О Всемирном фестивале молодежи и студентов в Сочи.
Фестиваль (не только молодежи и студентов) в переводе – праздник, он и был праздником в 1957 году, ровно 60 лет назад. Конечно, тогда это был праздник падения железного занавеса, и гнет еще не забылся, и свежа была память об ужасном начале пятидесятых, и всего год, как прошел ХХ съезд.
Нынешний фестиваль открылся в Сочи, в Москве по случаю его открытия обещали разогнать облака (не разогнали), сочинские торжества открыл лично Путин, и видно было, до чего ему не о чем говорить с участниками и гостями. Он сказал о важности совместной работы, о переходе от конкуренции к сотрудничеству, дал понять, что Россия считает себя Европой, и поделился свежей мыслью о том, что от большого количества пластика в Мировом океане повышается температура воды.
Московское шествие по случаю открытия, названное почему-то карнавалом, поражало унылостью. Да и то сказать, ребята, что мы празднуем со всем этим диким количеством охраны и прочей бюрократии? Тогда это был праздник единства молодежи, и хороша или плоха была советская идеология, но это был еще и праздник интернационального единства молодых против богатых. Борьба за мир тогда понималась в классовом смысле: социалисты – за мир, капиталисты – за хищнический передел. С тех пор идеология многократно поменялась, идеологические границы размылись, а государственные укрепились; поди пойми, какие ценности олицетворяет нынешняя Россия. Фестивали молодежи и студентов давно утратили социальный смысл, но могли оставаться хотя бы праздниками общения; сейчас, когда с российской стороны на них отбираются главным образом молодые карьеристы – какое уж там веселье и какие дискуссии!
И рад бы я сказать, что в России еще будут праздники и фестивали – достаточно лишь поменять власть или климат… Но общественный наш климат так же неизменен, как и природный. В 1957 году было на что надеяться: сначала – на отчищенный ленинизм, потом – на социализм с человеческим лицом, потом – на вестернизацию, потом – на державность… Сегодня скомпрометировано все, включая русскую идею. Первый признак конца империи – это когда в ней не бывает праздников; последняя волна всенародного счастья была тут, кажется, связана с захватом Крыма, который осмеливались сравнивать даже с полетом Гагарина, – но праздник, на котором половина населения стыдливо опускает глаза, уже не может называться праздником. С тех пор были испакощены последние общие символы и праздники; теперь и на фестивале – который кое-кто еще помнит, пусть детской памятью – поставили серое пятно. Чего вы стараетесь, ребята, кого хотите обмануть? Все кончено. Это большими буквами читается поперек летящего голубка на фестивальной эмблеме.
Фестиваль (не только молодежи и студентов) в переводе – праздник, он и был праздником в 1957 году, ровно 60 лет назад. Конечно, тогда это был праздник падения железного занавеса, и гнет еще не забылся, и свежа была память об ужасном начале пятидесятых, и всего год, как прошел ХХ съезд.
Нынешний фестиваль открылся в Сочи, в Москве по случаю его открытия обещали разогнать облака (не разогнали), сочинские торжества открыл лично Путин, и видно было, до чего ему не о чем говорить с участниками и гостями. Он сказал о важности совместной работы, о переходе от конкуренции к сотрудничеству, дал понять, что Россия считает себя Европой, и поделился свежей мыслью о том, что от большого количества пластика в Мировом океане повышается температура воды.
Московское шествие по случаю открытия, названное почему-то карнавалом, поражало унылостью. Да и то сказать, ребята, что мы празднуем со всем этим диким количеством охраны и прочей бюрократии? Тогда это был праздник единства молодежи, и хороша или плоха была советская идеология, но это был еще и праздник интернационального единства молодых против богатых. Борьба за мир тогда понималась в классовом смысле: социалисты – за мир, капиталисты – за хищнический передел. С тех пор идеология многократно поменялась, идеологические границы размылись, а государственные укрепились; поди пойми, какие ценности олицетворяет нынешняя Россия. Фестивали молодежи и студентов давно утратили социальный смысл, но могли оставаться хотя бы праздниками общения; сейчас, когда с российской стороны на них отбираются главным образом молодые карьеристы – какое уж там веселье и какие дискуссии!
