Программа «Без дураков» с Елизаветой Глинка (Доктор Лиза)

26 декабря 2016
Общество

Время выхода программы в эфир: 04 АВГУСТА 2013, 19:08

 

В ГОСТЯХ: Елизавета Глинка (Доктор Лиза)
исполнительный директор фонда «Справедливая помощь», врач паллиативной медицины

ВЕДУЩИЙ: Сергей Корзун

С.КОРЗУН: Всем здравствуйте. Ведущий программы «Без дураков» Сергей Корзун, моя сегодняшняя гостья в прямом эфире — исполнительный директор Фонда «Справедливая помощь», врач паллиативной медицины, Елизавета Глинка, Доктор Лиза, человек, который работает, в первую очередь, со смертельно больными людьми. Но жизнь и смерть у нас всегда идут рядом, и это не рояль в кустах – за 15 минут до того, как мы вышли в эфир. Елизавета узнала о том, что — расскажите?

Е.ГЛИНКА: У меня родилась внучка, весом 4 килограмма и ростом 54 сантиметра.

С.КОРЗУН: Богатырская внучка. Расскажите, от кого? От вашего приемного сына?

Е.ГЛИНКА: Да, у моего приемного сына, у третьего, у Ильи.

С.КОРЗУН: Где они?

Е.ГЛИНКА: Они в Саратове — мама в Саратове, и он поехал туда. Оба учатся.

С.КОРЗУН: Историю Ильи расскажете, или это тайна?

Е.ГЛИНКА: Нет, не тайна. Его мама была моей пациенткой, она умерла, когда Илье было 12 лет, и я забрала мальчика к себе. Здесь интересна история Ильи, потому что он, наверное, единственный малыш, который был усыновлен дважды. Изначально его нашли буквально в мусоропроводе одного общежития, нашли живым, и когда в 90-х гг. было постановление, которое разрешает одиноким женщинам усыновлять, то наша пациентка, Галина, его усыновила, но, к сожалению, заболела.

С.КОРЗУН: В одном из интервью вы говорили, что во время работы в Киевском хосписе, больше 200 смертей произошло при вас. Вы стараетесь, по мере собственных сил, восполнять эту жизнь? У вас двое собственных детей, внуки еще есть?

Е.ГЛИНКА: Пока нет.

С.КОРЗУН: То есть, первый внук. Такое близкое соседство смерти рядом с вами – вы не обращаете на это внимание, поскольку человек православный, либо все равно задевает?

Е.ГЛИНКА: Конечно, задевает. Но, наверное, я не смогла бы работать, если бы не верила, что за смертью что-то есть еще. И вообще две вещи в мире, за которые платить нельзя, говорит моя подруга. Вера Миллионщикова, и я с этим согласна – это роды и смерть. Это вещи, которые мы не контролируем, которые откуда-то свыше приходят. Верим мы в Бога, или нет, но эти вещи извне.

С.КОРЗУН: Есть две модели человеческого поведения, одна чисто человеческая, другая чисто биологическая. Как мы говорим о жизни и смерти, также, наверное, говорим о конкуренции и сострадании. Конкуренция известна всем биологическим видам, сострадание, насколько я понимаю, в первую очередь и почти исключительно присуща человеку. Есть ощущение, что сострадание это гендерная, женская функция. Как у вас в семье, насколько я понимаю, муж зарабатывает деньги, а вы ведете хозяйство, сострадаете, занимаетесь сострадательными функциями. В вашем деле больше женщин, действительно?

Е.ГЛИНКА: Нет. Мужчин и женщин одинаково в нашем деле. И я бы сказала, что мужчины сострадают больше, но говорят об этом меньше. Женщины более эмоциональны. Мне трудно держать в себе любые эмоции – от горестных до радостных. Мужчины устроены по другому, я знаю несколько человек – они настолько молчаливы и тихи, даже на грани аутичности — настолько в себе. Но их сострадание и их сопричастность к страданиям больных не перестает меня удивлять. У меня есть несколько таких людей в моем окружении. Я правда думала про одного человека, что он «людоед», а оказался мягким, добрым и очень трогательно относящимся к слабым мужчинам.

С.КОРЗУН: Все равно больше женщин непосредственное участие принимают в качестве волонтеров?

Е.ГЛИНКА: В качестве волонтеров чуть больше, но дольше задерживаются мужчины около нас — это факт.

С.КОРЗУН: То есть, совершенно не гендерное деление.

