Мнение обозревателя Бориса Грозовского о консенсусном диагнозе российских экономистов: кто, как и зачем лишил отечественную экономику возможности роста
Уже тринадцатый год в России почти нет экономического роста, а доходы населения снижаются. За отсутствием «пряников» власти все активнее используют «кнут» — репрессии против несогласных с проводимой в стране политикой. Ближайшие перспективы весьма неблагоприятны: примеры быстрого развития закрытых экономик миру не известны. Российская экономика прочно погрузилась в застой.
Однако правящие элиты не заинтересованы в изменении политического курса: у них и так все хорошо. Никакой дискуссии о возвращении к траектории экономического роста в России не ведется. «Командные высоты» в экономике, ее наиболее прибыльные отрасли, монополизированы и контролируются государством или бизнесменами, близкими к руководству страны. Аналогичные монополии (или олигополии) созданы в большинстве сегментов экономики, включая региональный и местный уровень. Именно поэтому целью правящей группы стала «стабильность», позволяющая удержать в своих руках ресурсную ренту. Таковы выводы опубликованного фондом «Либеральная миссия» доклада «Застой-2», в подготовке которого приняли участие лучшие российские экономисты.
Выбор стабильности как приоритета №1 основан на ограниченности горизонта планирования.
Ведь к концу этого длительного периода конкурентоспособность страны серьезно ослабнет. Менее всего такая система выгодна молодежи, квалифицированным специалистам, но они не могут влиять на принимаемые властью решения. Вполне закономерно, что именно в этой среде выше всего недовольство политическим курсом, поэтому против неё в первую очередь и направлены репрессии.
Политической элите отказываться от избранного политического курса невыгодно, ведь любые реформы уменьшат ее возможности по извлечению ренты государственными компаниями и корпорациями, близкими к политическому руководству страны. Губительная для страны политика выгодна ее правящим группам. Круг бенефициаров довольно узок, круг проигрывающих широк. Но пока никакой возможности повлиять на власть с тем, чтобы этот курс скорректировать, не просматривается.
Выигрышный для близких к власти элит статус-кво абсолютно их устраивает. Любое из необходимых экономике изменений вывело бы бенефициаров статус-кво из этого рая. А поскольку общество и бизнес не в состоянии потребовать перемен, эти перемены невозможны. С этими тезисами, думаю, согласились бы все авторы доклада.
Экономисты, занимающиеся совершенно разными темами, каждый со своей оптикой, увидели этот тупик, в который привела страну путинская политика. Так что если читать подряд собранные в докладе «Застой-2» реплики наших лучших макроэкономистов, возникает ощущение редкого и удивительного единодушия, на которое на презентации доклада обратил внимание Константин Сонин, профессор Чикагского университета и Высшей школы экономики.
Потерянное время
Путинское двадцатилетие четко делится на два этапа. На первом (1999-2008) российская экономика, адаптировавшаяся к рынку и конкуренции, к работе на удовлетворение спроса, а не выполнение плановых заданий советских органов управления, быстро росла (в среднем на 6,9% в год). Вероятно, именно это к середине 2000-х годов укрепило в российских руководителях ощущение, что они «схватили Бога за бороду». В результате сместился акцент мер государственной политики: снижение налогов и регулятивных барьеров сменилось быстрым огосударствлением экономики.
В 2009-2020 годах средний темп роста российской экономики не дотянул даже до 1%, составив совсем скромные 0,75% (расчеты по данным МВФ). В последние 12 лет российская экономика развивалась медленнее и глобальной, и даже развитых стран. С 2013 года инвестиции в основной капитал упали на 9%, а доходы населения — на 10%. При этом официальные зарплаты выросли. Это означает, что сотрудники госсектора и крупных компаний стали зарабатывать больше, а средний и малый бизнес — меньше, отмечает соавтор «Застоя-2», Наталья Орлова из «Альфа-банка».
Последние 12 лет были тяжелыми не только для России — замедлилась вся мировая экономика (с 4,2% в 1999-2008 до 2,8% в 2009-2020 гг). Темпы роста у Бразилии и ЮАР (соседи России по BRICS) и развитых экономик вроде Германии и Франции были примерно такими же, как у России. Но если для развитых экономик, где высокий уровень благосостояния уже достигнут, отсутствие роста — не очень острая проблема, то для развивающихся экономик это неприемлемо.
Темп роста мировой экономики в 2010-х годах замедлился на треть, так что даже при оптимальной экономической политике российских властей повторение 7%-ных темпов роста нам уже не светило.
Но рассчитывать на средний темп роста в 2,5-3% в год вместо 0,75% российская экономика вполне могла.
