С ноября 2017 г. органами Федеральной службы безопасности России были арестованы восемь активистов движения антифашистов. В Санкт-Петербурге задержаны трое: Виктор Филенков, Игорь Шишкин и Арман Сагынбаев; в Пензе – пять человек: Дмитрий Пчелинцев, Илья Шакурский, Егор Зорин, Василий Куксов, Андрей Чернов. Большинство из них дали признательные показания, и всем им были предъявлены обвинения в участии в террористическом сообществе (ч.2 ст. 205.4 УК РФ).
Впоследствии выяснилось, что показания были получены под пытками. Согласно заявлениям арестованных, их вывозили в лес, били, подвешивали вниз головой, пытали электрическим током. Также заявил о применении к нему пыток Илья Капустин, проходящий по этому делу свидетелем. Эти заявления подтверждаются свидетельскими показаниями, заключениями членов Общественной наблюдательной комиссии Санкт-Петербурга и опубликованными фотографиями. К задержанным некоторое время не допускали адвокатов по соглашению.
Людей фактически похищали на улицах, после чего они «пропадали» на время до двух суток. Именно тогда от них и добивались признательных показаний, применяя пытки. По сути, имели место насильственные исчезновения. В города России принесены методы, ранее широко практиковавшиеся в контексте «контртеррористической операции» на Северном Кавказе, а в последние годы распространившиеся и на Крым.
Мы не отрицаем необходимости борьбы с реально существующей террористической угрозой. Однако в данном случае, очевидно, имеет место фальсификация уголовного дела и фабрикация доказательств с грубым нарушением прав арестованных и российского законодательства.
Мы требуем прекратить уголовное дело, построенное на недопустимых доказательствах. Мы требуем отстранения сотрудников, использовавших незаконные методы. Мы требуем эффективного расследования пыток. Для общественного контроля этого расследования мы призываем Уполномоченного по правам человека в РФ и Совет по правам человека и развитию гражданского общества при Президенте РФ использовать все свои возможности – в частности, создать совместную комиссию.
Правозащитный совет России намерен вести тщательный общественный контроль за всеми обстоятельствами этого дела.
К заявлению прилагается оригинал адвокатского опроса Дмитрия Пчелинцева, проведенного адвокатом Олегом Зайцевым 6 февраля 2018 г., с расшифровкой этого текста.
Правозащитный совет России:
Людмила Алексеева, председатель Московской Хельсинкской Группы
Валерий Борщев, председатель правления Фонда «Социальное партнёрство», член Московской Хельсинкской Группы
Светлана Ганнушкина, председатель Комитета «Гражданское содействие», член Совета Правозащитного центра «Мемориал»
Игорь Каляпин, председатель Комитета против пыток
Григорий Мельконьянц, сопредседатель Совета движения в защиту прав избирателей «Голос»
Олег Орлов, член Правления «Международного Мемориала», член Совета Правозащитного центра «Мемориал»
Лев Пономарев, исполнительный директор общероссийского движения «За права человека», член Московской Хельсинкской Группы
Наталья Таубина, директор Фонда «Общественный вердикт»
Александр Черкасов, член Правления «Международного Мемориала», председатель Совета Правозащитного центра «Мемориал»
Оригинал адвокатского опроса Дмитрия Пчелинцева
Расшифровка адвокатского опроса Дмитрия Пчелинцева
«Могу пояснить следующее, что 27 октября 2017 года примерно в 6:00 часов я вышел из дома, чтобы встретить свою бабушку. Возле торца дома, когда я шел к своему автомобилю, ко мне неожиданно подошли четыре человека, одетые в гражданскую одежду. От неожиданности я выставил руки вперед. Эти люди стали меня сразу избивать, повалили меня на землю. Лица их были открыты, я могу их опознать. В дальнейшем некоторые из них конвоировали меня для доставки из СИЗО в здание УФСБ. Один на вид был 35-летнего возраста, волосы русые, одет в куртку серого цвета, плотное лицо и телосложение. Они спросили мою фамилию и стали наносить удары по различным частям тела. Укоряли меня за то, что я выставил руки вперед при задержании сотрудниками ФСБ. Они забрали у меня ключи от замка входной двери квартиры, воспользовавшись ими, зашли в квартиру, где спала моя супруга, для проведения обыска.
28 октября 2017 года, когда я был заключен под стражу по решению суда в СИЗО на улице Каракозова, примерно в 16 часов я находился в своей одиночной камере 5.1. Ко мне зашли спецназовец, старший смены и майор УФСИН, они мне сказали выйти из камеры и пройти в рядом расположенную камеру карцера. Так я и сделал. В это помещение сразу зашли 6-7 человек, половина из них были в форменной одежде, камуфляже типа «мультикам», другая половина была в гражданской одежде, но у всех у них на головах были маски-балаклавы. Несмотря на эти головные уборы, скрывающие лица, я могу часть людей этих опознать по голосу, телосложению и одежде. Некоторых я впоследствии узнавал при сопровождении меня и конвоировании. Они стали указывать мне, что мне нужно сделать, я выполнял их команды. Разделся до трусов, сел на лавку, вытянул руки назад, голову наклонил вниз. Вначале я думал, что это какая-то необходимая процедура осмотра, положенная для всех поступивших в СИЗО, поэтому я так добровольно подчинялся. Затем скотчем они сзади связали мои руки, также скотчем ноги привязали к ножке лавки, в рот мне положили кусок марли. У одного из них руки были в белых медицинских, резиновых перчатках, он достал динамо-машину и поставил на стол, канцелярским ножом зачистил два провода, сказал мне, чтобы я оттопырил большой палец ноги. Другой потрогал мне на шее пульс рукой, в дальнейшем он делал это не раз, он контролировал мое состояние. Он удивился, что пульс спокойный и у меня нет волнения — это было от того, что я вначале не понимал происходящее.