Е.ГЛИНКА: Никакого гендерного деления нет. Больше того, мною занята ниша очень непопулярная. То есть, помощь тем, кому практически нельзя помочь. И если 6 лет назад это был медицинский хоспис, то сейчас это хоспис социальный. То есть эти люди, которые я знаю, что погибнут, и они в большинстве своем понимают, что помощи ждать им больше неоткуда. И то, на что они рассчитывают – это сострадание и жизнь одним днем. Максимум – одной недели. И вокруг этой ниши собираются люди, которые тоже сострадают и которым это очень интересно.

А мне интересно, как представлены мои добровольцы. Потому что это и журналисты с вашей радиостанции и журналисты, которые когда-то делали о нас репортажи, это писатели, инженеры, крупный бизнес и среднее звено, малочисленное. Но больше всего это люди, которые сами бывали в такой ситуации в той или иной степени. То есть, это те же малоимущие — чуть-чуть им не хватает, чтобы я взяла их на учет, у которых прожиточный минимум 2 тысячи. Это соседи, которые живут рядом со мной, например. Слои общества, с которыми я работаю, разнообразны, но добровольцы, которые помогают умирающим в социальном плане или физическом, они также, даже больше разнообразны. То есть, у меня представлены все слои.

С.КОРЗУН: Вы всегда были сострадающей? В медицину пошли по призванию?

Е.ГЛИНКА: Нет, я довольно жесткая вообще. Я умею говорить «нет», и я научилась, наконец, говорить «нет» и рассчитывать силы свои, научилась отказывать, научилась, как говорят, «фильтровать» помощь. А сострадающая я, или нет, — наверное, это надо спрашивать не у меня. Я просто выполняю свою работу.

С.КОРЗУН: Верна ли легенда о том, что впервые вы с этим столкнулись в США, куда пошли работать?

Е.ГЛИНКА: Да, это не легенда, а чистая правда. Я, родив второго ребенка, пошла посмотреть, как устроена операционная в американском госпитале, мечтая вернуться в анестезиологию и заглянула в отделение, раскрашенное разными цветами и узнала, что такое хоспис. И я настолько в это погрузилась, мне стало интересно, как это устроено, как человек может умирать достойно, почему это бесплатно, какой контингент там лежит. И появилась у меня мечта где-нибудь на просторах своей родины это построить.

Меня многие считают украинкой, хотя я русская и родилась в Москве, но мой первый хоспис был построен в Киеве – так совпало с командировкой моего мужа.

С.КОРЗУН: Расскажите об иммиграции – в 1986 г., сразу практически после окончания института, вы вышли замуж и уехали?

Е.ГЛИНКА: Я поехала рожать.

С.КОРЗУН: Просто в хороших условиях? России не доверяли?

Е.ГЛИНКА: Ну, простите — у меня брак не регистрировали и у меня была перспектива рожать одной, или уехать.

С.КОРЗУН: А почему не регистрировали?

Е.ГЛИНКА: В 1986 г. 3,5 месяца проверки было в ЗАГСах.

С.КОРЗУН: А муж – гражданин США,

Е.ГЛИНКА: Да. Поэтому.

С.КОРЗУН: То есть, вариантов не было – это был единственный, вынужденная эмиграция.

Е.ГЛИНКА: Вынужденная. И уезжала я навсегда, и была уверена, что СССР будет вечным, и я никогда не вернусь.

С.КОРЗУН: Муж с хорошим русским языком, хоть и с акцентом – я его видел по фильмам. Юрист, адвокат?

Е.ГЛИНКА: Он сейчас будет принимать, скорее всего, гражданство России, он сдал здесь экзамен на адвоката и успешно практикует вот уже 3-й год.

С.КОРЗУН: А корни?

Е.ГЛИНКА: Он русский, и его отец тоже Глеб Глинка, а мама – Елизавета. Родился он в Бельгии сразу после войны.

С.КОРЗУН: Это эмигрантская семья?

Е.ГЛИНКА: Это военная эмиграция, его папа попал в плен и не вернулся после плена сюда.

С.КОРЗУН: Фамилия не ваша девичья? Некоторые источники говорят, что вы чуть ли не прямая наследница.

Е.ГЛИНКА: Нет. Я даже устала отвечать на вопрос, что у Михаила Ивановича Глинки не было своих детей. А вот у двоюродного брата были. И с той стороны действительно, поэт Глинка – он прямой потомок моего мужа.

С.КОРЗУН: И вы не можете являться по крови наследницей?

Е.ГЛИНКА: Нет, конечно.

С.КОРЗУН: Разберемся с гражданством.

Е.ГЛИНКА: Российское.