Ведь средняя скорость относительно близких России по уровню развития экономики Турции и Казахстана достигла в 2009-2020 гг. 4,1% и 3,6% соответственно. Кажется, разница небольшая: какие-то 2 процентных пункта в год. Но кумулятивно за 11 лет эти 2 п.п. дают прирост в 24,3%: мы могли бы быть на четверть богаче.
В 2020 году, в отличие от развитых стран, приоритетом российской политики было не сохранение здоровья людей, а минимизация экономического спада. Поэтому пандемическое снижение экономики в России оказалось меньшим, чем в других странах. Однако прошлым годом потерянное время для российской экономики, увы, не закончилось. Ведь никаких позитивных изменений в экономической политике не происходит. Нарастают огосударствление и монополизация экономики, попытки создать в России благоприятный деловой климат закончились откровенным провалом, а из-за внешней политики с 2014 года российские активы стали токсичными для многих иностранных инвесторов.
Поэтому даже оптимистичный МВФ сулит нам в 2021-2025 годах средний темп роста в 2,2% — ниже, чем другим развивающимся и многим развитым странам. Еще скептичнее ОЭСР, прогнозирующая рост России в 2030-2060 годах всего на 1,2% — медленнее даже зоны евро.
«Российская экономика не просто стагнирует — она ориентируется, в качестве цели и идеала, на модель без роста и развития»,
— отмечает в «Застое-2» Константин Сонин.
Хотя сложившаяся экономическая модель крайне неблагоприятна для роста, в краткосрочном плане (2020-е годы) ей не грозят никакие потрясения: спрос на энергоресурсы будет сохраняться, а свободный курс рубля позволяет экономике приспосабливаться к внешним шокам. Это «равновесие стагнации». В долгосрочном плане этой модели угрожают «демографический антидивиденд» (население России стареет и сокращается) и накапливающиеся изменения в энергобалансе: со временем миру будет требоваться все меньше нефти.
Ловушка средних доходов и стратегии роста
Вялый рост развивающихся стран, вырвавшихся из бедности, связан с их попаданием в «ловушку средних доходов», показывает в «Застое-2» профессор Science Po Сергей Гуриев. Пока страна бедна, расти ей намного проще, чем после достижения определенного уровня благосостояния. Дальнейший рост требует хороших институтов (верховенство права, защита прав собственников, повышение качества человеческого капитала), а с этим у развивающихся стран, как правило, проблемы.
Многие развивающиеся страны богатеют за счет ускоренного роста экспорта, который эффективен благодаря низкой стоимости рабочей силы. Этой модели в свое время придерживались Германия, Япония, затем «азиатские тигры», Китай. Но постепенно рост зарплат опережает увеличение производительности труда, делая экономику все менее конкурентоспособной. А научных и технологических ресурсов и, главное, человеческого капитала, чтобы занять более выгодное место в международном разделении труда, еще не накоплено. Институты, которые способствовали росту, переходящей от низкого к среднему уровню доходов (например, стратегия поддержки «национальных чемпионов»), начинают ему мешать, пишет Гуриев.
В ловушку средних доходов последовательно попадали, например, Аргентина, Бразилия и Россия, уровень ВВП которых десятилетиями находится в коридоре 40-70% от развитых стран. Рецепты выхода из нее известны — укрепление прав собственности, стимулирование технологического экспорта и экспорта услуг, инвестиции в инфраструктуру, человеческий капитал, научные исследования и разработки. Но мало кому удается этому рецепту следовать: элитам каждой страны выгоднее сохранение текущего положения дел.
Наиболее эффективное средство выхода из ловушки средних доходов — поиск «институционального якоря», показывает в «Застое-2» профессор UCLA Олег Ицхоки. Этим приемом после кризиса 1997-1998 годов воспользовалась Корея; до нее — страны Южной, а после — Центральной Европы. Они «скопировали» институциональное устройство у своих более удачливых в экономическом отношении соседей.
Конкуренция вместо олигархии, равные условия для иностранных и отечественных инвестиций, борьба с коррупцией, — таков секрет корейского успеха, которым Россия пока не воспользовалась. Эта модель хорошо работает, когда одновременно с импортом институтов догоняющие страны получают доступ на рынки стран, которым они подражают. Все страны, вошедшие в клуб развитых, отмечает Ицхоки, пришли к очень похожей структуре институтов. Главное в ней — наличие государства, которое задает правила игры, равенство всех перед законом и не допускает выборочного применения правил.
