Маленький террор клепается по лекалам большого. Есть все: и пропагандистское вранье как обязательная прелюдия к политическим процессам. И поиск заграничных вдохновителей для «врагов народа». Репрессии — хроническая болезнь режима, пишет колумнист NT Иван Давыдов
Россия боится (ну, или стесняется) самого слова «репрессии». Историческая память мешает всерьез называть нынешний режим репрессивным. Неловко немного называть репрессиями творящееся сегодня вокруг, нечестно, что ли, по отношению к тем, кого государство убивало зверски в двадцатом веке. Репрессии — это когда срока огромные в этапы длинные, по слову большого поэта. Когда дуреют от крови чекисты на Бутовском полигоне. Это когда идешь по Москве, ни о чем печальном не думая, и вдруг замечаешь в подворотне на серой стене восемь в ряд табличек проекта «Последний адрес». Тоже серых, неброских, стеснительных. Обычный дом, из которого восемь человек вышло, чтобы не вернуться. Вернее — про восьмерых вспомнили. Рядом еще такой же дом. И еще.
РЕАЛЬНОСТЬ РЕПРЕССИЙ
Нынешние наши властители, хоть и наследники тех палачей, хоть и защищают трепетно память героических предшественников, но дуреют все-таки только от масштабов собственного воровства. Их вороватость, кстати, для нас вроде защиты. Ясно, что эти новый ГУЛАГ не потянут: разворуют бюджеты еще на стадии строительства лагерей, и даже колючую проволоку вывезут к себе на дачи. А горький исторический опыт провоцирует долготерпение — не убивают, и на том спасибо. Могли бы ведь и убить.
Впрочем, убивают время от времени, но редко и словно бы по ошибке: в процессе пыток в полиции или колонии, например. Да, кстати, сам факт применения пыток тоже постепенно становится элементом обыденности. Летом этого года полицейский из Оренбургской области, пытавший задержанного электрошокером, оправдывал себя понятным, неотразимым соображением: «Как без этого?»
Однако пока не убивают, хотя тема отмены моратория на смертную казнь, требование вернуть государству священное право убивать граждан снова вброшена в публичное поле и активно обсуждается. Вброшена, между прочим, депутатом-единороссом Евгением Примаковым, внуком «того самого» Примакова, и — отметим справедливости ради — совсем не главным людоедом из числа парламентариев. Что поразительно — сограждане идею встречают чуть ли не аплодисментами. Многим, похоже, нравится государство, которое может их убить.
САМ ФАКТ ПРИМЕНЕНИЯ ПЫТОК ТОЖЕ ПОСТЕПЕННО СТАНОВИТСЯ ЭЛЕМЕНТОМ ОБЫДЕННОСТИ. ЛЕТОМ ЭТОГО ГОДА ПОЛИЦЕЙСКИЙ ИЗ ОРЕНБУРГСКОЙ ОБЛАСТИ, ПЫТАВШИЙ ЗАДЕРЖАННОГО ЭЛЕКТРОШОКЕРОМ, ОПРАВДЫВАЛ СЕБЯ ПОНЯТНЫМ, НЕОТРАЗИМЫМ СООБРАЖЕНИЕМ: «КАК БЕЗ ЭТОГО?»
Но в целом все-таки даже в России жизнь сделалась много гуманнее, однако репрессии все равно остаются репрессиями. Политические репрессии — хроническая болезнь путинского государства, а «московское дело» перевело болезнь в острую фазу. Кстати, здесь следует сделать оговорку: понятно, что нынешняя атака на Фонд борьбы с коррупцией Алексея Навального — это тоже часть «московского дела». Независимых кандидатов без оглядки не то что на собственные законы, — даже на минимальные приличия, — вышвырнули с выборов, результатом чего стали не только протесты, но и вполне результативное «умное голосование», стратегию которого придумали как раз в ФБК. Это и напугало власти, причем уже не московские, берите выше. Напугало куда серьезнее, чем антикоррупционные расследования, и понятно, почему: впереди выборы в Государственную думу, на которых осечки недопустимы, а значит, необходимо любыми средствами уничтожить центры организованного сопротивления. Региональные штабы Навального — в первую очередь.