С.КОРЗУН: Некоторые источники говорят, что вы гражданка США.

Е.ГЛИНКА: Это им так удобнее.

С.КОРЗУН: И поэтому работаете исполнительным директором Фонда, а не учредителем.

Е.ГЛИНКА: Это неправда, у меня российское гражданство.

С.КОРЗУН: Никогда не меняли?

Е.ГЛИНКА: Нет. У меня была грин-карта по браку.

С.КОРЗУН: Тогда почему только исполнительный директор?

Е.ГЛИНКА: Потому что Фонд изначально задумывался как фонд, который построит хоспис для умирающих не только от рака, а так, как принято во всем мире – для всех больных с терминальными заболеваниями. И президент нашего фонда — Леонид Парфенов, но это не тот Парфенов, а Леонид Александрович Парфенов, заведовал отделением нейрореанимации в Институте им.Бурденко. И когда я с ним познакомилась и предложила эту идею – давай построим вместе хоспис, в котором бесплатно будут умирать люди, пострадавшие от тяжелых инсультов, черепно-мозговых травм, страдающие неизлечимыми заболеваниями в терминальной стадии и больные раком — давай их объединим. И таким образом он стал президентом, имея гораздо больший опыт работы с такой категорией, а я стала исполнительным директором.

С.КОРЗУН: Никогда не хотелось все бросить?

Е.ГЛИНКА: Хотелось. Мне и сейчас иногда очень хочется бросить. Но я бросила общаться с чиновниками, и мне стало намного легче. Знаете, такая ежедневная рутина: пришла на работу, там сидят больные, здоровые, бездомные, малоимущие, отчаявшиеся, ходоки, которые приехали к Путину просить помощи и которым не на что вернуться домой – таких очень много, особенно в последние месяцы появилось.

Поскольку я только в исключительных случаях общаюсь с чиновниками, — или когда меня вызывают, потому что не знаю, что должно случиться, чтобы я сама пошла – ну, за больного могу попросить, это, пожалуйста, — и жить стало намного легче.

С.КОРЗУН: А почему перестали общаться? Была какая-то история?

Е.ГЛИНКА: Нет, не было истории. Я написала очень много писем, обращений, еще когда была жива Миллионщикова, мы говорили о необходимости создания хосписа для других категорий. О том, что в нашей стране право на смерть совершенно не обеспечено, что отделения сестринского ухода явно малы, что нужны достойные условия – хорошие палаты, — это должно быть. Смерть и роды одинаковы. Рожают и бедные и богатые. То же самое и смерть, смерть даже больше – умирают все одинаково.

В общем, эта длинная история закончилась ничем – я получила в итоге письмо, года четыре назад, что в настоящий момент строительство таких учреждений мы считаем нецелесообразным. Потом было несколько бесплодных контактов с Мэрией, и на этом все.

И я подумала — у меня больных полно, что мне надо? Вся Россия мне помогает, как может. У меня, правда, нет ни единого гранта, я не иностранный агент.

С.КОРЗУН: Не вынуждают регистрироваться?

Е.ГЛИНКА: Нет. Потому что это Владивосток, Хабаровск, Рязань, Пенза, Волгоград, Брянск – очень много помощи оттуда приходят. И я им говорю: ваше право выбирать, кому помогать. Помогая мне вы выбираете тяжелый путь – ни один из моих пациентов не выживет, мы им мало поможем. Безусловно, облегчим, покормим, оденем, госпитализируем, но ситуация редко меняется.

С.КОРЗУН: Недавно в вашем дневнике в ЖЖ было сообщение о поме5щении на Пятницкой. Я не очень хорошо понял – что недавно случилось?

Е.ГЛИНКА: Случилось то, что я попросила Мэрию приватизировать этот подвал для того, чтобы сделать там хороший ремонт – хороший в плане того, чтобы разделить. Ко мне в день на 170 метров приходят порядка 100 человек. Часть из них бездомные, часть – абсолютно здоровые люли, но малоимущие – пенсионеры и инвалиды. Помещение я арендую много лет у города.

С.КОРЗУН: Приватизировать на себя?

Е.ГЛИНКА: Зачем на себя? На Фонд. И мне сказали, что уже давно не приватизируется, это невозможно. НО, видимо, в предвыборной борьбе, есть постановление от врио мэра дать в аренду на 10 лет. Я посоветовалась с умными мужчинами, мне говорят: бери на 10 лет и делай ремонт. А я хочу сделать два входа – для больных и здоровых, пандус для инвалидной коляски и стол, где я могла бы их кормить, потому что я их кормлю на улице.

