти более решительных подходов.
Во-вторых, законопроекты о фейковых новостях и неуважении к власти продвигались «чужими руками»: его авторы попали в уязвимое положение, вызвав огонь на себя, но при этом явно пытались уйти от ответственности. Зачем Кремлю понадобилась такая странная схема, тоже объяснимо: если бы документ появился и продвигался как «кремлевский», то фокус критики сразу наводился бы персонально на президента и кураторов внутренней политики. А тут досталось в первую очередь парламентариям. С другой стороны, подобный «беспризорный» статус инициативы открыл возможность для критики. Вероятно, и генпрокуратура, и депутаты Госдумы, и Минюст с Минсвязи до конца не понимали, насколько все это серьезно. Поэтому как только Клишас позволил неосторожно высказаться в адрес Госдумы, появился повод затормозить обсуждение – но добиться этого не удалось.
В-третьих, тот факт, что законопроект был быстро принят в первом чтении, безусловно, подтверждает наличие прямой и однозначной политической поддержки со стороны администрации президента, а также согласования с Владимиром Путиным. Как только дело подошло к первому чтению, администрация президента обеспечила и должные положительные отзывы со стороны правительства, и поддержку генпрокуратуры. Только сделано все это было буквально в последний момент. Наблюдатели в итоге вместо того, чтобы обсуждать, какие риски все это несет для российской демократии, удивлялись странностям отношений Госдумы и правительства. Между тем, высока вероятность, что закон будет принят в трех чтениях, возможно, с незначительными поправками.
Ситуация в чем-то напоминает и подготовку к президентским выборам 2018 года, когда на партийном поле царила неопределенность и дезорганизованность. Парламентские политические партии КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия» безуспешно пытались понять «кремлевские планы», чтобы определиться, кого выдвигать в качестве конкурентов Владимира Путина. Однако администрация президента долго держала паузу, оставляя руководство системных партий в растерянности. Возможно, в этом действительно есть новая политтехнологическая стилистика, когда на смену прямому телефонному праву и непосредственному совещанию со всеми участниками приходит корпоративная модель, то есть формирование обезличенных правил с деперсонализацией действий и размыванием политической ответственности.
Кремль, проводя резонансные решения, предпочитает оставаться в тени, при этом значительно расширяя инструменты влияния на информационное поле и ключевых игроков. Законопроекты о недостоверной информации и оскорблении власти должны значительно облегчить возможность блокировки ресурсов с неудобным контентом и создать финансовые рычаги давления на тех, кто его распространяет. Это раскрывает логику отношения власти к падению рейтингов – корректироваться будет не проводимая политика, а ее образ. И если раньше интернет-пространство было относительно свободным, теперь власть, кажется, всерьез берется за контроль, пытаясь заранее купировать риски, исходящие прежде всего от тех, с кем невозможно договариваться, – независимых СМИ и внесистемной оппозиции. В интернет-пространстве вводится институциональный надзор, который оказывается в руках генеральной прокуратуры и будет носить исключительно субъективный характер. Остается лишь наблюдать, как этот инструмент будет работать и не окажется ли сама администрация президента перед угрозой хаотичного и несогласованного применения созданного по ее инициативе механизма.
Статья подготовлена для аналитического проекта «План перемен».
Что еще почитать
Униженные и оскорбленные. Зачем принимают закон о «неуважении к власти».
Татьяна Становая Руководитель проекта R.Politik