ЛЕКАЛА БОЛЬШОГО ТЕРРОРА
Наш маленький террор клепается как раз по лекалам того, большого. Есть все: и пропагандистское вранье как обязательная прелюдия к политическим процессам. И поиск заграничных вдохновителей для местных «врагов народа» — в каждой из палат парламента по специальной комиссии для расследования «фактов иностранного вмешательства в дела России», в каждом политическом ток-шоу — рассказы о забугорных спонсорах нашего (выдуманного, небывшего) Майдана.
ЛЖЕСВИДЕТЕЛИ И ЛЖЕПОТЕРПЕВШИЕ ИЗ РОСГВАРДИИ В СУДАХ, КОТОРЫЕ НЕСУТ ТАКОЕ, ЧТО ВО ВРЕМЕНА БОЛЬШОГО ТЕРРОРА СОТРУДНИКИ НКВД ПОВТОРЯТЬ ВСЕ-ТАКИ, ПОЖАЛУЙ, ПОСТЕСНЯЛИСЬ БЫ
Как и раньше, «в те времена укромные, теперь почти былинные» — родственники «врагов народа» тоже под ударом. В деле ФБК, где обыски проходят у родителей, бабушек и даже бывших супругов сотрудников Фонда, это совсем наглядно, да и логика понятна, старинная чекистская логика: здесь «бывших» не бывает. Нет пока обвинений в связях с японской и уругвайской разведками (но будут, наверняка, помянутые выше комиссии-то работают), зато есть лжесвидетели и лжепотерпевшие из Росгвардии в судах, которые несут такое, что во времена Большого террора сотрудники НКВД повторять все-таки, пожалуй, постеснялись бы.
Один из настоящих потерпевших по «московскому делу» (давайте все-таки жертв «обвиняемыми» называть не будем), Самариддин Раджабов, как первоначально утверждалось, якобы попал пластиковой бутылкой в шею полицейскому. Доказать это не удалось, и тогда лжепотерпевший сообщил, что его напугал звук, который издала упавшая рядом с ним бутылка. «Упавшая с резким звуком удара» — те, кто сочиняет для лжепотерпевших речи, не то чтобы в ладах с русским языком.
ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ
Эскалация террористических практик происходит, разумеется, не просто так. Государство, если перейти на язык, которым охотно пользуются официальные представители российского министерства иностранных дел, не на «ровном месте исполняет». Момент действительно нервный: череда геополитических успехов, о которых так много хвастался телевизор, закономерно привела к ухудшению жизни для большинства.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ПОЛИТИКИ В ЖИЗНЬ РОВНО В ТОТ МОМЕНТ, КОГДА НА ПОВЕСТКЕ ДНЯ — РЕШЕНИЕ ЗАДАЧИ ПО ТРАНЗИТУ ВЛАСТИ ПОСЛЕ 2024 ГОДА, — ВЕЩЬ ОПАСНАЯ И ПРОСТО НЕПРИЕМЛЕМАЯ. РИСКИ СЛИШКОМ ВЕЛИКИ, ЧТОБЫ ГОСУДАРСТВО МОГЛО ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ ИГРАТЬ С ГРАЖДАНАМИ В ПОЛИТИКУ
В стране все больше людей, которые свои претензии к власти пытаются сформулировать внутри политической сферы. Это для государства неприемлемо — оно ведь как раз и работало долго и последовательно на то, чтобы никакой реальной политической сферы в стране не осталось. Возвращение политики в жизнь ровно в тот момент, когда на повестке дня — решение задачи по транзиту власти после 2024 года, — вещь опасная и просто неприемлемая. Риски слишком велики, чтобы государство могло позволить себе играть с гражданами в политику.
В этих условиях эскалация террористических практик — понятная и, к несчастью для граждан, единственная возможная для государства реакция, похожая на блатную истерику. Все это описано в мемуарах бывалых лагерников: так опытный уголовник, почувствовав опасность, начинает «блажить», чтобы показать окружающим, что с ним лучше не связываться.
Так болезнь входит в острую фазу — это естественное для кризиса состояние. А главная проблема мирного населения страны в том, что люди, составляющие государство, думают, будто они — этакий большой коллективный больной, и пытаются себя вылечить, массируя население полицейскими дубинками.
Но дело-то ведь в том, что на самом деле они и есть болезнь.
Иван Давыдов