И когда я подписала эту бумажку, бухгалтер отнесла ее в Мэрию, а там сказали: подписала? Чудесно. Мы только уставную деятельность мы поменяем на административную, и пусть она снова подпишет. Я позвонила опять умным людям, говорю – что это вообще такое? И долго юристы копались и сказали: это работа с бумагами. А не работа с людьми, это руководство фонда. Потом были долгие пререкания, я сказала, что ни при каких условиях подписывать это не буду. Не нравится – выселяйте. Вот и вся история.

Но это пошло дальше, потому что сказали, что очень хотят отдать помещение в аренду – довольно доброжелательно. 26 августа Фонду будет 6 лет. Я позвонила в крупную фирму, которая делает ремонт в медицинских центрах, говорю: хочу, чтобы все мылось, была вытяжка, уборная для инвалидов, стол, — они все просчитали, и сказали: мы все согласуем. И позавчера мне позвонили и сказали: у нас есть указание сверху, мы вам ремонт делать не будем. Спрашиваю: почему? Ответ: не могу вам сказать, но начальство сказало, что ремонта не будет. Вот такова судьба моего подвала.

С.КОРЗУН: Добровольцами будете?

Е.ГЛИНКА: Добровольцы не вытянут — там очень большой объем, очень старое помещение.

С.КОРЗУН: Запущу голосование – у меня возник простой вопрос: могли бы вы пойти в хоспис хотя бы волонтером — 660-06-64? Если честно, положа руку на сердце, нет — 660-06-65.

Е.ГЛИНКА: У вас ручка с логотипом «Единой России».

С.КОРЗУН: Да? Не заметил.

Е.ГЛИНКА: Уберите, пожалуйста.

С.КОРЗУН: Но название вашего фонда коррелируется с названием другой политической партии. Для вас есть партии и партии?

Е.ГЛИНКА: Да, коррелируется. Я не скрываю, что помогал мне открывать мой фонд Сергей миронов. Но делал он это как частное лицо, и это была моя форма благодарности ему, название фонда выбрала сама. А что вас удивляет?

С.КОРЗУН: Изменились ваши взгляды на политическую деятельность?

Е.ГЛИНКА: Знаете, я изо всех сил стараюсь быть вне политики. Но, так или иначе, она обязательно пролезает. И я вам скажу, что одни из недоброжелателей у меня — партия на вашей ручке. Они очень не любят контингент, с которым я работаю. Среди них есть такой деятель, которые меня просто замучил, преследовал меня и в «Твиттере» и в ЖЖ, и говорил, — буквально, что «их надо уничтожать». Плюс единожды я им не дала комментарий, и был дикий скандал по этому поводу — в общем, не люблю я их.

С.КОРЗУН: Вы встречаете много людей, которые с сочувствием относятся к вашему контингенту, но таких людей не так уж и много. Думаете, что больше тех, кто сострадает?

Е.ГЛИНКА: Мне кажется поровну. Среди сострадающих тоже есть разные люди – можно тихо сострадать, а можно дать кусок хлеба. Это разные виды сострадания.

С.КОРЗУН: Делаем короткий перерыв и вернемся в студию.

НОВОСТИ

С.КОРЗУН: Продолжаем программу. Миха: «Великая женщина – регулярно жертвует доллары Фонду СП».

Е.ГЛИНКА: Спасибо, Миха.

С.КОРЗУН:Анонимных много? Или законодательство не позволяет? Вы не рекламируете тех, кто оказывает вам помощь? Но они вроде бы и не просят.

Е.ГЛИНКА: Некоторые просят не указывать фамилии.

С.КОРЗУН: А те, кто просит указывать фамилии?

Е.ГЛИНКА: А у меня таких нет. Я иногда сама озвучиваю, когда уж очень хорошо помогают, говорю — вот какие молодцы.

С.КОРЗУН: То есть, Мих таких много?

Е.ГЛИНКА: Много. И — мужчина, а вы говорите.

С.КОРЗУН: Мне кажется, что это женская модель – помочь тому, кто рядом.