И рад бы я сказать, что в России еще будут праздники и фестивали – достаточно лишь поменять власть или климат… Но общественный наш климат так же неизменен, как и природный. В 1957 году было на что надеяться: сначала – на отчищенный ленинизм, потом – на социализм с человеческим лицом, потом – на вестернизацию, потом – на державность… Сегодня скомпрометировано все, включая русскую идею. Первый признак конца империи – это когда в ней не бывает праздников; последняя волна всенародного счастья была тут, кажется, связана с захватом Крыма, который осмеливались сравнивать даже с полетом Гагарина, – но праздник, на котором половина населения стыдливо опускает глаза, уже не может называться праздником. С тех пор были испакощены последние общие символы и праздники; теперь и на фестивале – который кое-кто еще помнит, пусть детской памятью – поставили серое пятно. Чего вы стараетесь, ребята, кого хотите обмануть? Все кончено. Это большими буквами читается поперек летящего голубка на фестивальной эмблеме.
Фестиваль (не только молодежи и студентов) в переводе – праздник, он и был праздником в 1957 году, ровно 60 лет назад. Конечно, тогда это был праздник падения железного занавеса, и гнет еще не забылся, и свежа была память об ужасном начале пятидесятых, и всего год, как прошел ХХ съезд.
Нынешний фестиваль открылся в Сочи, в Москве по случаю его открытия обещали разогнать облака (не разогнали), сочинские торжества открыл лично Путин, и видно было, до чего ему не о чем говорить с участниками и гостями. Он сказал о важности совместной работы, о переходе от конкуренции к сотрудничеству, дал понять, что Россия считает себя Европой, и поделился свежей мыслью о том, что от большого количества пластика в Мировом океане повышается температура воды.
Московское шествие по случаю открытия, названное почему-то карнавалом, поражало унылостью. Да и то сказать, ребята, что мы празднуем со всем этим диким количеством охраны и прочей бюрократии? Тогда это был праздник единства молодежи, и хороша или плоха была советская идеология, но это был еще и праздник интернационального единства молодых против богатых. Борьба за мир тогда понималась в классовом смысле: социалисты – за мир, капиталисты – за хищнический передел. С тех пор идеология многократно поменялась, идеологические границы размылись, а государственные укрепились; поди пойми, какие ценности олицетворяет нынешняя Россия. Фестивали молодежи и студентов давно утратили социальный смысл, но могли оставаться хотя бы праздниками общения; сейчас, когда с российской стороны на них отбираются главным образом молодые карьеристы – какое уж там веселье и какие дискуссии!
И рад бы я сказать, что в России еще будут праздники и фестивали – достаточно лишь поменять власть или климат… Но общественный наш климат так же неизменен, как и природный. В 1957 году было на что надеяться: сначала – на отчищенный ленинизм, потом – на социализм с человеческим лицом, потом – на вестернизацию, потом – на державность… Сегодня скомпрометировано все, включая русскую идею. Первый признак конца империи – это когда в ней не бывает праздников; последняя волна всенародного счастья была тут, кажется, связана с захватом Крыма, который осмеливались сравнивать даже с полетом Гагарина, – но праздник, на котором половина населения стыдливо опускает глаза, уже не может называться праздником. С тех пор были испакощены последние общие символы и праздники; теперь и на фестивале – который кое-кто еще помнит, пусть детской памятью – поставили серое пятно. Чего вы стараетесь, ребята, кого хотите обмануть? Все кончено. Это большими буквами читается поперек летящего голубка на фестивальной эмблеме.
Быков Дмитрий
