Карельская экспедиция Российского военно-исторического общества пытается доказать, что в страшных расстрельных ямах вообще нет останков репрессированных
Поиски «убитых финнами военнопленных» в Сандармохе обернулись спектаклем под названием «Их там нет». Военно-историческое общество хочет доказать, что Юрий Дмитриев и «Мемориал» двадцать один год морочили всем головы.
Военно-историческое общество, которым руководит доктор наук Владимир Мединский, объявляло, напомним, о десятидневной экспедиции в Медвежьегорский район Карелии, чтобы в урочище Сандармох найти «захоронения узников финских концентрационных лагерей». Управились втрое быстрее.
— Мы выполнили свою задачу, — объявил в конце третьего дня раскопок руководитель группы Олег Титберия. — Мы убедились, что здесь лежат военнопленные.
Их там нет
Экспедиция РВИО эксгумировала останки пяти человек в границах урочища Сандармох, но не в тех ямах, которые когда-то отметил Юрий Дмитриев как места захоронений репрессированных. Троих поисковики РВИО откопали на глазах у журналистов. Позже они рассказали, что найдены останки еще двух человек с теми же признаками. Все одеты были в шинели и валенки (поисковики определили это по истлевшим фрагментам). Во всех черепах — круглые дырки в затылке. Все лежали в ямах со связанными за спиной руками.
В одной яме, помимо тел, были найдены пули и гильзы. Сотрудник РВИО Сергей Баринов, сославшись на свое историческое образование и 30-летний опыт, с ходу назвал калибр патрона — 7,63.
— Это маузер, — уверенно сказал он. — В РККА их на вооружении не было.
По поводу одежды он рассказал «Новой», что это английские шинели: их Великобритания когда-то поставила финской армии, но той шинели не подошли. Финны утепляли ими советских военнопленных. Почему финнам понадобилось везти эти шинели именно в карельские лагеря, историк Баринов не объяснил. Но по всем признакам члены экспедиции уверенно сказали, что нашли тела именно пленных красноармейцев. Застреленных именно финнами. После экспертиз их похоронят — и будет в Сандармохе памятник жертвам финских оккупантов.
На территории мемориала стоят памятные столбики, в Карелии такие называют «голубцами». Когда-то Юрий Дмитриев, его коллеги из «Мемориала» и медвежьегорские энтузиасты поставили их здесь, чтоб отметить предполагаемые расстрельные ямы.
— Но потом большая часть повалилась, их восстанавливали кто во что горазд, — рассказал «Новой» медвежьегорский художник Владимир Попов, начинавший в 1997 году раскопки вместе с Юрием Дмитриевым. — Так что теперь это просто памятники, они могут стоять произвольно.
Сейчас экспедиция РВИО провела раскопки возле трех из них и ничего не обнаружила. Вывод: раз возле этих «голубцов» пусто, то и репрессированных в Сандармохе, видимо, нет вообще.
Поисковики были настолько любезны, что третью яму согласились копать на глазах у прессы. Это был первый случай, когда участники экспедиции не ввели меня в заблуждение со временем начала раскопок.
Олег Титберия держал интригу, хитро щурился и намекал на сюрприз в яме. Ни оцепления, ни инструмента для эксгумации у поисковиков в этот раз не было. Солдаты так махали лопатами, словно не боялись раскидать вероятную находку по косточкам. И — ап! — яма действительно оказалась пустой. Я благодарила товарища Титберию аплодисментами и спрашивала, почему он выбрал для шоу место именно у этой сосны. Он улыбался — уже не хитро, а довольно кисло. Фокус не удался.
И тут спектакль окончательно испортили. По мокрому мху быстро шагал явно не предусмотренный человек в костюме. Глава медвежьегорской администрации Сергей Яляев был просто в ярости.
— У нас здесь идет попытка переписать историю, — кричал глава. — А мы переписывать историю не хотим.
