Что скрывает следствие
«Искренние политики в России не выживают. Едва ли не единственное исключение — Немцов…» Это строки из «Послесловия товарища» — заключительной части книги Бориса Немцова «Исповедь бунтаря», увидевшей свет в 2007 году. Написавший их журналист Павел Шеремет оказался прав наполовину: искренние политики действительно не выживают в России. Но, как выяснилось пять лет назад, 27 февраля 2015 года, Немцов — совсем не исключение.
Необходимо, правда, сделать поправку на то, что Шеремет явно не имел в виду физическое выживание. И уж совсем, конечно, не подозревал, что выжить — в прямом смысле — не получится у него самого. Через семь с небольшим лет после выхода этой книги Шеремет будет вести гражданскую панихиду по Немцову. После чего переберется в Киев, а еще через год повторит судьбу друга. Это заставляет внести еще одну корректировку в сентенцию: остаться в живых непросто не только искренним политикам, но и искренним независимым журналистам. И не только в России.
Впрочем, про болевые точки Украины благодаря родному телевидению, освещающему их в режиме нон-стоп, нам прекрасно известно. О словах, поступках и результатах деятельности украинских политиков мы знаем сегодня несравнимо больше, чем о свершениях ключевых актеров отечественной политической сцены. Ну, за исключением актера, играющего самую главную роль, — президента. Но и его мы знаем только с парадной, официальной стороны.
Остальных же членов актерского ансамбля практически не видно и не слышно. И причина не только и не столько в том, что телевидение замалчивает их деятельность, сколько в отсутствии сколь-нибудь заметного экшна. Если из сегодняшнего политического эфира убрать многострадальную Украину, то заткнуть брешь будет попросту нечем. Нет в стране таких партий и таких политиков. Вместо драматического театра с шекспировскими страстями, захватывающими сюжетами, интригующими завязками и неожиданными развязками — унылый театр теней.
С этой точки зрения Шеремет был абсолютно прав: Немцов — и в самом деле исключение из правил. Даже мертвый он более живой, чем многие российские политики, пережившие его в физическом смысле. Да, они живы, но их имена звучат несравнимо реже — если вообще звучат, — чем имя убитого пять лет назад оппозиционного лидера. Дело Немцова во всех смыслах и оттенках этого понятия продолжает оставаться важным фактором российской, да, пожалуй, уже и мировой политической жизни.
Приключения неуловимых
Свежее подтверждение этому — доклад «Убийство Немцова и власть закона в России», подготовленный заместителем председателя Парламентской ассамблеи ОБСЕ шведкой Маргаретой Седерфельт и представленный недавно в Вене в рамках открывшейся зимней сессии организации.
Главный вывод, который делает Седерфельт: ситуация требует введения санкций против лиц и властных структур, имеющих отношение к организации убийства, а также ответственных за провал расследования. Как нетрудно догадаться, все они — российские. На этот шаг, отмечается в докладе, уже пошли США и Литва. С рекомендаций предпринять аналогичные меры выступила Парламентская ассамблея Совета Европы. Теперь настала очередь ОБСЕ. «Чтобы положить конец спирали насилия, докладчик считает применение таких ограничительных мер адекватным ответом и призывает Европейский союз согласовать и ввести санкции в отношении органов власти, отдельных лиц и негосударственных организаций, причастных к нарушениям прав человека» — гласит резолютивная часть доклада.
Идея, понятно, небесспорная. Хотя бы потому, что противоречит центральному положению описательной части: «Мотив преступления не подтвержден. Вопрос, кто и почему заказал это убийство, остается открытым». Да, есть масса версий и предположений на этот счет, и Седерфельт их скрупулезно перечисляет. Но тут же следует оговорка: «Подобные аргументы не могут быть ни отвергнуты, ни подтверждены». Кого в таком случае и за что предлагается наказывать? А наказания, уже вступившие в силу — например, включение в американский санкционный список Руслана Геремеева, — являются по этой логике совершенно необоснованными.
Вместе с тем с очень многим в докладе вполне можно согласиться. И впрямь ведь странно, что покушение на одного из лидеров оппозиции, депутата областного законодательного собрания, человека, занимавшего в прошлом ряд высоких постов на федеральном уровне (первый вице-премьер, руководитель фракции в Госдуме), квалифицировано как обычное криминальное убийство (статья 105 УК). Куда больше это походит на деяние, описанное в статье 277: «Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность».
