Первый, и, пожалуй, единственный потребительский плюс от падения рубля: Zara, Benetton, IKEA задумались о размещении производства в России. Finn Flare уже обзавелась фабрикой в Москве. «С учетом девальвации у нас неплохие перспективы», — признают в Минпромторге.
Иными словами, отечественная рабочая сила теперь намного дешевле, поэтому мы вроде бы можем отобрать часть работы у стран третьего мира. Но не за счет ли самого третьего мира?
Согласно соцопросам «Ромир», 72 тысячи рублей в месяц большинство россиян считают достаточными для «нормальной жизни». 1000 долларов все-таки не сравнятся с теми расценками, по которым продает свой труд густонаселенный Восток.
Жители простаивающих моногородов и депрессивных российских регионов будут намного сговорчивее, но не до такой степени, чтобы предпочесть зарплаты на уровне прожиточного минимума поискам лучшей жизни в столицах.
Инфляционный бич российского кризиса увеличивает расходы на питание и коммуналку и, как следствие, стоимость местной рабочей силы.
Получается, надпись made in Russia не сделает одежду всемирно известных брендов сильно дешевле импортных аналогов — если, конечно, не задействовать наряду с местными трудовыми ресурсами еще и мигрантов. Вполне возможно, что в итоге производство будет отечественным исключительно по месту расположения и географии налоговых отчислений, а вновь созданными рабочими местами воспользуется все тот же третий мир.
Раньше он обеспечивал спрос на энергоносители, теперь становится едва ли не главным драйвером для несырьевых секторов российской экономики. Миграция превращается в важный антикризисный инструмент, по сути аналогичный запуску печатного станка. Только роль дешевых денег здесь выполняет дешевый труд, что страхует от неизбежного в первом случае всплеска инфляции. То есть макроэкономические риски намного ниже — в отличие от политических и социальных.
Парадокс: миграционная подпитка позволяет россиянам как потребителям чувствовать себя достаточно комфортно несмотря на кризис, при том что сами мигранты с точки зрения общественного самочувствия нередко становятся причиной серьезного дискомфорта.
В этом смысле вдвойне показательно упразднение Федеральной миграционной службы (ФМС) и возвращение данной тематики в ведение МВД. Есть вполне очевидный геополитический и криминальный фон (если вспомнить трагический февральский инцидент с обезумевшей няней из Узбекистана). Но, строго говоря, пресечение экстремистских проявлений как со стороны гастарбайтеров, так и по отношению к ним и без того входит в компетенцию силовых и правоохранительных ведомств. И прежде всего — Министерства внутренних дел.
С другой стороны, в 2004 году, когда ФМС была создана на базе профильных подразделений все того же МВД, нетто-миграция (разница между прибывшими и уехавшими) была минимальной за всю постсоветскую историю. Стало быть, импорт дешевой рабочей силы еще не оказывал такого влияния, как сегодня. Не говоря о том, что «нефтяное ралли» на мировых рынках только начиналось и у отечественной экономики хватало других стимулов.
Лишнее доказательство того, как изменились времена и настроения с тех пор, — недавний опрос ВЦИОМ. За десять лет доля опрошенных, одобряющих привлечение гастарбайтеров в ЖКХ, выросла с 39 до 53 процентов. Вряд ли каждый респондент сопоставляет стоимость коммунальных услуг с происхождением трудовых ресурсов, но проявлением толерантности подобные результаты тоже не объяснишь. Ведь одновременно доля желающих видеть мигрантов в местных органах власти упала с 21 до 14 процентов, а в правоохранительных органах — с 23 до 16 процентов.
Зато сами правоохранительные органы в лице МВД отныне получают в свое распоряжение мощный рычаг воздействия на коммунальщиков, ретейлеров, строителей и представителей прочих отраслей, которые минимизируют издержки благодаря мигрантам. Таким образом МВД становится и силовым, и экономическим ведомством. Это как минимум компенсирует Владимиру Колокольцеву издержки, связанные с формированием Национальной гвардии, которая «отбирает» у министерства не только внутренние войска, но и ФГУП «Охрана». А как максимум — переводит в совершенно иную плоскость спор о допустимых границах во взаимоотношениях силовиков и бизнеса.
Александр Бирман