Так выяснилось, что власти в Медвежьегорске от раскопок не в восторге, поисковиков к себе не звали. Версия самих копателей была такая: местный музей обратился с просьбой к администрации, та — к республиканским властям, а уж они — к Военно-историческому обществу. Это подтверждается письмом директора музея Сергея Колтырина. Но тот уверяет, что, наоборот, его попросили написать обращение — и дальше уже все пошло по цепочке. Когда РВИО получало разрешение на раскопки, речи о жертвах финских зверств и о Сандармохе вообще не было.
Пропащая экспедиция
Изначально было известно, что у поисковиков из РВИО есть проблемы с документами. Сергей Баринов показал стопку листов, среди которых не оказалось ни акта археологической экспертизы, ни «открытого листа» — бумаги, разрешающей изыскания на объекте. Экспертизу провел и разрешение на раскопки дал археолог Жульников из Петрозаводского университета. В тот момент он был единственным человеком с «открытым листом» на раскопки в Сандармохе. «Новая» обратилась к доценту ПетрГУ, историку Александру Жульникову.
В июле этого года, рассказал он, делегация РВИО приехала в Петрозаводский университет. На совещание прибыл и министр культуры Карелии Алексей Лесонен. Он же параллельно возглавляет карельское отделение РВИО.
— Идея поиска захоронений изначально была предложена университетом, — признает Жульников. — Сводилась она к тому, что на территории Медвежьегорского района во время Великой Отечественной войны было шесть финских концлагерей. Ученые предположили, что рядом с этими лагерями остались места захоронений узников. Мы предлагали искать именно возле лагерей. Военно-историческое общество заявило, что готово это поддержать.
«Возле лагерей» — это на расстоянии нескольких километров от Сандармоха. То есть слово «Сандармох» изначально вообще не звучало, университет предлагал искать захоронения красноармейцев в других местах.
В какой момент видоизменилась задача поисковиков — можно лишь гадать. Однако проводить раскопки без предварительной работы археологов было нельзя. И ПетрГУ согласился участвовать в обследовании.
— Дальше министерство культуры республики должно было направить нам приглашение, — объясняет Александр Жульников. — Но приглашения мы не получили, более того — раскопки должны были начаться только в сентябре. Я спрашивал у Лесонена, почему так получилось. Он начал оправдываться: дескать, он не знал, когда эта экспедиция начнется, кто ее руководитель и так далее.
Вот так: документооборот для раскопок вертелся с середины июля, пресса вовсю писала, что РВИО едет в Сандармох, и только глава общества в Карелии, он же — министр культуры республики, об этом не подозревал.
Версия
Разговор о том, что в Сандармохе захоронены вовсе не жертвы Большого террора, а пленные финских концлагерей, начался практически одновременно с работой «Мемориала» и Юрия Дмитриева. Первым об этом заговорил депутат-коммунист в республиканском парламенте Геннадий Солодянников, об этом вспомнил и рассказал «Новой» его бывший коллега и единомышленник Александр Степанов. «Я вообще-то сталинист», — гордо добавил он.
В июле 2016 года эту версию опубликовал в финской газете Kalev историк, профессор ПетрГУ Юрий Килин. Параллельно с ним работал его коллега — профессор Сергей Веригин. «Скорее всего, советских военнослужащих, находившихся в финских лагерях, хоронили там же, где заключенных ББК (Беломоро-Балтийского комбината, или Белбалтлага. — И. Т.) — в расстрельных ямах Сандармоха», — говорил Веригин в одном из интервью в июле 2016-го.
— Я не знаю, откуда взялась версия про Сандармох, — говорит теперь он же. — Идея моя и профессора Килина была такая: на территории Медвежьегорска финнами было устроено шесть лагерей, и они были там же, где лагеря ББК. Люди там гибли от голода, от холода, от истязаний, но мы до сих пор не знаем ни одного места захоронения в Карелии.
В своих исследованиях профессор, как он сам сказал «Новой», опирался только на рассекреченные протоколы допросов, проведенных СМЕРШем. Профессор Веригин говорит, что бумагам этим доверяет. Тем не менее даже в них нет слова «Сандармох». А есть только рассказы о бывших лагерях ББК, которые финны приспособили для содержания военнопленных.