Е.ГЛИНКА: Знаете, мне нужен был слуховой аппарат для очень старой женщины, очень сложный и для безнадежно больного ребенка. И как только я написала об этом в «Твиттере» — казалось бы, кто читает? — мне через два часа сказали: будет у бабушки слуховой аппарат и у ребенка. Потом написала — я езжу в Карабах, смотреть самых тяжелых больных, сидит армянин у меня, плачет, не переставая — нет денег. После распада СССР все иностранцы платят как иностранцы – это чудовищная разница и чудовищная, я считаю, несправедливость, — а маму можно лечить только здесь, из Дубны пришел колоссальный счет, а у меня не было вообще ни копей4ки – знаете, непрофильные больные все получаются непрофильные и неправильные. И тоже я написала: армянская диаспора, пожалуйста, откликнитесь, — и через час, через журналиста, — есть такой персонаж чудесный, «Меркури» в Твиттере, не знаю, кто он в реальной жизни, он связал меня с человеком, который полностью оплатил лечение этой армянки. И этот Гагик, который сидел передо мной, вытер слезы и стал смеяться – мама его выписана и они уже в Ереване.

С.КОРЗУН: Мне кажется, что женщине все равно легче помочь тому человеку, который рядом, близко, а мужчине проще либо помочь материально, либо переустроить страну, совершить революцию – чтобы в этой стране было все нормально устроено. Это не случайный вопрос – вам не захотелось занять пост министра здравоохранения, чтобы разом решить эти проблемы не через человеческую помощь?

Е.ГЛИНКА: Да никогда в жизни. Потому что я очень люблю своих больных, люблю работать руками, а не с бумагами. Потому что наши министры не работают с больными.

С.КОРЗУН: А вы бы были первым министром, который работает с больными.

Е.ГЛИНКА: Нет, не хочу. Знаете, почему я люблю свой Фонд? Потому что, смотрите, — Миронов мне помогал. Год мне уже – тайно – помогает Прохоров.

С.КОРЗУН: Теперь уже нетайно – раз сказали.

Е.ГЛИНКА: Да, теперь уже нетайно. Но когда я с ним познакомилась. Я сказала – я, прочтя ваши некоторые высказывания, честно ершила, что вы людоед, и я вряд ли с вами сработаюсь, — вот такой у меня был разговор. Он говорит: даже не знаю, что ответить, — посмотрим. Мы как-то оба были испуганы, но никакой надменности не было, ничего. И потом я обратилась к нему с просьбой очень тяжелому больному, которому абсолютно никто не помогал – больной даже не из РФ. Отправили этого больного – не помогли, но намного облегчили его существование. Это врач, который пострадал во время карабахской войны, упал с высоты, его парализовало. Я ему сказала: Миша, можно я об этом напишу? Потому что я три года умоляла принять его хотя бы за полцены. Он сказал: знаешь, чего, — я не ожидала от него, правда, почему и стала с ним дружить сильно, — он говорит: когда речь идет о человеческой жизни, таких вещей мне и говорить не надо абсолютно.

И еще хорошее скажу о нем — я сейчас ношусь как ненормальная, очень хочу, чтобы из тюрьмы выпустили Владимира Акименкова, потому что я была у него в тюрьме и видела, что это полуслепой ребенок, которому вменяется одна статья – участие в массовых беспорядках, — который совершенно не виноват, который сидит год, не видит судью, а сейчас он не слышит своего адвоката. То есть, попраны абсолютно все права. Я слышала, что одного человека выпустили позавчера – почему нельзя выпустить человека, который имеет врожденное тяжелое заболевание и который не видел, куда бежать. Бежали здоровые и сильные.

С.КОРЗУН: Кому готовы написать, к кому пойти?

Е.ГЛИНКА: Куда угодно готова пойти.

С.КОРЗУН: Невзирая на принцип не общаться с чиновниками?

Е.ГЛИНКА: Да.

С.КОРЗУН: Илья из Ярославля: «Что значит «справедливая помощь»? Есть ли принципы в милосердии? С каким режимом сочувствовать, кому помогать, и так далее?»

Е.ГЛИНКА: Режим не имеет никакого значения в оказании помощи. Мы принимаем абсолютно всех. И справедливость в этом плане для меня – оказание помощи всем нуждающимся. Ко мне даже богатые, которым стало плохо на улице, заходят, и мы им тоже помогаем. И на дому у нас есть пациенты, которые вполне себе платежеспособны. И крайне редко я на это иду, — вначале, когда было время, меньше пациентов, чем сейчас, они просили – пожалуйста, можно, чтобы вы были.

С.КОРЗУН: Кому вы отказываете однозначно?

Е.ГЛИНКА: Оплата адвокатов, когда судятся, семейные разборки тяжелые. Тут я отказываю. Оплата каких-то несуществующих проектов – лечения от рака. У меня очень много психически больных притягиваются. Я научилась отказывать. НО, казалось бы, есть люди с отклонениями, которых я очень люблю — каждую пятницу для них мы устраиваем ужин. У меня их порядка 15. И все с данной инвалидностью. И знаете, я чище людей не встречала в своей жизни, потому что они как дети. Они бывают настырные, капризные, а вот алчные, злобные люди, которые обладают обычно идеей сверхмогущества: «я знаю все, но мне не хватает для «старт-апа» — им я отказываю.

