Один замечательный российский историк сказал: «Ну вот, раньше мы были «архивные крысы», а теперь — «мрази конченые».
Уходящий год прошел под знаком исторических войн — отнюдь не куртуазных и совсем не напоминающих рыцарские турниры. Это были, скорее, бои без правил.
Провластные историки и общественники вели бои, словно размахивая памятниками, — то здесь, то там вырастали, как поганки после дождя, бюсты вождя.
Мерцал каменными глазницами Иоанн Грозный — и про него тоже было сказано много теплых слов. Но еще больше слов, чтобы не сказать здравиц, было произнесено в адрес князя Владимира. Несколько укороченная в размерах фигура этого, деликатно выражаясь, прагматика, который виртуозно боролся за власть, идя по трупам своих недоброжелателей и близких родственников, была водружена в непосредственной близости от Кремля и одной из самых безысходных московских пробок.
Взгромоздив на всеобщее обозрение каменную скрепу, заодно уязвили и братский украинский народ. «Князь Владимир — он же наш, киевский», — обиженно сказала мне одна из представительниц украинского внешнеполитического истеблишмента. И как бы объяснить, что это не соседний народ, а здешний, российский воспитывают с помощью клишированного памятника, к которому, как к фигурке «Лего», можно приделать любую другую голову. Чем-то он, согласитесь, внешне напоминает Ленина…
В этом году выяснилось, что историческая правда оскорбительна.
Трогательная романтическая история любви молодого Николая Второго и совсем юной балерины Матильды Кшесинской, воплощенная в кинофильме, вдруг сильно расстроила православную общественность.
Возможно, найдется еще какая-нибудь оскорбленная общественность, которая вступится за моральный облик многочисленных любителей балерин в лице т. Кирова, Калинина, Булганина и других товарищей. На все политбюро с секретариатом и начальниками отделов и управлений целая балетная труппа наберется! Недаром отдельных ответственных работников, в частности главу Агитпопропа т. Александрова, причисляли к группе партийных «гладиаторов» (от слова «гладить»).
Чем же виноват Николай Второй, которого Матильда называла Ники, не нашедший в себе сил преодолеть сословные препятствия и воссоединиться с возлюбленной, как это сделал десятилетия спустя британский монарх Эдуард VIII. Не все могут короли?.. Посещая особняк своей Мали на Английском проспекте, 18, Ники меньше всего думал о том, что его причислят к лику святых и прокурор и депутат Поклонская оскорбятся за его глубоко личную историю.
Режиссера Михалкова оскорбил Ельцин-центр. Как нигде не установлен четкий перечень духовных скреп и традиций, на которые все чаще ссылаются первые, вторые и третьи лица нашей элиты, так и не вполне ясно, каким именно образом растлевает юные поколения екатеринбургский музей первого президента России. Чем-то, вероятно, абстрактно либеральным.
Или близкой к правде трактовкой истории, ведь именно с этим центром работают лучшие российские историки, в частности из Вольного исторического общества, которые противостоят официозным трактовкам ряда скрепообразных событий от Военно-исторического общества.
История 1990-х разделяет нашу нацию с не меньшей силой, чем история советского, особенно сталинского, периода.
Противоречия между двумя обществами историков — это и есть отражение войны памяти, памяти официальной и мифологической, в которой история страны выступает как биография бюрократии, победоносных войн и покорения нынешними Центральным и Северо-Западным округами других округов, и контрпамяти, в которой есть место жизнеописаниям живых людей без корон, погон, лампасов и истории свободы.
Или вот еще оскорбление. Дневники мужчины, депортировавшего целые народы, Ивана Серова выпущены в свет с теплой ностальгией по крепкому генералу, который и в старости в белых теннисных, как тогда говорили, туфлях выходил на корт. Читать этот документ, образец ошеломляющей изворотливости, ледяного цинизма и самооправдания задним числом, без очень тяжелых чувств невозможно. Издатели, включая Александра Хинштейна, оскорбились за то, что Серова назвали «палачом». Суд, как ни странно, отклонил иск господина Хинштейна и внучки главы госбезопасности к «Эху Москвы».
