Время перемен. Почему высокий рейтинг Путина обманчив

20 апреля 2017
Общество

Коррупция вызывает раздражение прямо сейчас. Поддержка национального лидера превратилась в ритуал

Акция протеста 26 марта может расцениваться как рубежная. Подводя своеобразную черту под тремя годами крымского консенсуса, она формирует новый социально-политический вызов власти. В условиях обновления общества придется проводить президентскую кампанию, основной формат и содержание которой, судя по всему, пока до конца не определен. В какую сторону будет развиваться вектор общественных настроений и какой будет динамика поддержки власти, сейчас не скажет никто. Но есть как минимум три индикатора, указывающие на появление опасных угроз для стабильности рейтинга власти.

Токсичное окружение
Режим очень долго, ⁠вплоть до 2014–2015 ⁠годов, держался на ⁠высокой персональной поддержке Владимира Путина со стороны ⁠населения. В кризисные моменты она снижалась, при успехах возрастала, но в любой ⁠ситуации Путин как главный источник политической легитимности выполнял роль цемента всей системы. Начиная с 2014–2015 годов ситуация стала меняться. Наблюдатели привыкли винить в этом геополитический кризис, санкции, падение мировых цен на нефть. Но на самом деле за этим скрывался процесс формирования (политизации) нового олигархического класса. Именно в это время путинское окружение, аккумулировавшее крупные активы и финансовые ресурсы, стало превращаться в олигархию, причем очень тесно связанную с государством, госкомпаниями и бюджетом.

Путинская элита, очень долго находившаяся в тени, начала играть заметную публичную роль, а президенту приходится идентифицировать свое отношение к ней, неизбежно протекционистское. И если в 2000-е Путин мог позволить себе возглавить антиолигархический тренд, а все его приближенные вели себя незаметно и тихо, то начиная с 2014 года он сам встает по другую сторону баррикад – против народного гнева. Формальным поводом для такой защиты стали санкции: Путин был вынужден публично заступиться за «обиженных» Западом. Но вскоре ему пришлось прикрывать «друзей» и по совсем другим, внутриполитическим поводам: за Аркадия Ротенберга (проблема системы «Платон»), Игоря Сечина (зарплаты, бонусы, дачи-яхты), Турчака (избиение Олега Кашина). В отношении новой олигархии, частью которой население видит не только бизнес-приятелей главы государства, но и всех его ставленников внутри «вертикали», начинает формироваться первый выраженный социальный негатив.

Ярче всего это пока проявилось в падении рейтинга Дмитрия Медведева, оказавшегося для Путина «чемоданом без ручки». Рейтинг одобрения деятельности премьера в марте упал сразу на 10 процентных пунктов – с 52% до 42% – и достиг абсолютного минимума за последние 10 лет – вероятное следствие распространения фильма ФБК Алексея Навального. При этом сдавать Медведева Путин явно не намерен, по крайней мере пока. Падает доверие к региональным властям и Госдуме, а также к власти в целом. А число тех, кто убежден, что коррупция поразила органы власти сверху донизу, выросло за год на 7%.

На самом деле отношение к коррупции интересно не с точки зрения, признает ли население ее наличие, а с точки зрения ее эмоционального восприятия. До тех пор, пока в обществе на вопрос о воровстве отвечают рутинно («все воруют и будут воровать», «ничего не поделать»), проблема будет оставаться деполитизированной. Но когда акты коррупции начнут возбуждать негативные чувства, вопрос станет политическим. Судя по всему, именно это и происходит сейчас: соотношение между оценкой собственного положения и положения элиты с точки зрения понятия социальной справедливости становится все более выразительным, а восприятие – негативным и выраженно эмоциональным. Это и формирует ту самую политическую энергетику, накопление которой приводит затем к оживлению снизу и возвращению уличного фактора во внутреннюю политику.

Крымское похолодание
Еще одна особенность текущего периода – рутинизация Крыма. Общее отношение россиян к присоединению полуострова остается стабильно позитивным и высоким, но наблюдается снижение числа тех, кто считал, что Крым и Севастополь должны получать помощь из федерального бюджета в больших объемах, чем другие регионы: сейчас таких всего 10% против 23% в марте 2014 года. Позитивная эмоция и эйфория постепенно вымещаются рациональными аргументами. Крым хоть и наш, но не любой ценой. Лозунг «Крым наш» приобретает новое значение: народного, а не путинского.

Возможно, именно поэтому Кремль сейчас прилагает усилия к тому, чтобы снизить идущий сверху эмоциональный «крымский накал», понимая, что накачивание эмоций может пойти во вред и вызвать раздражение. Так, Путин не пришел на празднование годовщины присоединения Крыма, был несколько снижен и статус главного праздничного мероприятия.

Последний опрос Левада-центра подтверждает факт «привыкания» россиян к Крыму. С одной стороны, есть историческая справедливость, в соответствии с которой подавляющее большинство верит в значимость возвращения полуострова. С другой стороны, появилась социальная справедливость, базирующаяся на внутреннем неприятии особого, как бы привилегированного статуса нового субъекта РФ и крымчан.