— Это научная гипотеза, — объясняет Веригин. — На территории Медвежьегорского района, где было шесть лагерей и погибло несколько сотен военнопленных, не было более удобного места для захоронений. Но мы не знаем мест захоронения советских военнопленных.
Удивительное дело: карельские историки не знают, хотя все документы об этом есть неподалеку — в Национальном архиве Финляндии. Более того: они есть и в Москве, куда финны передали копии.
Как финны убивали пленных
Финны действительно, случалось, расстреливали военнопленных. Это подтверждает научный сотрудник Национального архива Финляндии, профессор Дмитрий Фролов.
— Сказать, сколько точно было расстрелов, сложно, — рассказывает он. — По меньшей мере расстреляно было 700 человек. Было, как и в любой армии, какое-то количество незафиксированных случаев в момент пленения. Так что где-то можно насчитать от 700 до 1200 случаев.
По словам профессора Фролова, финны не возили умерших для захоронения за десятки километров. Искать тела надо именно там, где планировали ученые ПетрГУ: на территории бывших лагерей.
— Если финны приговаривали пленного к расстрелу, это не было как-то спонтанно, — рассказывает историк. — Если поймали на краже обмундирования, то расстреливали и хоронили на территории лагеря. Даже если человека убивали при попытке побега, труп привозили в лагерь. Если это происходило далеко от лагеря, то хоронили на ближайшем кладбище. Просто так, где ни попадя, не закапывали.
Дмитрий Фролов добавляет, что абсолютно все, конечно, не могло быть задокументировано, особенно случаи расстрелов при взятии в плен. Но тогда вряд ли в условиях боя финны стали бы копать для убитых ямы двухметровой глубины. Тем более что массовые сдачи в плен в этих краях происходили именно зимой 1941–1942 годов. А найденные военно-историческими поисковиками тела лежали именно на двухметровой глубине.
Финны не убивали в затылок из маузера
— Я не знаю случаев, чтобы финны ставили человека на колени и стреляли, — говорит Дмитрий Фролов. — И вооружены финские охранники были винтовками, а не маузерами.
Хотя понять, откуда в Сандармохе рядом с телами убитых нашлись гильзы, по которым Военно-историческое общество уверенно опознало маузеры, можно. Наградные пистолеты этой марки носили, например, чекисты, проводившие расстрелы соловецких этапов.
Наконец, в распоряжении «Новой» есть масса фотографий, сделанных в карельских лагерях самими финнами. Людей в иностранных шинелях на них нам найти не удалось.
— Пленные ходили в том, в чем попадали в плен, пока их обмундирование не изнашивалось, — объясняет Дмитрий Фролов. — Потом им выдавали гражданскую одежду.
Правда, английские шинели все-таки существовали. Склад с таким обмундированием находился на территории Норвегии.
— Военнопленным выдавали то, что было непригодно для собственной армии, то есть — трофейное обмундирование. Оно могло быть какое угодно: хоть английское, хоть русское, — говорит Дмитрий Фролов.
Трудно представить, чтобы финны возили шинели за сотни километров, чтобы одеть пленных в Карелии. Но даже если они это делали, вряд ли на расстреленных остались бы одежда и драгоценные валенки.
Больше негде
Повторим, что версию о Сандармохе один из ее авторов, профессор Веригин, объясняет просто: больше финнам хоронить было негде.
— Весь Медвежьегорский район — сплошные места расстрелов, — говорит художник Владимир Попов. — Начиная от Пергубы, 10-й разъезд, там была большая зона. Расстреливали на Волчьей поляне в Кожпроме. Такие здесь места…
По словам Владимира Попова, тут в любом месте копни — найдешь кости. Но как раз сюда, на место бывшего лагеря ББК, ставшего потом финским лагерем, Военно-историческому обществу ехать не захотелось.
— Расстреливали возле совхоза в Вичке, там песчаный карьер, — продолжает перечислять Попов. — Здесь сплошные места расстрелов и захоронений.
