Марши несогласных разгоняют, выборы нечестны. Но борьба дает опыт, а коллективное проявление достоинства приближает перемены
Победы 2019 года
За последнее время гражданское общество одержало несколько принципиально важных побед — освобождение Ивана Голунова и, вследствие крайнего испуга начальства, Оюба Титиева, а незадолго до того — срыв планов строительства храма на месте городского сквера в Екатеринбурге (епархия на днях сообщила, что окончательно отказалась от этого плана). Причем в последнем случае это еще и личное поражение Путина — он ведь публично намекнул, каким должен быть результат «опроса».
Как все сложится дальше, неизвестно, но первые выводы сделать уже можно. Один — на первый взгляд очевидный. Без массовых протестов ничего не выходит, власть боится только большого числа людей. Это и есть тот пистолет гражданского общества, который многократно усиливает убедительность доброго слова.
Правда, в истории с Иваном Голуновым последовательность событий была иной — сначала освобождение, а потом уже протесты 12 июня, которые разогнали, пойдя на рекорд соотношения числа задержанных с числом участников. Но все равно сыграла именно массовость. Просто в данном случае прогнозируемая. Круглосуточные пикеты и общее нарастание градуса общественного возмущения делали очевидным для властей, что на улицы выйдут десятки тысяч человек.
Если вы видите сходящую лавину, вам, чтобы испугаться, не нужно ждать, пока она дойдет до вас — они и не ждали, перепугались насмерть. Голунов под арестом был катализатором протеста, объединявшим и тех, кто знал его лично или принадлежал к одному с ним цеху, и тех, кто вообще ничего о нем не знал, но кого просто достала система. И конечно, настроения протестующих в случае, если бы Иван остался сидеть, были бы совсем не такими, как когда его отпустили. Многие ведь шли на марш 12 июня просто как на прогулку, отметить победу — разгона, тем более такого, мало кто ждал. А вот если бы его не отпустили, над толпой бы витало что-то вроде «Вставай, страна огромная».
А властям очень не хочется стрелять по людям. После Кровавого Воскресенья отец Георгий Гапон сказал: «У нас нет больше царя». Его и не стало довольно скоро после этого. Нынешние начальники, полагаю, не исключают для себя никакого варианта действий. Но и о последствиях того давнего расстрела тоже помнят.
Но есть и другие выводы.
Ни государства, ни политики
Дело Голунова — не просто привычный нам всем произвол, но показатель плачевного, мягко говоря, состояния государства. Тем, что силовые ведомства работают в тесной связке с криминалом, никого у нас не удивишь, а вот степень непрофессионализма поражает. Речь о полной неспособности даже сфальсифицировать дело — как же им трудно, когда приходится расследовать? Или они не пытаются? Собственно, это тоже не совсем новость — солсберецкие туристы и их коллеги с идиотским лепетом и идущими подряд номерами паспортов тоже не Сократы. Но тут интересно, что товарищи с большими звездами со всеми своими наблюдениями за сетями и прочей контрразведкой оказались неспособны ни просчитать возможную реакцию общества, ни даже соотнести это с Петербургским форумом, который они своей вполне обычной, но не вовремя осуществленной активностью основательно подпортили президенту. За что и поплатились.
Большой вопрос, есть ли у нас вообще государство. Ибо то, что делится своей монополией на насилие с ряжеными под казаков или обнаженными по пояс бандитами — Химкинский лес, прошлогодние протесты в Москве, Екатеринбургский храм — это не государство, а конгломерат мафий.
Печально, однако, что и политиков, в том числе и оппозиционных, у нас тоже нет, как и политических партий. И в Екатеринбурге, и во время протестов по Голунову, и в большинстве других случаев все решалось силами людей, ни с какими политическими организациями не связанными. А политики — не только всякие карикатурные жириновские-зюгановы, но и те, которые всерьез претендуют на что-то, — на площадях не появлялись, по крайней мере, не появлялись в качестве лидеров. Они понимали, что не нужны, что их там не ждут. Но если ты там, на площади, не нужен, ты не политик.