Опасная автаркия
В условиях закрытости экономическое развитие невозможно. Почему же российские власти следуют экономической модели, которая в долгосрочной перспективе чревата для страны большими проблемами? Дело в сложившихся коалициях интересов, которым невыгодны реформы и которые защищают сложившийся статус-кво. Российское руководство сознательно проводит курс на все большую закрытость экономики с ориентацией на внутренний рынок и внутренние источники инвестиций, считает ректор Российской экономической школы Рубен Ениколопов. Но тратить ресурсы на повторение на территории страны того, что уже создано в мире, да еще и менее эффективным способом (из-за проблем с международной кооперацией), нерационально, отмечает профессор Высшей школы экономики Олег Вьюгин.
Результатом становится отгораживание России от мира и замедление трансфера новых технологий. Между тем в условиях растущего недостатка рабочей силы технологическое развитие становится еще более необходимым.
Особенно опасно сочетание закрытости с монополизацией экономики,в которой доминируют крупные, связанные с государством компании — устраняется и внешняя, и внутренняя конкуренция. Это лишает экономику источников развития, но выгодно экономическим элитам, связанным с бенефициарами ограничения конкуренции. Им невыгодно повышение как внешней, так и внутренней конкуренции, указывает Ениколопов, а их политическое влияние очень высоко.
Дальнейшее движение в направлении автаркии, диктуемое существующим пониманием политических интересов страны, будет и дальше способствовать долгосрочной экономической стагнации, подчеркивает Вьюгин. Но «генералов автаркии» все устраивает: за счет привилегированного доступа к государственным ресурсам и власти в целом у них постоянно открываются новые ниши деятельности, прибыль растет.
Выйти из технологической и инвестиционной изоляции, оставаясь при этом в политической автаркии, невозможно.Теоретически близость к Европе, высокое качество человеческого капитала и большой размер внутреннего рынка делают Россию привлекательной для крупных мировых компаний. А их присутствие обеспечивает обмен технологиями и ноу-хау, улучшение корпоративной среды и бизнес-стандартов — отечественные компании встраиваются в технологические цепочки добавленной стоимости. Этот процесс очень интенсивно шел в 2000-е годы, но в последние годы российская внешняя политика наложила на это фактический запрет. Прекратилось и вытеснение более конкурентоспособными частными компаниями госкомпаний с внутреннего рынка.
Внешняя закрытость (автаркия) экономики, вызванная политической конфронтацией с Западом, огосударствление экономики, низкая конкурентность внутренних рынков и преференции для приближенных компаний, незащищенность прав собственности — это худшее сочетание для экономического развития, констатируют соавторы доклада. Но это вполне осознанный выбор, позволяющий элитам защитить свои источники ренты и максимизировать ее величину.
Доходности, которую генерируют сырьевые отрасли, хватает и на создание государством финансовой подушки, и на развитие ВПК, и на другие госпроекты, и на личное обогащение правящего круга.
«Если главная цель — сохранить власть, то такая цель, как рост, отходит на второй, а может, и на третий план,
— констатирует Владимир Гимпельсон из Высшей школы экономики. — Особенно если реформы, ведущие к росту, эту власть подрывают». Реформы становятся опасны, поскольку снижают вероятность сохранения элитами контроля над политикой и экономикой страны.
Для новой экономики нужна новая рабочая сила — молодая, образованная, независимая, критически мыслящая, подчеркивает Гимпельсон. Но нынешняя политика делает все, чтобы таких людей было как можно меньше. К 2035 году ситуация усугубится тем, что наиболее многочисленной категорией работников будут не 30-35-летние, как сейчас, а 50-летние. Общество станет менее динамичным, менее готовым к освоению новых технологических достижений. Геополитическое противостояние с Западом — хорошая основа для «промывания мозгов» населению, но очень плохая — для экономического роста.
В России довольно низка доля работников, занятых высококвалифицированным трудом. Она составляет, по оценке BCG, всего 17% (в развитых странах — 30-45%), в то время как низкоквалифицированным трудом заняты 35% (в развитых странах — 15-18%). Все это создает угрозу высвобождения большой части работников по мере технологического развития. У значительной части населения просто не будет навыков, позволяющих перейти на новые технологии. Поэтому в сохранении статус-кво заинтересованы как элиты, так и низкоквалифицированные работники, предчувствующие свою ненужность в случае интенсивного развития экономики.
По сути, политическая система препятствует раскрытию предпринимательского потенциала нации. Увеличивающая закрытость, автаркичность российской экономики становится главным тормозом ее развития, отмечает Константин Сонин. Без свободного перетока идей, талантов, финансов, технологий через границу развитие современной экономики невозможно. Но ничего более враждебного избранному российской элитой направлению движения, чем такая свобода, не существует. Это может пролонгировать «Застой-2» на десятилетия — так же, как это случилось с «Застоем-1». И, возможно, примерно с тем же результатом.
Борис Грозовский
Обозреватель, автор Телеграм-канала EventsAndTexts