С.КОРЗУН: Илья вспоминает дискуссии по законопроекту об эвтаназии, в которой вы принимали участие: «разве эвтаназия это не свобода выбора и личное дело каждого человека? Почему вы против, много ли было случаев в вашей практике, когда люди, отчаявшись, кончали жизнь самоубийством?»

Е.ГЛИНКА: Был один случай в практике, когда украинский больной покончил самоубийством, потому что не был обезболен, — наверное, у каждого врача подобное есть, — есть мужчина с раком легких, который повесился на своем ремне на кровати, — был у меня такой случай. Больше не было. Было несколько просьб, и я все-таки остаюсь при своем мнении: обезболенный больной, больной, которого любят и которому я объясняю, что дорога каждая минута, что я его люблю, или близкие его любят таким, какой он сейчас есть.

С.КОРЗУН: Обычно сильный аргумент – если человек сам хочет, то почему нельзя?

Е.ГЛИНКА: Надо обезболить пациента. И понять, что он нужен такой, какой он есть. А Илье скажу – самоубийство никто не отменял. Это делают и не всегда смертельно больные люди – посмотрите, какой у нас уровень самоубийств и по каким причинам люди так страшно заканчивают эту жизнь. Я не могу даже говорить об эвтаназии, — во-первых, у меня только что родился ребеночек. Во-вторых – как можно отнять жизнь, которую не ты дал? Чем это отличается от убийства?

С.КОРЗУН: По просьбе – облегчить страдания. Нет?

Е.ГЛИНКА: Нет.

С.КОРЗУН: Очень мощный аргумент против – то, что в реальной практике это может быть замаскированным убийством.

Е.ГЛИНКА: Здесь я знаю иногда подоплеку всяких квартирных дележек и всего остального. У меня иногда создается впечатление, что насильственной эвтаназии подвергнутся процентов 30. Потому что тот беспредел юридический, который происходит особенно с нашими стариками. Которые выселены из своих квартир по каким-то причинам — этого нельзя допускать.

С.КОРЗУН: Останавливаем наше голосование. Итак, «я мог бы пойти в хоспис волонтером» — 42,5%, честно сказали «нет» — 57,5%. Мне кажется цифры оптимистичными.

Е.ГЛИНКА: Я же сказала – будет пополам. Так оно и есть.

С.КОРЗУН: Еще сообщения: «Слушаю вас и плачу – спасибо вам» — из Кирова.

Е.ГЛИНКА: Не плачьте.

С.КОРЗУН: «Вы правда поддерживаете сепаратизм в Карабахе?» — вопрос Ромы из Самары.

Е.ГЛИНКА: Рома из Самары, я поддерживаю больных, а не раскол – я вне политики, пожалуйста, поймите и примите.

С.КОРЗУН: Юрий: «Хотел бы попробовать волонтером – не знаю, получится ли. Куда обращаться?»

Е.ГЛИНКА: Пусть приходит, позвонит в фонд — 953-94-86, и мы его научим.

С.КОРЗУН: «Не смогла бы – не потому что не сочувствую, и хлеба дам, но волонтером быть и жить в этом не могла бы. Для этого надо быть такой невероятной, как Лиза».

Е.ГЛИНКА: Да нет никакой невероятности.

С.КОРЗУН: «Как можно помочь? Интернета у меня нет – могла бы общаться с больными по телефону, иногда это важно для одинокого человека. Спасибо вам – Людмила из Барнаула – принимаете помощь такого рода?

Е.ГЛИНКА: Да, конечно. У меня есть переводчик, которому иногда надо, чтобы кто-нибудь позвонил. Есть такие больные. Сейчас у меня есть одна бабушка – недавно я о ней писала – она мне написала трогательное письмо, как о ребенке, о библиотеке, которую она собирала всю жизнь, которая ее хочет продать, потому что ей не хватает на лекарственные препараты. И таких больных много. Там даже не столько помощь нужна, сколько общение. К сожалению, большая часть моих пациентов или говорит очень плохо, или уже совсем не разговаривает.

С.КОРЗУН: Вы добровольных помощников как отбираете? Проходят они у вас собеседование?

