21 июня Москва вспомнит Бориса Васильева, писателя и солдата
21 июня, в 14 часов в Москве, на Часовой улице, дом 5 Б — будет открыта мемориальная доска писателю Борису Васильеву. Борис Львович жил и работал в этом доме. А дату открытия — 21 июня — подсказало название его знаменитой повести «Завтра была война».
Проект реализован при участии «Новой газеты» по согласованию с Правительством Москвы.
Ждем тех, кто любит прозу Васильева. И тех, кто любит все, стоящее за ней. Там позади — Москва. И много всего другого. Все, чем дышат книги и судьба Васильева, как раз из списка вещей, которые не определишь вслух, чтоб не поминать их всуе. Потому что это очень важные вещи…
Мой Борис Васильев
ЧЕЛОВЕК, СОХРАНИВШИЙ НАШУ ПАМЯТЬ
Фото автора
Мне его не хватает в этой жизни. Не так уж важно, что мы виделись не часто, но я знал, что он есть. Я приезжал к нему не за советом — за беседой о нашей общей жизни и иногда записывал какие-то фразы. Для себя. Мне не удается запоминать слова, но тон, теплоту, разумность я впитывал. От Бориса Львовича исходили теплые волны надежды. Все-таки надежды, хотя оценки его были трезвы, а исторические аналогии драматичны.
Я возвращался из-под Солнечногорска и думал, в какую истерическую мельтешню, в какое безвкусное состязание амбиций, в какую хамскую темноту мы погружены и барахтаемся в ней в поисках щадящего выхода, как мельчаем в помыслах своих… И как мало (я о себе) трудимся…
…А в это время под Москвой, на границе с Россией, в тихом старом доме сидит за столом очень хороший писатель, чистый и добрый человек, русский интеллигент Борис Васильев. И работает.
Думает и пишет.
Теперь я перейду в прошедшее время, потому что Бориса Львовича Васильева нет с нами.
Последние годы я его в Москве не встречал. Ну да, тут достало литераторов, режиссеров, артистов, ищущих свои места в быстром времени и находящих эти места. Среди прочих возможностей мастера культуры обрели право на существование, слегка отличное от манеры выживать в остальной России, и за небольшую цену. Цена эта — необременительная зависимость от тех, к кому эти самые мастера воспитывают у себя искреннюю любовь, ну и небольшая утрата права говорить «мы», имея в виду сограждан, которые пока еще не вполне ощутили на себе достоинства нового мира.
Между тем мир стар, ценности его давно сформулированы на взгорье у Галилейского моря, и никто их не опроверг. Разве что забыли для утишения беспокойства души. Ну так «не суди»…
В доме у Бориса Васильева я никогда не замечал перемен. Только новые его книги — в конце жизни о беспамятной нашей истории. Остальное как всегда: тепло, если сидишь у печки или разговариваешь с хозяином, на столе — отварная картошка (своя) с солеными грибами (своими), у стола — деликатная и приветливая жена Зоря Альбертовна, кошка Машка на диване и разговор. О том, как жить, не теряя достоинства и лица.
Как жить?
Птицы глушили голоса, и сквозь оранжевые окна, оправленные в синий вечер, слышны обрывки разговора:
«Вряд ли на свете существует другой народ со столь ослабленной исторической памятью, как у нас. Ничего не помним, ничему не учимся… Я написал несколько исторических романов, дал почитать… Имена героев многим знакомы, но государство, где они действуют, таинственно и неизвестно. А это наша страна…»
Обломится сухая ветка, заглушая вопрос.
«Каждый новый век — смена знамен… Девятнадцатый. Накануне Пушкин родился, и все прошло под знаком этого восторженного гения. Чем ознаменован приход двадцатого? Ходынкой. Аукнулись нам две с половиной тысячи душ… А теперь, ребята, у нас смена не столетия даже, а тысячелетия даже. Аккуратно надо себя вести, чтобы выжить. Об этом я и пишу».
— Пишите, Борис Львович, и выживайте, пожалуйста, — просил я.
Васильев отходил от окна вглубь комнаты, и голос его уже не был слышен, но виден прямой силуэт красивого человека. У него было хорошее поле. В нем можно бродить, беседуя. Можно вспахивать вопросами, ожидая доброго урожая, можно увидеть всходы, не дожидаясь весны. А вот лгать, жестокосердствовать и предавать в этом поле — нельзя.
…У каждого свои примеры. Я не навязываю вам Бориса Васильева. Я говорю: у каждого свои.
Юрий Рост