Многим кажется, что эту ситуацию — отсутствие политиков и партий — надо срочно исправлять. Путем, допустим, объединения всех, кто есть, во что-то одно мощное и непобедимое. Но, во-первых, значительной части того, «что есть», на самом деле нет. Партии состоят из одного человека — по крайней мере, публика, тот ее ничтожный процент, который вообще об этой партии слышал, знает только фамилию ее лидера.
Ничего мощного от их объединения не получится, поэтому, кстати, и не объединяются. Когда объединение обещает результат, то довольно часто удается преодолеть взаимную неприязнь и договориться. Как договорились однажды — и выиграли — СПС и Яблоко на выборах в Мосгордуму. А отдавать свое имя просто так, без шансов на успех, никто, естественно, не хочет.
Во-вторых, реальное влияние человека или группы людей у нас никак не связано с тем, называются ли они партией. Способность, например, Навального устраивать марши совершенно не зависит от того, зарегистрируют его как партию или нет.
В-третьих, и это самое главное. Политические структуры призваны заниматься политикой — борьбой за власть в публичном поле и по четким, заранее установленным правилам. У нас нет ни правил (те, что есть, меняются на ходу, и в ходе шахматной партии вам вполне могут сказать, что в последние пять минут мы уже играем в «Чапаева», а вы просто почему-то не в курсе), ни политической борьбы за власть — власть не сменится в результате выборов. Если будет совсем плохо, она их аннулирует, а победителей арестует.
За что бороться
Борьба идет за другое. Шансов на мирную, спокойную трансформацию становится все меньше. А значит, наступит день, когда на развалинах системы надо будет строить что-то новое или, по крайней мере, предотвращать социальную катастрофу. Это будет внеправовая ситуация, и для ее разрешения люди будут рекрутироваться не выборами — это потом, а просто по известности и авторитету. Собственно, так уже было во всех странах нашего бывшего блока и в Прибалтике, как она тогда называлась. Те, кто безнадежно баллотируются сегодня, могут быть востребованы завтра — в этом смысл участия в очевидно нечестных процедурах.
Еще более важен другой аспект сегодняшней борьбы. Режим стоит на страхе и унижении, на формировании у граждан самоощущения холопов. И Марш 12 июня, многим кажущийся бессмысленным — мол, жестко задержаны более пятисот человек, вот и весь итог — на самом деле, не менее важен, чем любые выборы. Ибо он был не за наказание авторов дела Голунова, а, как и пикеты в его поддержку, как и противостояние в Екатеринбурге, как, кстати, и Болотная 2011−2012 годов, за человеческое достоинство.
Не стоит недооценивать этот мотив — недаром украинцы называют свой Майдан Революцией Достоинства. Каждое проявление собственного достоинства любым из нас, а тем более тысячами — это политический акт, приближающий неизбежные перемены. Борьба за человеческое достоинство и против страха — помните Рузвельта: «Не бойтесь ничего, кроме страха!» — это политическая борьба, которая не требует политических структур.
Ясно, что власти будут готовиться к контратакам. Надежды на оттепель не обоснованы ничем, кроме понятного желания увидеть, наконец, наверху хоть проблески здравого смысла. Потерпев поражение от гражданского общества, начальство приложит все усилия к его расколу — эта работа уже началась (один из ее плодов — митинг 16 июня). Но у них ничего не получится — это как вычерпывать море кастрюлькой. Они своим вертикальным мышлением не понимают, что даже если им удастся перекупить/запугать кого-то из уважаемых людей, чтобы они стали подыгрывать им, на их месте в качестве лидеров и авторитетов протеста немедленно появятся новые. Не лидеры порождают протест, а протест — лидеров.
Все будет продолжаться — динамично и с переменным успехом. Взятые высоты не означают победы, но это движение в правильном направлении.
А время работает на борющихся: их оппоненты уже давно ничего не могут предложить стране.
Леонид Гозман, политолог
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции