Смогут ли органы госбезопасности и гражданское общество стать союзниками
20 декабря сотрудники органов госбезопасности России отмечают свой профессиональный праздник. В этот день была образована Всероссийская чрезвычайная комиссия. Вчера эта дата была омрачена стрельбой около здания ФСБ в Москве. О том, как между силовиками и гражданским обществом растет недоверие и можно ли изменить эту ситуацию, рассуждает историк советских спецслужб и зампредседателя совета Научно-информационного и просветительского Центра «Мемориал» Никита Петров.
«ФСБ является укрывателем преступлений, которые были совершены органами ВЧК-НКВД-КГБ»
— На ваш взгляд, можно ли нынешнее ФСБ назвать преемницей НКВД-КГБ? Да, сам Александр Бортников признает эту преемственность, когда занимается апологией сталинских репрессией. И правозащитники называют нынешних сотрудников ФСБ «чекистами». Но одно дело слова, а другое — практика. Мы видим, что идеология и объект служения у нынешних «чекистов» иные. Есть даже ветераны КГБ, которые критически отзываются о правлении Путина и нынешней ФСБ. Что вы думаете на этот счет?
— Конечно, сегодня служение в органах госбезопасности не совсем такое, каким оно было в годы советской власти. ВЧК-НКВД-КГБ — это прежде всего вооруженный отряд коммунистической партии, это те, кто стоял на страже коммунистической идеологии и боролся со всеми теми, кто с этой идеологией был несогласен, в том числе методом прямых репрессий. Я уже не говорю про сталинский период — это была эпоха тотальных арестов и массовых расстрелов.
Но сама по себе преемственность между КГБ и ФСБ выводится из того факта, что все архивные материалы, которые образовались в органах государственной безопасности Советского Союза, сегодня находятся под контролем ФСБ и тщательно оберегаются — главным образом от посторонних глаз. То есть материалы, которые выдаются исследователям, это крохи по сравнению с тем массивом, который имеется. Мы видим постоянные проблемы, связанные с доступом к документам советского периода. На мой взгляд, все это необоснованные и надуманные ограничения. Более того, в том, что держатся в тайне даже материалы 20-30-х годов, я вижу некую маниакальность. То есть ФСБ фактически сегодня укрывает преступления, которые были совершены органами ВЧК-НКВД-КГБ. В этом смысле ФСБ, конечно, преемница советских структур госбезопасности. Я бы назвал это родовой травмой ФСБ.
Что касается содержания нынешней деятельности этой структуры, то есть универсальные методы спецслужб. Это работа с агентурной сетью, использование технических средств получения информации. Но в современной России этот арсенал средств вновь используется прежде всего для подавления тех или иных форм инакомыслия, для борьбы с людьми, высказывающими критические замечания в адрес власти. Сегодня даже вернулись к такому рудиментарному методу работы из арсенала КГБ, как «профилактика». В КГБ «профилактическая работа» проводилась для запугивания несогласных с советским режимом и являлась комплексом мер, направленных на изменение поведения индивида. Для КГБ было важно психологически сломать человека и заставить его прекратить критику режима. В ход шли все приемы: от «отеческого внушения» до прямых запугиваний и шантажа.
— На ваш взгляд, зачем нынешние спецслужбы связали себя печальным прошлым советских спецслужб?
— Начнем с того, что в 1992 году изначально была попытка уйти от прошлого и наполнить деятельность органов госбезопасности демократической России новым содержанием и новыми смыслами. Даже была назначена другая дата профессионального праздника — это 24 января в честь того, что в этот день в 1992 году было организовано министерство безопасности Российской Федерации. Это должно было быть новое учреждение, которое работает в рамках правового и демократического государства и, естественно, использует все свои средства для защиты прав граждан.
Но уже через несколько лет выяснилось, что без серьезного кадрового обновления, без нового идейного наполнения создать новые спецслужбы не получается. И в итоге быстро скатились в прежнее состояние — через пять лет днем работников органов госбезопасности вновь стало 20 декабря. А что такое 20 декабря? Это дата, за которой тянется глубокий след многочисленных преступлений. Брать эту дату в качестве своего профессионального праздника можно было лишь в том случае, если было намерение оправдать или затушевать все преступления советского периода. То есть они сознательно вернулись к дискредитировавшей себя советской схеме. Поэтому совершенно логично называть нынешних сотрудников ФСБ «чекистами».
«Часть „чекистов“ еще в 70-е годы ударилась в православие, но не афишировала своего увлечения»
— С вашей точки зрения, как можно объяснить термин-оксюморон «православный чекизм», о котором еще десять лет назад пела рок-группа «Телевизор» в песне «Заколотите подвал». Но она это делала с насмешкой. Это некий гротеск, задача которого потрясти сознание обывателя, или это и есть то самое новое ценностное и идейное наполнение российских органов госбезопасности?
— Повод для возникновения такого термина дали сами современные российские «чекисты». После краха коммунистической партии и ее идеологии они ощутили некий вакуум для мотивации служения. Нужно было его чем-то заполнить. Если раньше они служили делу пролетарского интернационализма и победе «прогрессивного» строя во всем мире, то теперь возникла необходимость обустраивать то, что называется национальным государством. И здесь лучшей идеологии, чем православная вера, они не смогли найти. Более того, ряд высокопоставленных «чекистов», таких как Николай Леонов, который когда-то в советской разведке возглавлял аналитическое подразделение, тут же заделались ведущими всевозможных духовных телепередач, где вступили на привычную им стезю: обличение бездуховного Запада, который теперь уже борется не с коммунизмом, а с православной верой и нашими «традиционными ценностями». Они просто заменили идеи марксизма-ленинизма на православие и, как поется в песне, вновь продолжили свой бой. Православие для них стало опорой, чтобы подчеркивать исключительность Российской Федерации, ее особый путь и особую духовность.
— Это искренне или это лицедейство?
— Я допускаю, что ряд высокопоставленных генералов в КГБ еще в советское время были склонны полагать, что идеи коммунизма себя исчерпали, уже не оправдывают и не позволяют устроить изоляционистский, ксенофобский конструкт, каким в конце концов сегодня стала Российская Федерация. Часть «чекистов» еще в 70-е годы ударилась в православие, но не афишировала своего увлечения. Еще больше увлеклось православием на рубеже краха советской идеологии.
— Тогда насколько тесно связана Русская православная церковь с «чекистской» средой? Вероятно, не случайно, когда власть сосредоточилась в руках выходцев из КГБ-ФСБ, РПЦ получило «зеленый свет» практически везде в нашем обществе, вплоть до самых абсурдных ситуаций и форм.
— Надо признать, что после 1991 года, когда стали известны факты массового сотрудничества на тайной основе иерархов РПЦ с КГБ, это стало для русского православия некой травмой, которая не была проработана и изжита. Общественные дискуссии на эту тему были погашены. Но это довольно важная тема. Церковь в советское время была под жестким контролем и прессингом государства. И это не вина церкви, а ее беда. И эта беда началась давно, когда богоборческое советское государство стало бороться с духовными лицами всех конфессий, а с православными особенно жестким образом, расстреливая священнослужителей, помещая Патриарха Тихона под арест и устраивая всевозможные расколы внутри церкви. Это привело к тому, что церковь перед Второй мировой войной была практически разгромлена, многие священнослужители ушли в бродяжничество. Огромное число священнослужителей, расстрелянных в 30-е годы, сегодня стало новомучениками. Есть очевидные преступления советской власти против церкви. Но церковь старалась выжить и шла на компромиссы с этой властью. Историю этих сложных взаимоотношений церкви и власти нужно было проанализировать. Но честного разговора на эту тему так и не произошло. Осталась травма, которую где-то глубоко в себе носит РПЦ, и она разрушает церковь изнутри. В том числе эта травма порождает различные конспирологические теории и слухи, что церковь — это вовсе не церковь, а креатура бывшего КГБ.
«В каждой стране, где есть спецслужбы, должен быть сильный парламентский контроль над ними»
— Способна ли правящая группа силовиков, прежде всего выходцев из КГБ и ФСБ, измениться естественным путем? С одной стороны, мы видим, что, например, сын Геннадия Гудкова стал видным оппозиционером. С другом стороны, мы видим, что, например, сын главы пресс-службы ФСБ Александра Здановича в этом году был приговорен к 10 годам колонии строгого режима за приготовление к продаже наркотиков. Что касается бывшего директора ФСБ Николая Патрушева, то его сын занялся экономической деятельностью. Итак, мы видим, что «чекистам» надеяться на то, что их знамя будет подхвачено их сынами, не особо приходится. Закончится их век — закончится их власть.
— Да, в КГБ в свое время поощрялась потомственность, когда дети шли по стопам отцов, потому что они росли в подготовленных семьях, где был культ конспирации, культ служения государству и партии. Это был удобный резерв для рекрутирования новых кадров в КГБ. Сегодня я бы поставил вопрос так: а есть ли сейчас в ФСБ здоровые силы, которые действительно понимают, что России лучше бы быть правовым демократическим государством, где соблюдаются права и свободы человека и есть независимый суд, поскольку это дает стране будущее, ставит ее на нормальный цивилизационный путь и не позволяет скатиться к авторитаризму и систематическому нарушению прав граждан? Наверняка в ФСБ такие люди есть, но, боюсь, их не так много. Поэтому я испытываю пессимизм по поводу того, что старая гвардия «чекистов» сама собой изменится естественным путем, а на ее место придут просвещенные люди.
— То есть идейная и ценностная эволюция в среде «чекистов» невозможна? Нужно ждать, когда произойдут какие-то серьезные изменения во внешней среде?
— Даже если будут внешние факторы, все равно остается проблема, готова ли внутренняя среда их воспринять как некий сигнал к тому, что пора пересматривать основы собственной деятельности. Ведь если мы возьмем годы горбачевской перестройки, то большая часть «чекистов» ее поддерживала. Они понимали, что необходимы не только экономические реформы, но и политические, что многие вещи нужно оставить в прошлом и двигаться к социалистическому плюрализму, к гласности, к работе с открытой душой, чтобы не стыдно было смотреть обществу в глаза за ранее совершенные преступления.
Я думаю, что если сверху будут меняться директивы в сторону демократизации и открытости, то в силовых структурах найдется немало людей, которые воспримут это со всей душой. Но во многом есть и то, что мы называем необратимой деформацией. Это стяжательство и коррупция, которые приобрели чудовищные масштабы, когда у офицеров не только ФСБ, но и МВД в квартирах находят миллионы евро, когда они получают крупные взятки, не отходя далеко от служебного кабинета. То есть у них уже давно нет страха быть наказанными. Таких примеров в печати уже много. Это не только моральное разложение среды «чекистов», это и крах государственности как таковой. Если есть подобное, то значит, что система работает сама на себя, а вовсе не на благо страны и общества.
— Возможно ли «вылечить» российские структуры госбезопасности? Ведь в любой стране есть спецслужбы, нужно лишь переформатировать их работу, поставить рамки, за которые они не могут выходить. Или российский случай — это отдельная история, стоящая за рамками истории цивилизации, и изменить их очень сложно?
— В каждой стране, где есть спецслужбы, должен быть сильный парламентский контроль над ними. Например, те скандалы, которые возникают в нашей стране в связи с работой ФСБ, должны быть непременно предметом думских слушаний. Нужно назначать комиссии, выяснять обстоятельства. Так делается в нормальных государствах, которые называются правовыми. У нас ничего подобного нет. Это и есть главный изъян их работы. Без его изжития никакого «лечения», никакой санации ФСБ не будет. Сегодня ФСБ выведена из-под контроля со стороны общества. Мы видим антиправовые черты в ее деятельности. И не случайно некоторые критики сегодня называют их опричниками.
«ФСБ борется против правозащитников и детей»
— В правозащитной среде сложился негативный образ работника ФСБ. Он всегда «палач» и «на Лубянке всегда 37-й», как говорила Новодворская. Но ясно, что это демонизация оппонентов. И те, и другие — граждане одного общества. Возможно ли изменение восприятия одних другими и при каких условиях?
— Восприятие Валерии Ильиничны Новодворской базируется на ее многолетнем опыте, когда КГБ ее травил, держал в тюрьме и психиатрической больнице, все это было абсолютным беззаконием. Что касается сегодняшнего периода истории, то ведь у правозащитников такое восприятие возникает не умозрительно, а из практики, как говорится, «по плодам узнаете их». А плоды какие? Против кого сегодня борется ФСБ? Против правозащитников, против детей, которые высказали какое-то мнение в интернете! Ведь это же повторение самых худших примеров советского времени. И в таком случае для правозащитника все становится ясным: это организация работает против прав и свобод наших граждан. Вообще, само законодательство у нас уже противоречит Конституции, потому что введенными в Уголовный кодекс новыми статьями отрицается право граждан свободно высказываться. И в данном случае ФСБ стала инструментом антиконституционной борьбы против прав граждан.
— Представляете ли вы себе такую картину, когда гражданское общество и силовики могли бы стать союзниками? Есть ли гипотетические основания, чтобы снять напряжение в отношениях?
— Как только прекратится травля неправительственных и правозащитных организаций путем навешивания им ярлыков так называемых «иностранных агентов», как только государство продекларирует, а ФСБ возьмет за основу своей деятельности соблюдение конституционных основ нашей страны, все это напряжение тут же закончится. Нет большего абсурда, когда ФСБ Ингушетии пишет одно за другим представление, что необходимо оштрафовать общество «Мемориал», потому что они где-то в интернете нашли сайт, где не обозначено, что это «иностранный агент». На сегодня сумма этих штрафов для «Мемориала» уже исчисляется несколькими миллионами рублей! В данном случае мы видим, как с помощью ФСБ Кремль душит старейшую общественную организацию, в чьи задачи входит сохранение памяти о советском прошлом, увековечивание памяти жертв политических репрессий, правозащитная и просветительская деятельность. Сегодня суды просто штампуют все те вердикты, которые выносят силовые органы.
Если бы в нашей стране существовал бы действительно независимый суд, а силовые органы неукоснительно бы следовали нормам Конституции — не было бы никаких проблем. Тогда бы граждане доверяли своим силовым органам.
— Но все же, неужели нет примеров, когда ФСБ сделала что-то полезное для общества? Борьба с терроризмом, с организованной преступностью? Уже нет на улицах бандитских перестрелок, нет взрывов в метро, захватов заложников в общественных местах.
— Так ли уж нет стрельбы на улицах и «разборок»? Борьба с терроризмом хоть и ведется, но сегодня она часто подменяется борьбой с людьми, которые высказывают собственное мнение в интернете. Возьмем дело «Нового величия», возьмем другие молодежные организации. Или дело против четверых обвиняемых (один из них священник) в Калининградской области, где выдвинутые ФСБ обвинения в «терроризме» базируются на показаниях неких «тайных свидетелей». То есть все те успехи, которые могла бы предъявить обществу ФСБ, нивелируются тем, что ведутся дела против невиновных людей, их подводят под террористические статьи. Это вообще стало напоминать ситуацию середины 30-х годов прошлого века. Когда каждому приписывали либо «диверсию и вредительство», либо работу на «иностранную разведку». А что касается организованной преступности, то сегодня «чекистов» ловят за получение многомиллионных взяток, и возникает вопрос, что же тогда является организованной преступностью? Может быть, тогда получается, что организованная преступность это и есть государство?
— На ваш взгляд, в чем мотив сотрудников спецслужб вести себя так по отношению к правозащитникам? Может быть, они и вправду способны поколебать здание российской государственности?
— Борьба с правозащитниками — это борьба государства с элементами гражданского общества, борьба с теми, кто высказывает свое независимое мнение, кто смеет иметь свое суждение о политической ситуации в стране, не оглядываясь на власть. В сегодняшней России власть навязывает обществу единомыслие и нетерпима к конкуренции идей. Отсюда и попытки власти и ее силовых ведомств ограничить, а в перспективе искоренить любые формы общественного контроля за деятельностью государственных органов. Это последствия когда-то разрекламированных Кремлем концепций «вертикали власти» и «управляемой демократии», или «суверенной демократии».
«Разобщение государства и общества всегда кончается крахом государства»
— Как бы вы тогда определили положение «чекистов» в нашей стране в социологическом смысле?
— Это управляющий страной класс. Правда, нужно понимать, что для каждого представителя этого класса в любую минуту может закончиться его государственное служение. Пока он у руля на порученном ему участке, он извлекает из своего положения максимальную выгоду. Но однажды в результате внутривидовой борьбы другие более сноровистые коллеги могут его подсидеть и даже закатать в тюрьму.
— Как вы относитесь к призывам провести люстрацию, в том числе по отношению к тем же «чекистам»?
— В 1992 году разговоры о люстрации были очень серьезными. Но они были пресечены людьми, получившими тогда власть, в том числе тогдашним составом Верховного совета Российской Федерации, в котором доминировал мотив советского реванша, что в полной мере проявилось в 1993 году. Но прогрессивная, просвещенная общественность прекрасно понимала, что это необходимая вещь для очищения государства и выстраивания новых отношений органов госбезопасности и населения. И сейчас это необходимо. Не надо бояться никаких раздоров. Есть масса примеров проведенной в том или ином формате люстрации в странах бывшего советского блока, и виден ощутимый результат. Там работа по обеспечению государственной безопасности поставлена на правовые рельсы, там произошло преодоление тоталитарного синдрома. Для сегодняшней России этот опыт и эти примеры остаются актуальными.
— Каков ваш прогноз развития отношений между ФСБ и обществом в ближайшие годы?
— Если продолжится развитие сегодняшней тенденции, а это: нарушение прав граждан, нарушение Конституции и так далее, то пропасть между ФСБ и обществом будет только увеличиваться. Если обозначится прогрессивный вектор, когда будет признано, что все-таки в нашей политической системе главной ценностью является народовластие и источником власти является народ, а не группа силовиков-узурпаторов, тогда появится положительная динамика, общество сможет преодолеть углубляющееся разобщение. Для меня вполне очевидно, что разобщение государства и общества всегда кончается крахом государства.
И еще можно добавить, что по некоторым признакам есть основание полагать, что сложившийся режим под управлением «чекистов» себя уже исчерпывает. Доверие у населения к нему все меньше и меньше. Могут произойти самые невероятные события, которые внезапно поменяют полностью политический ландшафт в нашей стране.
Евгений Сеньшин