Странно и то, что ни одна из многочисленных камер видеонаблюдения, коими напичканы окрестности Кремля, не запечатлела, по официальной версии, момент убийства. Но, наверное, более всего удивляет тот факт, что, легко и быстро вычислив и арестовав исполнителей, правоохранители не продвинулись с тех пор ни на йоту дальше.
Заказчиком и организатором преступления числится Руслан Мухудинов, бывший водитель Руслана Геремеева, бывшего комбата 141-го полка внутренних войск, более известного как полк «Север». Под началом Геремеева служили и два других участника покушения — Заур Дадаев, непосредственный киллер, и Беслан Шаванов. По версии следствия, именно шофер Мухудинов нанял исполнителей убийства, пообещав им вознаграждение «в размере не менее 15 миллионов рублей».
Понятно, что Мухудинов был не более чем передаточным звеном преступного механизма. Точнее — одним из звеньев, самым низшим. Собственно, и следствие не настаивает на том, что он занимался организацией убийства в одиночку: к этому могли быть причастны «иные неустановленные лица». Но не удалось арестовать даже установленное лицо: упорхнувший в неизвестном направлении Мухудинов был объявлен в международный розыск, но за пять лет так и не отыскался.
Одновременно куда-то запропастился и его патрон. К которому, впрочем, у следствия нет ни вопросов, ни претензий. «Какого-либо процессуального статуса по делу Руслан Геремеев не имеет, — сообщил три года назад в интервью «Коммерсанту» тогдашний зампред СКР, нынешний генпрокурор Игорь Краснов. — Однако он скрылся сразу же после убийства Бориса Немцова, и его местонахождение до сих пор неизвестно».
К сожалению, Краснов не пояснил, с чего он решил, что Геремеев скрылся. Ведь раз у того нет никакого процессуального статуса, даже статуса свидетеля, то, стало быть, никто его и не искал. Зачем? Нет, концы с концами тут явно не сходятся.
Куда менее противоречивую картину дает информация из неофициальных источников: следователи не только пытались допросить Геремеева, но даже чуть было не предъявили ему обвинение — в соучастии в убийстве. Однако руководство СКР по какой-то причине нажало на стоп-кран и не дало хода разработке этой версии. Поэтому Геремеев, пустившись сперва в бега, потом вернулся в Чечню, где, по некоторым данным, благополучно проживает и сегодня. И где, не исключено, обретается также его шофер. История многолетних поисков последнего, не наполненная абсолютно никакими событиями, сильно смахивает на бородатый анекдот про неуловимого Джо.
Тайны следствия
Если это так — а есть основания полагать, что это действительно так, — то получается, что следствие было остановлено в одном шаге от того, что можно назвать ближним кругом главы Чечни. Ибо Геремеев приходится родственником, а именно племянником, аж четырем ближайшим соратникам Кадырова: члену Совета Федерации Сулейману Геремееву, депутату Госдумы Адаму Делимханову и двум его братьям — Алибеку, бывшему командиру «Севера», а ныне заместителю командующего Северо-Кавказским округом войск Национальной гвардии, и Шарипу, начальнику управления Росгвардии по Чечне.
Собственно, из этих кланово-родственных связей исходили и американцы, налагая санкционную епитимью на Руслана Геремеева: в соответствующем правительственном акте утверждается, что тот «исполняет обязанности в качестве агента главы Чеченской Республики Рамзана Кадырова, действуя от его имени». И, положа руку на сердце, для тех, кто знаком с обстоятельствами дела и чеченскими реалиями, заокеанские чиновники вряд ли сообщили что-то новое.
Определенную лепту в нагнетание саспенса вносит и Следком, представители которого периодически выступают с интригующими заявлениями: мол, расследование продолжается, а следователям известно намного больше того, о чем они готовы поведать миру. Последний раз, в феврале 2019 года, это сделал тот же Игорь Краснов. Благая весть тогда звучала так: «Определенные подвижки по этому и другим громким делам есть, но выносить их на суд общественности преждевременно. К тому же интервью могут прочитать и фигуранты расследований. Зачем им преподносить все тонкости нашей работы на блюдечке с голубой каемочкой?»