О расстрелах знали все местные жители. Из них-то ведь и набирали расстрельные команды — тех, кто готовил казни, кто возил людей в грузовиках. Все знали, но боялись сказать. А в конце 1980-х, когда была объявлена гласность, в Карелию приехали финны — искать могилы репрессированных родственников. Видимо, «сверху», предполагает Попов, бывшим чекистам спустили команду заговорить.
— Участники расстрелов еще были живы, — вспоминает он. — Один из них, Григорьев, жил рядом в Сосновке. Он сам не стрелял, а только копал ямы. Их тут таких много было. Все уже умерли. Григорьев рассказал, как происходили расстрелы в 1937–1938 годах, как они жили здесь лагерем в палатках на берегу речки у Сандармоха, как копали ямы. Размер — ну смотря какой заказ поступал. Стреляли трое. Из пистолетов, из револьверов. Ставили на колени к яме со связанными руками, стреляли в затылок, сбрасывали. Засыпали землей первый слой — потом второй шел.
Этот человек, Григорьев, показал места, где копал ямы для расстрелов. Так местные жители Юрий Дмитриев и Владимир Попов узнали о захоронениях. В 1997 году созрела местная прокуратура, провела эксгумации в Сандармохе и нашла останки расстрелянных людей. Свои раскопки начал «Мемориал». Так появился Сандармох — огромный памятник жертвам репрессий.
А потом документы прокуратуры куда-то пропали. Вскоре возникла «версия Веригина–Килина» — о военнопленных. Через полгода в компьютере Юрия Дмитриева сотрудники ФСБ удивительным образом нашли фотографии его приемной дочки. Так появилось уголовное дело об изготовлении детской порнографии, Дмитриев сел в СИЗО.
И вот, наконец, Военно-историческое общество провело триумфальные раскопки, чтобы доказать: ямы в Сандармохе — пустые, если кого и можно там найти, так только военнопленных. Зверски убитых финскими палачами.
…Но найденные останки пяти человек в непонятной одежде действительно есть. Кто они?
Это явно молодые и здоровые люди. Ростом под два метра. Одеты во что-то похожее на шинели без пуговиц и на валенки. Кто-то не поленился раскопать для них в карельской земле ямы глубиной два метра, словно хоронили своих. Кроме того, у них прекрасно сохранились зубы. Слишком хорошо для заключенных концлагеря.
— Рацион питания советского военнопленного — 1500 килокалорий при тяжелых физических работах, — замечает Дмитрий Фролов. — За время, проведенное в лагере, зубы не могли сохраниться в хорошем состоянии.
Фролов предположил, что погибшие могли быть из так называемых карельских партизан.
— В этих местах воевали люди, которые в советской историографии упоминались очень редко, — говорит историк Марк Солонин. — Среди них как правило, вообще не было местных жителей. Молодых и крепких комсомольцев где-нибудь в Новосибирске, в Свердловске, в Томске вызывали в комитет ВЛКСМ и спрашивали, есть ли у них хорошая лыжная подготовка и готовы ли они послужить Родине. Потом готовили, вооружали, оснащали, везли в Карелию и перебрасывали через линию фронта. Партизаны шарили по лесам, уничтожали линии связи, жгли деревни…
Кто убил этих людей — мы, видимо, будем только гадать. Могли это сделать финны. А могли сотрудники СМЕРШа. Вряд ли в догадках помогут найденные поисковиками боеприпасы.
— По большому счету, абсолютно не важно, какие пули и гильзы там нашли, — считает Марк Солонин. — В этих краях было огромное количество оружия. Кроме табельного, штатного, люди таскали с собой нелегальные, легальные, наградные стволы. Особенно если мы говорим про разведку, контрразведку, НКВД, СМЕРШ — людей, постоянно имевших дело с солдатами противника и их оружием.
Возможно, на какие-то вопросы ответят эксперты, которым Военно-историческое общество обещало передать для исследований предметы, найденные в Сандармохе. Тела погибших исследуют судебные медики.
Ирина Тумакова
спецкор «Новой газеты»