Е.ГЛИНКА: Два месяца испытательного срока – разбирают вещи, раздают продукты. Если честно, у меня до больных допущено очень мало народа — в основном, по телефону. А так ездит профессиональная медсестра и наш доктор-онколог к ним.

С.КОРЗУН: С вещами не страшно связываться? С точки зрения той же санитарии? Известны Фонды, которые принимают только денежные пожертвования.

Е.ГЛИНКА: Нет, я беру, потому что моему контингенту все равно, что надевать. Тем не менее, говорят, что в районе Павелецкой самые модные бомжи, потому что действительно, приносят очень дорогую нарядную одежду.

С.КОРЗУН: Из предпоследней коллекции.

Е.ГЛИНКА: Да, действительно, и когда они выходят, они выглядят как менеджеры. Не страшно связываться. Я считаю, что пожертвование денежное оно даже меньше важно, чем крупа, чем масло, чем мясо. Знаете, это то, что люди мне приносят.

С.КОРЗУН: У вас есть несколько постов о том, что заканчиваются медикаменты – неужели проще вам принять эту медицинскую помощь в виде медикаментов?

Е.ГЛИНКА: Конечно, проще – деньги идут по безналу, мне надо с аптекой договор выбрать Мне быстрее, когда мне нужен препарат — вообще я так плохо устроена, я министр был бы очень плохой. Потому что когда я пишу, что «кончилось» – это значит правда, кончилось и плохо мне от этого. Я пишу: пожалуйста, принесите, потому что я не рассчитала. В июне у меня было 89 перевязок, а нас работает двое. Сколько надо материала? Это уже как маленькая клиника.

С.КОРЗУН: «Были ли выздоровевшие?»

Е.ГЛИНКА: Безусловно, были. Были долго жившие с неизлечимым диагнозом. Настолько долго, что я несколько раз даже позволила себе усомниться в правильности диагноза. У меня есть и до сих пор пациенты в Москве с тяжелейшими, неизлечимыми формами заболевания, которые абсолютно сохранны, которые активны – по мере того, как могут быть активны, — которых родственники передали в Фонд как умирающих, которым сказали «все» — а они живут.

С.КОРЗУН: «Помогает ваша известность, или мешает?»

Е.ГЛИНКА: Конечно, мешает.

С.КОРЗУН: Даже в тот момент, когда вы получили премию за самый известный дневник в интернете и не так давно вошли в сотню влиятельных — женщин?

Е.ГЛИНКА: Да, меня это повергло в полный шок. Казалось бы, такая тема, незаметная, и больные мои незаметные. Думаю, что это потому, что я никогда не отказываю журналистам в интервью. Думаю, иных причин для популярности нет.

С.КОРЗУН: А чем мешает? Стали бы миронов и Прохоров с вами, неизвестной, разговаривать?

Е.ГЛИНКА: Они меня знали как неизвестную как раз. Потому что известность привязывают: ты с Мироновым, ты с Прохоровым. А я со всеми. Я всегда прошу: давайте оставим пространство, которое будет лишено политических драк. Потому что болеют все. И члены партии, которая ручка. И «Справедливая Россия», и «Гражданская платформа» и беспартийные, а умирают так точно совершенно все. Поэтому вмешивать это в Фонд я считаю совершенно неправильным. Я рада, когда разные – кроме ручки, — могут между собой продуктивно общаться.

С.КОРЗУН: Год назад вы все-таки отметились в чем-то, связанном с избирательной комиссией. Я ошибаюсь?

Е.ГЛИНКА: «Белая лента». Я была короткое время участником «Белой ленты» и было это связано как раз с первыми задержаниями. И именно потому, что я вне политики, я категорически против таких жестоких мер, которые принимаются к людям, которые иные. И это совершенно естественно, что я туда пришла, потому что я работаю с теми, кого общество неприемлет. А сейчас тот, кто имеет иное мнение, он в тюрьме. И, как правило, это какие-то страшные захваты – это не просто дали повестку и привели, а это обязательно заламывание рук, с выбиванием зубов, и все это на фоне того, что происходит в полиции – после реформы — насилуют, убивают, бунты какие-то происходят в колониях. Я туда вошла не как политик, а именно как поддержка тех, кто сейчас нуждается в помощи. Ведь очень много людей сидит.

С.КОРЗУН: Тут кстати рассказать об Оксане Пановой.

Е.ГЛИНКА: Очень сложное дело, и, наверное, пока идет суд, я воздержусь от комментариев. Но я слежу из газет и понимаю, что это просто какая-то расправа над журналисткой. Да, я подписала письмо в ее поддержку.