Все это будет в значительной степени затруднять усилия по использованию крымского фактора как способа мобилизации: как в целом за власть, так и за Путина в рамках его избирательной кампании.

Наконец, есть тут и еще один вызов – противоречие «крымской повестки» (остающейся ура-патриотической, жестко консервативной, даже изоляционистской) реальной повестке дня, диктуемой финансово-экономическим кризисом и сохраняющимся желанием поладить если не с США, то с отдельными западными лидерами. Как бы быстро Россия ни двигалась в сторону от Запада и западной модели демократии, ключевой сдерживатель для «лукашенизации» – страх Путина перед ролью изгоя – сохраняет свою актуальность. Причем важно отметить, что понятие «изгой» опасно для Путина не с точки зрения степени неприятия со стороны лидеров крупных держав, а с точки зрения рисков падения его реального влияния на международные вопросы. В этом смысле «крымская повестка», слишком разогревшись, начала играть негативную роль, провоцируя образование агрессивно-автономного класса охранителей, ориентированных на сохранение «ценностей», а не Путина и влияющих на демонизацию России.

Ритуальное одобрение
Надо признать, что эксперты, политологи и журналисты немного устали от социологии. Феномен общемировой, но в России своя специфика: тезисы «ну сколько можно!» (поддерживать Путина), «все опросы подстроены» или «ну скоро ли в России революция» (через месяц или максимум два?) можно слышать регулярно. Но вопрос сегодня состоит не в том, чтобы понять, сколько людей на самом деле не поддерживает власть, а насколько стабилен высокий рейтинг Путина. Оценить же это можно лишь по очень косвенным признакам, выступающим своеобразными маркерами потенциальных проблем Кремля в будущем. Одним из них может оказаться дистанцирование россиян от власти. Доля граждан, определенно не готовых лично участвовать в политике, достигла рекордного за последние годы уровня – 52%. Избегая контакта с властью и «полагаясь только на себя», живет 61% опрошенных.

Отстраненность от политики не новое явление. И даже рекордный показатель на самом деле не демонстрирует каких-то кардинальных изменений (в 2006 и 2012 годах не готовы были участвовать в политике 49%). Но это позволяет понять природу социальной поддержки режима, получающего свою легитимность через делегирование политических функций «национальному лидеру». Это делегирует ему не управление, как в классической демократии, а выполнение легитимирующих функций, тех самых, которые в Конституции закреплены за народом. Путину позволяется избирать парламент, назначать губернаторов и сенаторов, в такой ситуации и выборы кажутся избыточными, а точнее, дублирующими.

Опасность для Путина в такой ситуации заключается в том, что эта привилегия выполнять политические функции легитимации от имени народа ему дана персонально. Ни Медведев, ни «Единая Россия» такой легитимности не имеют, пользуясь «поддержкой» как агенты Путина. А когда Путин начинает включать в эту систему Ротенбергов – Ковальчуков, Сечиных – Чемезовых, эти негласные полномочия Путина девальвируются. Более выраженная отстраненность от политики в этих условиях может сигнализировать о снижении надежд на реальную способность Путина заметно улучшить качество и уровень жизни населения, но при этом рейтинг его может оставаться стабильно высоким. Поддержка же президента становится ритуальной, отражающей не позитивное (активное) отношение к нему, а пассивное отношение к происходящему и страх, что будет хуже.

Если в 2016 году к новой реальности начала активно адаптироваться власть (кадровая перетряска и новая стилистика управления), то в 2017-м преобразования начнутся в обществе. Оживление пойдет именно снизу, причем это вряд ли будет заслугой оппозиции: последней придется столкнуться с растущей конкуренцией, причем как внутри внесистемных, так и со стороны системных сил, пытающихся отчасти предложить власти свои арбитражные или коммуникационные услуги. И элиты, и население начинают тестировать свои возможности в условиях, когда пройден определенный рубеж консенсусного моратория на активность. В скором времени будет формироваться новый рубеж между все более технократической (нейтрально-механизированной) властью и оживляющейся общественно-деловой средой. И если динамика этих процессов окажется высокой, то время перемен может наступить раньше даты голосования за новый путинский срок.

Татьяна Становая

Общество

Индивидуальные консультации и тренинги: в «Технограде» на ВДНХ пройдет карьерный форум

Разобраться в темах, посвященных трудоустройству, развитию карьеры и смене деятельности, помогут более 20 экспертов. 7…

Общество

«Цифра» с человеческим лицом: В ТПП РФ наградили технологических лидеров

В Конгресс-центре Торгово-промышленной Палаты РФ 9 октября состоялась церемония награждения лауреатов премии «Технологии и инновации…

Общество

«Удачные песни». Татьяна Буланова исполнила песню на стихи Михаила Гуцериева «Мама моя милая»

В концертном зале LIVE Арена прошёл ежегодный фестиваль «Радио Дача». Программа «Удачные песни» на треть…