Затем [человек] в перчатках стал крутить ручку «динамо-машины». Ток пошел до колен, у меня стали сокращаться мышцы икровые у ног, меня охватила паралитическая боль, я стал кричать, начал биться спиной и головой о стену, между голым телом и каменной стеной они подложили куртку. Все это продолжалось примерно 10 секунд, но во время пытки мне это показалось вечностью.
Один из них стал разговаривать со мной. Дословно он сказал: «Слова «нет», «не знаю», «не помню» ты должен забыть, ты меня понял?». Я ответил: «Да». Он сказал: «Правильный ответ, молодец, Димочка». Затем мне в рот снова засунули марлю и по три секунды в течение четырех раз продолжили пытку током. Затем меня швырнули на пол, при падении, будучи связанным за одну ногу к ножке лавки, я упал и сильно разбил колени, они стали сильно кровоточить. С меня стали стягивать трусы, я лежал вниз животом, они пытались присоединить проводы за половые органы. Я стал кричать и просить перестать издеваться надо мной.
Они стали твердить: «Ты лидер». Чтобы они остановили пытки я отвечал: «Да, я лидер». «Вы собирались устраивать террористические акты». Я отвечал: «Да, мы собирались устраивать террористические акты». Один из тех, кто измерял мой пульс на шее, одел свою балаклаву на голову мне, чтобы я их не видел. В один из моментов я потерял сознание на некоторое время. После того как они ушли, в помещение зашел уфсиновец и сказал мне, чтобы я оделся, он отвел меня в мою одиночную камеру. На следующий день, 20 октября 2017 года, чтобы пытки не продолжались, я разбил бачок от унитаза и осколками порезал себе руки на сгибах и шею. Было много крови от порезов на одежде, на полу, я упал на пол. По видеонаблюдению, установленному в камере, наверное, увидели мои действия. В камеру зашли сотрудники СИЗО и оказали мне медицинскую помощь. Затем ко мне приходили психолог СИЗО — Вера Владимировна.
По поводу видеокамер, которые установлены в моей камере, а также в карцере и коридоре, я могу сказать, что в момент прихода сотрудников ФСБ их или отключают или «стирают» записи в последующем, или что-то делают с датчиками. Сотрудники ФСБ полностью управляют сотрудниками УФСИН.
8 ноября 2017 г. примерно в 17 часов стал уходить «старший смены», я обратился к нему: «Со мной точно все будет нормально?». Он ответил мне: «Не переживай, я сейчас вернусь». Уход его я связал с тем, что накануне в прошлый раз, когда он ушел, по этажу разносился крик Сыгынбаева. Я понял, что его пытали. Впоследствии мы пересеклись с ним и при встрече он попросил у меня извинения за то, что дал показания на меня.
Затем к двери моей камеры подошел лейтенант УФСИН. Я написал на листке, обращаясь к нему: «Я могу быть здесь в безопасности?». Он крупно написал: «Да». После этого я показал ему на груди и животе огромный синяк, давая понять, что меня пытали. Через некоторое время он открыл дверь камеры и в нее забежали четыре человека в арестантской робе, под этой робой топорщилась гражданская одежда, все они были «мешковатые». У всех на головах у них были маски типа «БАФ» (Buff — компания-производитель бандан, шарфов и балаклав для активного отдыха и спорта — МЗ), шарфа-трубы черного цвета.
Забежав, они стали бить меня руками и ногами, по животу, почкам, голове. От данных ударов у меня были ссадины и синяки. Они били так, как в спортзале, чтобы меньше было следов. Мне они сообщили, что они из «блат-комитета», что из-за меня им перекрыли кислород. Что они мне дают срок в одну неделю, чтобы я решил проблему с «мусорами», если не решу, меня опустят. Все это один из них снимал, делал видеозапись на смартфон. За дверью все это время находился уфсиновец. Четверо эфэсбэшников из «блат-комитета» ушли. Впоследствии некоторых из них я также узнавал при сопровождении меня и конвоировании. Затем вернулся старший смены, капитан. Я ему сказал: «Как вам можно верить, только что ко мне в камеру заходили эфэсбешники и избили меня?!». Он сделал недоуменный вид.
После этого множество раз ко мне в СИЗО приходили оперативные сотрудники ФСБ уже без масок, общались со мной в комнате для свиданий. При общении со мной оказывали и оказывают психологическое давление. Они мне угрожают, шантажируют и манипулируют. На допросе следователь сказал мне, что он дает разрешение на посещение оперативным сотрудникам, они находятся у него в подчинении и у них своя работа.
После того как я предпринял попытку суицида, вскрыл себе вены, меня поставили на специальный учет в СИЗО, наручники не снимают с моих руки даже когда я подписываю протоколы.
Хочу дополнить, что, когда меня пытали током, у меня был полон рот «крошенных зубов» от того, что я сжимал зубы от сильной боли и у меня была порвана уздечка языка, весь рот был полон крови и в один из моментов один из пытавших сунул в рот мой носок. От избиений у меня была разбита голова».