Противников высшей меры наказания в России становится меньше, но адепты смертной казни используют любой повод для ее возвращения.
Трагедия в Казани, где 19-летний Ильназ Галявиев, войдя в гимназию с винтовкой, застрелил семерых школьников и двух учительниц, вновь возбудила в обществе и в государственном аппарате требования об отмене моратория на смертную казнь.
«В создавшейся ситуации, как бы уважительно мы ни относились к христианской проповеди, к позиции Русской православной церкви, ситуация зашла так далеко, что мы обязаны подумать о том, чтобы отсечь негодную плоть, — заявил первый заместитель председателя комитета Госдумы по делам СНГ Константин Затулин. — Мы видим, что казанский убийца совсем не хотел умирать, он поднял руки и сдался. Наверное, если бы неотвратимо было его наказание — смертная казнь, может быть, он не пошел бы на это злодейство».
Лидер фракции «Справедливая Россия» в Госдуме Сергей Миронов призвал вернуть в России смертную казнь за убийство детей:
«Он (Галявиев) прекрасно знает, что он будет жить. Он будет сидеть в тюрьме… Если будет смертная казнь, я думаю, что многие бы немножко бы подумали, прежде чем брать в руки оружие и идти убивать своих одноклассников».
«Новые Известия» не раз писали, что нет никакой связи между жестокостью наказания и уровнем преступности, о том, что жизнь не нами дарована и не нам отнимать ее, об ответственности за ошибочно вынесенные смертные приговоры. Кто и как будет отвечать за жизнь, невинно погубленную именем государства? Следователь? Прокурор? Судья? Или политики, призывающие к введению смертной казни?
Наконец, рассмотрим вопрос: кого и за что казнить смертью?
По данным МВД, «в результате преступных посягательств погибли 22,7 тысячи человек».
В расчете на каждые 100 тысяч жителей, количество убийств в нашей стране в 17 раз выше, чем в Норвегии. Ужасающее сопоставление.
Городское население — 75%, сельское — 25%. Тем не менее, на сельскую местность приходится 40% убийств.
Чем это вызвано? Тем, что в наших тихих мирных деревнях «больше пьют», то есть употребляют алкоголь?
Статистика МВД свидетельствует, что до 70% преступлений в России, в том числе убийств, происходит на пьяно-бытовой почве. Распространенные смертоносные орудия — ножи, табуретки, тяжелые вазы, сковородки.
Убийство – безусловно тяжкое преступление. В США, где во многих штатах применяется смертная казнь, суд разбирается, «предумышленным» или «непредумышленным» было посягательство на жизнь. Как у нас будут решать, квалифицировать? Если кто-то по пьянке раскроил собутыльнику-соседу череп, схватив попавшуюся под руку кочергу – это «предумышленное» или «непредумышленное» убийство? Ведь более чем вероятно, что он при этом кричал: «Я тебя, гада, замочу!»
Если убил одного человека – от 6 лет лишения свободы до пожизненного заключения (статья 105 ч.1 УК РФ). Но если это полицейский, военный? «Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего, а равно их близких в целях воспрепятствования законной деятельности указанных лиц по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности либо из мести за такую деятельность — наказывается лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет с ограничением свободы на срок до двух лет, либо пожизненным лишением свободы, либо смертной казнью». Статья 317 УК РФ.
А если убил пять человек – безусловный расстрел?
Но ведь в любом случае – лишил жизни человека, создание божье. Никто не имеет на это права.
Вот какие тупиковые вопросы ставит перед обществом законодательное введение смертной казни.
Нынешнюю активизацию политиков на фоне трагедии в Казани многие объясняют в том числе предстоящими парламентскими выборами. Как это ни отвратительно звучит, но случившееся – повод для того, чтобы оказаться на виду, напомнить о себе избирателям, которые теряют доверие к примелькавшимся лицам, к институтам власти вообще. Тут и шанс «заработать очки» на противостоянии с Западом (мораторий на смертную казнь – условие нашего вступления в Совет Европы), и предлог для очередной атаки на внутрироссийскую оппозицию. Любая трагедия, любой террористический акт оборачивались и оборачиваются у нас введением новых запретов, ужесточением правил, от отмены выборов губернаторов в 2004 году (после захвата бандитами школы в Беслане) до призывов к запрещению компьютерных игр, к изоляции российского интернета. В общем и в целом — недовольство и гнев масс направляются в желательную для власти сторону. Так, министр юстиции предложил Совету Федерации на законодательном уровне ужесточить контроль за НКО — некоммерческими организациями: «Создавать заслоны тому, что может поразить в правах граждан РФ, нанести ущерб нашим интересам». Вполне возможно, что выступление главы юридического ведомства просто совпало с событиями в Казани. Но вот заявление заместителя губернатора Свердловской области не оставляет сомнений. Он объявил, что выродок Галявиев был волонтером в штабе известного в стране лидера оппозиции: «Так сказать, определенные притягательные вещи он там для себя обнаружил».
На требования предъявить доказательства, ответил: «Речь шла в целом о контексте, в котором сегодня живет наша молодежь. О том, что его нельзя сбрасывать со счетов. Здесь, естественно, нельзя не сказать и об общей политической активности молодых людей, и о роли социальных сетей в жизни человека. Вот каков посыл».
Знает ведь, что представителя власти никто не сможет привлечь к ответственности за клевету.
Расчет простой, очевидный: как известно, добрая молва лежит, а худая – бежит.
Общий расчет — на неразборчивость, на темные инстинкты масс. Как показывает социологический анализ, сторонники введения смертной казни – в основном представители малообразованных, бедных, депрессивных слоев населения.
Но ситуация уже не такая однозначная. Даже в условиях тотальной пропаганды.
«По истечении двух десятков лет отношение очень заметно поменялось, — говорит директор «Левада-Центра» (внесен Минюстом в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента) Лев Гудков. — Если не брать некоторые волны мстительности конца 90-х – начала 2000-х годов, теракты 99 года, Беслан, Дубровку и прочее, когда действительно был резкий мстительный всплеск, то, в принципе, число сторонников возврата смертной казни сократилось почти вдвое — с 73-75% до нынешних 44%. Зато поднялось число противников смертной казни, оно достигло 40-42%».
Таким образом, несмотря ни на что, есть определенные признаки гуманизации общественных настроений.
Сергей Баймухаметов