С.КОРЗУН: Дмитрий Мезенцев: «Люди, которые в хосписе, легко уходят из жизни?» наверное, это к вопросу об эвтаназии.

Е.ГЛИНКА: Безусловно. В киевском хосписе у нас нет ограничений на дозы обезболивающих, и настолько доктора, — там работают два доктора после меня, — они располагают всеми средствами. А если средств нет, то мы обязательно их изыщем на Украине – естественно, соблюдая законодательство, — у нас практически нет ни одного больного, который мучается.

С.КОРЗУН: А в Москве ограничены по обезболивающим?

Е.ГЛИНКА: Тоже не ограничены. Принимаем все усилия – вплоть до того, что буквально сидим рядом, не оставляем больных. Мое правило в хосписе: мы сидим с больным, держим его в буквальном смысле за руку или за голову, или за одеяло, за кровать – если он один умирает, чтобы он один не умирал, чтобы не было страшно. И я всегда говорю умирающим: не бойся, — хотя сама боюсь до смерти, потому что не знаю, что такое смерть, но говорю: не бойся, — пытаюсь их успокоить.

С.КОРЗУН: Свое время делите между Москвой и Киевом?

Е.ГЛИНКА: Да. Но сейчас не каждую неделю, – сейчас почему-то огромный поток пациентов по Москве. Я не знаю, вроде бы и пенсии повышают, но все больше и больше становится малоимущих и больных.

С.КОРЗУН: Если бы у вас резко увеличилось финансирование, что бы вы сделали?

Е.ГЛИНКА: Построила бы больницу для бедных. Для неизлечимых больных бедных людей, которые не могут лечиться за деньги.

С.КОРЗУН: Много конкретных вопросов, от Лены — куда приносить одежду, Ольга – нужны ли памперсы для взрослых мужчин.

Е.ГЛИНКА: Памперсы нужны, очень нужны пеленки — пеленки тоже заканчиваются.

С.КОРЗУН: И куда приносить одежду?

Е.ГЛИНКА: Пятницкая, 17, дробь 4, строение 1. А вообще в моем ЖЖ «Доктор Лиза», если вбить в Яндексе – он сразу выдает адрес. Это метро Новокузнецкая, улица Пятницкая, дом 17, дробь 4, строение 1 – три минуты от метро Новокузнецкая. И телефон: 495— 953-94-86.

С.КОРЗУН: Вопрос от «Берег-88»: «Помогают ли Фонду религиозные организации?»

Е.ГЛИНКА: Нет.

С.КОРЗУН: Принципиально не принимаете помощь?

Е.ГЛИНКА: Мне не предлагали. Они мне больных присылают.

С.КОРЗУН: Вы к этому относитесь как-то?

Е.ГЛИНКА: Как человек православный, я глубоко уважаю православную свою религию – я не просила помощи у Церкви и Церковь мне не помогает. Присылают больных — это правда.

С.КОРЗУН: «Что дает вам силы жить, когда рядом горе и смерть»?

Е.ГЛИНКА: Жизнь. Такое естественное продолжение жизни. Ну, я не знаю.

С.КОРЗУН: Дети помогают в работе?

Е.ГЛИНКА: Нет. Они все вне моей работы. Один художник, второй мечтает открыть свою авиакомпанию, а третий будет поваром, но вот стал отцом. Вот такие у них планы. Никто из них не хочет.

С.КОРЗУН: Но отрицательно никто не отнсоится? Ни муж, ни дети?

Е.ГЛИНКА: Старшие говорят: почему-то ты стала героем рабочего класса, — пишет мне письма старший ребенок. Средний просто всегда поддерживает, младший тоже.

С.КОРЗУН: Спасибо всем за вопросы, спасибо вам, за то, что пришли на наш эфир. Успехов вам и личного счастья. Всего доброго.

Е.ГЛИНКА: Спасибо вам.

Бизнес и финансы

Более 17 тысяч товарных позиций: обзор представленных коллекций на маркетах Московской недели моды

«Маркеты Московской недели моды стали одним из самых ярких событий этой весны. Почти 300 участников…

Общество

Масштабная инвестиционная программа реализуется направлением «Полимерная изоляция» ТЕХНОНИКОЛЬ

В 2022 году предприятия направления «Полимерная изоляция» ТЕХНОНИКОЛЬ выпустили более 4 млн кубометров готовой продукции,…

Общество

Аккумуляторный блок новых челябинских троллейбусов – полностью российское решение

Челябинский завод городского электрического транспорта Группы Синара начал использовать в производстве троллейбусов с автономным ходом…