Оскорбление мифов — самое страшное преступление.
Власть оборонялась 28 панфиловцами, как живым щитом. Собственно, в подражание власти брежневской нынешние элиты черпают легитимность в славной военной истории и не стесняются национализировать (или приватизировать?) священную память о Великой Отечественной. Стоит появиться народной инициативе, например блестящей акции «Бессмертный полк», глядь, а на ней уже стоит печать Кремля. И получается, что это не начальство прислонилось к народной инициативе, а народ — к инициативе начальства.
Единственная история, которую руководители, уже не скрывая своего отношения, готовы отдать контрпамяти, — это история репрессий. Ею теперь заведуют «иностранные агенты». Что, безусловно, по-настоящему оскорбляет память миллионов репрессированных и их потомков. Меня, внука врага народа, объявление «Мемориала» «иностранным агентом» оскорбляет лично и глубоко.
Чем отвечает начальство гнилой интеллигенции? Отвечает грубоватой вохровской сатирой — чертит стрелочки на выставке, приравнивающей Леонида Гозмана к Геббельсу и продолжая линию госпожи Скойбеды на изготовление торшеров из кожи либералов-евреев.
Не слишком ли много красных линий перейдено в исторической политике, полной указателей и стрелочек, ведущих к «правильной» трактовке истории?
Впрочем, у этого политического режима вся политика историческая. Даже в сирийской кампании ясно читаются бесчисленные строки собрания сочинений Брежнева «Ленинским курсом» — мы снова великие, мы снова решаем вопросы за тысячи километров от своих границ. Ради мира, натурально, на земле.
Любой разговор о Сталине — это разговор о сегодняшнем дне. Ленин, как известно из руководящих бесед (разговор на заседании президентского Совета по науке и образованию в январе 2016 года), «заложил атомную бомбу» под страну, значит, получается, что обратно имперский пазл собрал хороший Сталин. Как нынешнее первое лицо после Ельцина. Хрущев, как следует из популярной надписи на T-shirt, «Крым сдал», первое лицо «Крым принял».
Это поход скрепоносцев, сокрушающих врагов веры. Ибо для них гроб Господень — это второе издание «Краткого курса. Скрепоносцев», захватывающих, как это обычно бывает, девственное и неокрепшее сознание не слишком искушенных в истории людей, которые из нее помнят только Ивана Грозного, Петра Первого, Ленина, Сталина, Гагарина, далее по списку злодеев и благодетелей.
Но и этот сюжет не нов. Даже их пиар-технологии заимствованы у тех, чьим мнимым величием они питаются. Из письма Бориса Пастернака Ольге Фрейденберг 4 февраля 1941 года: «Благодетелю нашему (это ведь понятно кто. — А.К.) кажется, что до сих пор были слишком сентиментальны и пора одуматься. Петр Первый уже оказывается параллелью неподходящей. Новое увлеченье, открыто исповедуемое, — Грозный, опричнина, жестокость. На эти темы пишутся новые оперы, драмы и сценарии».
Нет, русская история и идеология — это не колея, это кольцевая линия.
А ведь, с другой стороны, и про роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» Михаил Суслов сказал, что он может быть опубликован через 200–300 лет, а вот он перед нами. И Булат Окуджава «В путешествии по ночной Варшаве в дрожках» в 1967 году, за год до Праги, ухитрился намекнуть на Катынь и предположить, что очень нескоро правда станет едва ли не банальностью. А эта правда, хотя и оспаривается до сих пор, уже много лет как предъявлена во всей своей кровавой наготе: «Забытый богом и людьми, спит офицер в конфедератке. / Над ним шумят леса чужие, чужая плещется река. / Пройдут недолгие века — напишут школьники в тетрадке / Все то, что нам не позволяет писать дрожащая рука».
Руки у тех, кто являются носителями не мифов, а правды об истории, уже не дрожат. Официоз с трудом справляется с контрпамятью. И это хорошая новость в преддверии 2017 года, который предсказуемо станет годом истории, — 100 лет Октябрьского переворота / революции таит в себе множество пропагандистских сюрпризов.
Андрей Колесников
Журналист
