Уважаемые господа!
Позвольте вас поблагодарить за номинацию на столь высокую премию, носящую имя Вацлава Гавела, — борца за свободу, писателя и философа. Вряд ли мое краткое выступление сможет соответствовать его текстам. Разве что по уровню абсурда ситуации: сам я, по известным причинам, не могу присутствовать в этом зале. Но я надеюсь, что мои друзья и коллеги донесут до вас это мое послание.
Впрочем, это уже традиция — кажется, трое из числа гавеловских лауреатов прошлых лет, оказавших мне честь и доверие и номинировав на премию, в свое время также не могли получить ее лично. Они тоже находились в тюрьме. Согласитесь, это ли не абсурд, ставший уже традицией! Пан Гавел грустно нам улыбается…
Меня арестовали в январе этого года чеченские полицейские. Меня обвинили в хранении наркотиков, которые они сами же и подбросили. Правда, чеченский правитель Рамзан Кадыров уточнил: на самом деле в Чечне нет места для моей, для нашей работы, — нельзя защищать права тех, с кем они борются; нельзя сообщать что-либо наружу — только властям; а кто так делает — «враг народа». Теперь, в суде, десятки полицейских выполняют волю власти и лжесвидетельствуют против меня, «врага народа». Пытаясь доказать фальшивое обвинение, большинство делает это с видимым неудобством, а некоторые — с удовольствием. Все они путаются, противоречат друг другу и сами себе. Этому их абсурдному творчеству сам Гавел мог бы позавидовать. Впрочем, и вы можете поприсутствовать на этом спектакле, — в суде маленького чеченского города Шали, каждые понедельник и вторник. Представление продолжится еще несколько недель. Зал маленький, но я приглашаю!
Отталкиваясь от моих собственных обстоятельств, мне легко перейти к главному — к работе за последние 18 лет, к работе «Мемориала» и всех тех, кто не просто называет себя «правозащитником», а пытается действовать.
На моей родине, в Чечне, давно уже стали нормой незаконные аресты и фабрикация уголовных дел. Мое дело — тому пример, и, поверьте, не самый страшный: как правило, фабрикация дел сопровождается угрозами и пытками.
Порою так мстят журналистам и общественным активистам — мое дело «о наркотиках» в Чечне не первое. Но вообще-то фальсификация уголовных дел давно стала системой. А условия в российской пенитенциарной системе такие, что их не заслужили и те, кто, возможно, виновен. Мы, как могли, собирали и обнародовали сведения об этом, пытались помочь жертвам пыток и фальсификации уголовных дел.
Но все это — не самодеятельность чеченской полиции и властей, хотя они и подходят к делу весьма творчески.
Лет пятнадцать назад российская федеральная власть делегировала властям Чечни полномочия применять незаконное насилие, чтобы победить в войне.
В войне, в которой с середины 1990-х погибли многие десятки тысяч жителей Чечни, а многие тысячи исчезли. «Исчезли» — значит, стали жертвами созданных властью «эскадронов смерти»: были незаконно арестованы, помещены в секретные тюрьмы, подверглись пытками, были убиты, а тела спрятаны или захоронены в безымянных могилах. По нашим оценкам, таких с 1999 года — от 3 до 5 тысяч человек.
Их поисками занималась моя коллега Наталья Эстемирова, которая и привела меня в «Мемориал». 15 июля 2009 года она сама стала жертвой этой системы, была похищена и убита.
Но эта работа — поиск «исчезнувших», поиск тайных захоронений, поиск справедливости и правосудия, наказание виновных, — продолжается. К сожалению, в России это получается не очень хорошо. На тысячи насильственных исчезновений — четыре приговора виновным. Безнаказанность — 99,9%. В Страсбурге — чуть лучше: там рассмотрено более 250 «чеченских» дел об исчезновениях. Но Европейский суд по правам человека не называет виновных, он только обязывает государство сделать это. А ни одно из этих 250-ти страсбургских расследований не привело к наказанию виновных.
Отсутствие справедливости, основанной на законе, уважения к закону, — будь то Европейская конвенция, российское право, шариат или неписанные горские законы, адаты, — одна из наших главных проблем. Сегодня вместо этого господствует право силы и решения правителей, не основанные на законах.
В Чечне, в России действует не просто система безнаказанности. Рискну назвать это цепью безнаказанности: те, кто не понес наказание за преступления, совершенные на одной войне, участвуют во все новых войнах и совершают все новые преступления.
И теперь порою задержанные в Чечне люди «исчезают». Позапрошлой зимой «исчезли» десятки человек. Мы уверены, что они были тайно и бессудно казнены. Власти утверждают, что они бежали на войну в Сирию.
Не знаю, какое из наших расследований послужило поводом для моего ареста. Теперь наш грозненский офис закрыт. Офис «Мемориала» в соседней Ингушетии был сожжен через полторы недели после моего ареста. Спустя несколько недель был жестоко избит руководитель нашего дагестанского офиса.
Но я знаю одно: работа по защите прав человека в Чечне, в России должна быть продолжена. И международная солидарность может этому помочь.
Теперь в суде я вижу десятки лиц моих товарищей и коллег, которые прилетают издалека, чтобы меня поддержать. Они движимы тем же девизом — «за вашу и нашу свободу» — что и советские диссиденты, полвека назад выступавшие против ввода войск в Чехословакию.
И надо что-то делать. Делать, чтобы исчезнувшие были найдены, и у каждого была своя могила, на которую смогут прийти родственники. Чтобы причастные к преступлениям против человечности были наказаны. Чтобы невиновные были освобождены.
И последнее. Все когда-нибудь кончается. Я читал, что в Чехословакии, на родине Вацлава Гавела, была поговорка про власть коммунистов: «На вечные времена. Но ни днем больше!» Я надеюсь еще сам появиться в этом зале и поблагодарить всех.