После произнесения этих слов прошел год — срок вполне достаточный для того, чтобы «подвижки» получили процессуальное оформление и были вынесены-таки на суд общественности. Да бог с ним, в конце концов, с оформлением — не до перфекционизма, когда руководство страны публично обвиняется в том, что оно препятствует расследованию, покрывает заказчиков и организаторов убийства. И это еще в мягком варианте.
Пора, давно пора следствию предъявить хоть что-то, что опровергало бы эту версию. И желательно — опровергало убедительно. Время здесь работает против власти. Каждый новый бесплодный год расследования укрепляет подозрение в том, что отсутствие прогресса обусловлено политическими причинами.
Однако вместо новостей о заказчиках убийства мы узнаем о том, как сытно и вольготно живется в местах не столь отдаленных его главному исполнителю. Судя по разошедшемуся в Сети фото застолья с участием Заура Дадаева, режим в колонии, где он отбывает наказание, вопреки ее статусу не так чтобы сильно строг.
Нельзя назвать обнадеживающей и реакцию российских официальных лиц на доклад Седерфельт. Общий ее смысл, если говорить без обиняков и политеса: не ваше собачье дело. «По нашему законодательству расследованием занимаются следственные органы России, — заявил пресс-секретарь президента Дмитрий Песков. — И никакие международные расследования на территории Российской Федерации проводиться не могут и не должны». Не менее категоричен глава делегации РФ в ПА ОБСЕ, вице-спикер Госдумы Петр Толстой: «Мы такого рода доклады признавать не будем. Считаю, что действия следственных органов совершены, они достаточно понятны и прозрачны».
То ли господин Толстой кривит душой, то ли не курсе дела: и действия далеко не «совершены», а «прозрачность» сегодня практически на нуле. Что подтверждают и отношение российских чиновников к просьбам Седерфельт ознакомиться с ходом официального расследования, которыми шведка настойчиво бомбардировала всевозможные российские инстанции — дипломатические, судебные, правоохранительные. Пыталась даже заручиться поддержкой спикера Государственной думы.
Официальный ответ, полученный Седерфельт после долгого молчания — электронное письмо, отправленное в ее адрес российским посольством в Копенгагене, — гласил, что в доступе к материалам следствия ей отказано. Основание — тот факт, что эти документы «содержат секретные сведения, подпадающие под действие Закона «О государственной тайне», а это является препятствием для получения доступа к делу гражданином иностранного государства».
Но Седерфельт, похоже, «секретный» аргумент не убедил. И беседа с «законными представителями Немцовой» лишь укрепила ее сомнения. Последние указали на то, что «в протоколах ни одного судебного заседания нет упоминания о каких-либо государственных секретах, — сообщается в докладе. — Все слушания в Московском окружном военном суде проходили в открытой обстановке, в присутствии журналистов».
Но что если дипломаты не врут, что если в материалах дела и впрямь содержится некая государственная тайна, к которой власть не решается допустить ни Седерфельт, ни кого-либо иного «постороннего»? Тайна, разглашение которой чревато потрясением государственных устоев? Это многое объяснило бы в поведении официальных лиц. Нужно, однако, понимать, что сохранение взрывоопасных сведений под спудом — риск ничуть не меньший, чем предание их гласности. Как свидетельствует история, подозрение зачастую оказывает даже большее влияние на умы, чем «сертифицированный» компромат.
Вряд ли многие из тех, кого не устраивают пробуксовка расследования и окутавшая его секретность, считают, что информацию скрывают потому, что к убийству причастна некая инопланетная цивилизация. Круг подозреваемых состоит из вполне земных персонажей. Ну, разве что чуть приподнятых над поверхностью. А молчание следствия воспринимается как знак согласия с неофициальными версиями.
Моменты истины
В общем, куда ни кинь — всюду клин. Дело Немцова — настоящая мина замедленного действия под нынешней политической системой России. Трудно предсказать, когда она сработает, но то, что взрыв однажды случится, — несомненно. Причем взрывоопасным этот кейс делают не столько внешние супостаты и «пятая колонна», сколько сами власти предержащие.
Версия, популярная в первые дни и месяцы после трагедии на Москворецком мосту, — Немцов-де стал «сакральной жертвой», которую «заказали» свои же либералы (вариант — иностранные спецслужбы), чтобы подставить власть и активизировать оппозиционные силы, — не выдержала испытания временем. Если бы власть чувствовала, что ее подставляют, то вела бы себя совершенно по-другому. Что-то уж больно охотно и бодро шла она во все ловушки, расставленные, если верить в эту версию, коварным врагом. Нигде даже не притормозила.
Главный из этих моментов истины — разумеется, уголовное дело. Сомнения в том, что оно будет доведено до конца, полностью подтвердились. Еще один с треском проваленный экзамен — отношение к памяти Немцова. Одна регулярная зачистка «народного мемориала» на месте его гибели чего стоит! Идея установить здесь мемориальную доску также не нашла поддержки властей.
Да, разрешение на установку доски на доме на Малой Ордынке, где жил Немцов, в конце концов было дано. Но борьба за это шла три года! В то же время попытки увековечить имя политика в топонимике, в названиях улиц, скверов и площадей, нигде пока в России успехом не увенчались.
Появлению подобных географических объектов в других странах наши чиновники и депутаты тоже явно не рады. Последний пример такого рода: переименование площади «Под каштанами» перед российским посольством в Праге в площадь Немцова. Если в Кремле и МИДе стараются сдерживать эмоции, то в менее связанной приличиями Госдуме это прямо называют «пакостью, русофобией и вмешательством во внутренние дела России».
Короче говоря, обижаться властям не на кого: сами подставляются на каждом шагу. Неприязнь к жертве покушения на Большом Москворецком мосту и к тому политическому течению, которое он представлял, сочится буквально изо всех пор государственного организма.
Что же касается противоположной стороны баррикад, то оппозиционная ярость, и впрямь вскипев поначалу, ни в какую «священную войну», естественно, не вылилась — спала так же стремительно, как и поднялась. Либерально-оппозиционные силы находятся сегодня в гораздо более разобщенном, расколотом состоянии, чем до убийства Немцова.
Между тем сам Немцов именно сплоченность рядов считал залогом политических побед. «Убежден: если не будет объединения, то шансов у демократов в ближайшие годы нет вообще, демократическое движение превратится в диссидентское, — писал он в упомянутой «Исповеди бунтаря», последней из трех книг, вышедших из-под его пера. — Оно маргинализируется и окончательно уйдет из реальной политики». Как в воду глядел.
Но соратники и последователи Бориса Ефимовича найдут в его творчестве и немало поводов для исторического оптимизма. «Почему мы не объединились в 2003 году и не можем договориться сейчас? — рассуждал Немцов. — В обществе нет социального заказа на демократию и демократов. Скажем, в деревне Поповка открыли магазин, в котором продают вещи от модных дизайнеров одежды. Вещи красивые, качественные, но спросом у деревенских жителей не пользуются. Но однажды деревня Поповка станет центром цивилизации, люди станут много зарабатывать и хорошо жить. Только тогда они задумаются над тем, во что одеваться и на каких машинах ездить. Россия и есть эта деревня Поповка…
Как только возникнет спрос на свободу и демократию, как только станет понятно, что построенный за последние годы режим — это коррупция, жуткая пропасть между олигархами и бедными, тогда и появится один популярный лидер».
Есть, кстати, резон ознакомиться с теоретическим наследием Немцова и представителям власти. Ведь когда-нибудь они окажутся в том же положении, что и он, — в положении низвергнутого с властного олимпа. А посему не лишним будет намотать на ус следующую мысль: «Главный враг России — это мы сами, наше многовековое рабство, лицемерие и одновременно чинопочитание, желание облизать начальника независимо от его ранга.
Типичное поведение нашего человека: сначала самозабвенно облизывать начальника и получать от этого глубокое удовольствие, а затем, когда этот человек споткнется, воткнуть ему нож в спину… Те, кто на вершине, рано или поздно падают, а те, что снизу, быстренько упавших добивают… Так и живем».
У нынешних кормчих государственного корабля был неплохой шанс разорвать порочный круг. Но, судя по всему, выполнить эту историческую миссию предстоит уже другим политикам.
Убийство Бориса Немцова. Хроника событий
Андрей Камакин
