Главная цель социально-экономического развития становится все менее достижимой
Какой должна быть цель социально-экономического развития? На этот вопрос много раз отвечали и теологи, и философы, и историки, и политики, и социологи, и экономисты. Отвечали по-разному, но стоит напомнить самый популярный ответ, который не раз поднимал социальные бури. В современной политкорректной редакции, далекой от разжигания социальной розни, он звучит так: человек, его максимальная самореализация — это и есть критерий успешности развития общества.
Дальше, в свою очередь, возникает масса вопросов. Социальное равенство — это благо или тормоз развития, учитывая разные способности людей, разные культурные традиции, разное стремление к знаниям и к их приложению? Какова роль государства для успеха социально-экономического развития? Какими должны быть при этом приоритеты экономической динамики? У нас что, впереди все-таки коммунизм, только не в «пыльном шлеме» и без гражданских войн, а со скандинавским акцентом? Или, может быть, с китайским?
Ответы на эти и другие того же масштаба вопросы — это забеги на длинные дистанции. Но есть и спринтерские перебежки, не требующие интеллектуальных сверхусилий. В конце концов, возможности самореализации — это в том числе и деньги, которыми располагает человек. Здесь и сейчас, а не когда-то в светлом далеке, которому, по опыту жизни в нашей стране, редко свойственно приближаться.
Понятно, что забегать вперед, опережая наличные возможности, вредно, но тем важнее динамика. И вот тут самое время с теоретических высот (но не забывая цель развития общества, которую разделяет и российская Конституция) спуститься на сегодняшнюю отечественную почву.
Последние данные Росстата разочаровали: реальные доходы россиян в августе сократились впервые с января — на 0,9% в годовом выражении. Данные за один месяц, конечно, могут выпадать из общего ряда, но динамика такова: если предыдущие четыре года реальные доходы стабильно сокращались (исключение — январь 2017-го, когда была разовая выплата пенсионерам 5 тыс. рублей), то в 2018 году в течение семи первых месяцев реальные доходы росли. Однако не без некоторых «но».
Во-первых, главный рост пришелся на начало года: в феврале–апреле реальные доходы росли на 4–6%, а уже с мая–июня рост приостановился. Здесь все ясно: перед мартовскими президентскими выборами существенно выросли зарплаты бюджетников. Во-вторых, опора только на среднеарифметические цифры лукава. Специалисты давно призывают дополнить их медианными значениями. В чем разница? Медиана — это число, характеризующее некую случайную выборку так, что одна половина элементов выборки больше медианы, а другая — меньше.
В нашем случае существенный рост реальных зарплат бюджетников, прежде всего бенефициаров майских, еще 2012 года, указов Владимира Путина — преподавателей высшей школы и научных сотрудников, а также зарплат в крупнейших госкомпаниях мог дать рост средних значений при том, что занятые в других сферах остались при своих. Это к вопросу о том, почему изрядное число читателей этого текста не ощутило роста реальных доходов в текущем году.
Но это, так сказать, цветочки. Настоящий и уже традиционный парадокс российской статистики доходов заключается в том, что реальные зарплаты растут, а реальные доходы сокращаются. Его 19 сентября Росстат подтвердил: после указанных цифр о падении реальных доходов в августе он приводит и следующие данные: «Рост реальной заработной платы в августе составил 7% в годовом выражении, за восемь месяцев — 8,4%».
Разнонаправленная динамика реальных зарплат и реальных доходов для России уже давно не новость. В феврале 2018 года министр труда Максим Топилин признавался: «Такого никогда не было, обычно реальная заработная плата, которая составляет подавляющую часть доходов, за собой тянула рост реальных доходов». Что же, ничего не остается, как напомнить один из бессмертных афоризмов Виктора Черномырдина: «Никогда такого не было — и вот опять!»
В чем же разгадка парадокса? Министр верно подметил: реальная зарплата «составляет подавляющую часть доходов». Оплата труда, по имеющимся оценкам, составляет 64,7% доходов россиян. И эта доля в последние годы снижается. В 2008 году она составляла 68,4%. Уменьшается с 2008 года и удельный вес доходов от предпринимательской деятельности — с 10,25 до 7,8%. Печальная статистика. Особенно применительно к доходам от предпринимательской деятельности: с 2008 года они сократились почти на четверть. Российская экономика движется в сторону от роста частной инициативы и рыночных принципов. Зато повышается доля социальных выплат — пенсий, пособий и тому подобного — с 13,2 до 19,2%, то есть почти в полтора раза. С учетом роста зарплат бюджетников и их числа, а также числа госслужащих (которые давно доказали устойчивость к любым сокращениям) это иллюстрирует рост огосударствления доходов россиян — необходимой части огосударствления экономики в целом.
Парадоксов при этом прибавляется. При росте огосударствления доходов россиян их реальные доходы сокращаются. Это уже характеристика государства, его социальной политики и видения перспективных целей.
Но вернемся к расхождениям между реальными доходами, которые в среднем сокращаются, и реальными зарплатами, которые в среднем растут. Если опираться на только что представленную разбивку, то с учетом того, что социальные выплаты растут, предпринимательские доходы должны резко сокращаться, они уже должны быть ниже плинтуса, чего, к счастью, еще не происходит. Тогда в чем же дело?
Ответ есть у Топилина: «Мне кажется, что это связано с тем, что у нас теневой сектор является поставщиком через расходы статистического учета динамики доходов». Министр, правда, тут же оговаривается: теневой сектор «как раз начинает сворачиваться». Понятно, что власть стремится именно к этому, используя не только карательный аппарат, но и стимулируя выход в свет за счет льготных налоговых режимов, в частности, для самозанятых. Однако исследование центра социально-политического мониторинга РАНХиГС показало: доля россиян, чье постоянное рабочее место в «теневом» секторе, в 2017 году оказалась самой высокой за всю историю наблюдений с 2003 года. В «теневой» рынок труда вовлечена почти половина (44,8%) трудоспособного населения. А это — 33 млн человек.
Парадокс в том, что в определенном смысле теневой сектор выгоден государству. С той точки зрения, что он компенсирует его, государства, недоработки и социальные пробелы. Без теневого сектора 20 млн россиян, официально живущих на доходы ниже прожиточного минимума, просто не смогли бы существовать.
Вернемся к направлению движения российского общества. Получается, оно не приближается, а отдаляется от цели — от предоставления условий для максимальной самореализации человека. И, похоже, в ближайшее время это расхождение будет только нарастать.
Экономика замедляется. 20 сентября Минэкономразвития поделилось печальной вестью: «Темп роста ВВП в августе снизился до 1% в годовом выражении с 1,8% месяцем ранее. Рост ВВП за январь–август составил 1,6% год к году». Несколько ранее прогноз на 2018 год был снижен с 1,9 до 1,8%. Перспективы выхода на темпы роста, превышающие среднемировой уровень, откладываются. Замедление экономики снижает и потенциал роста социальных расходов, и решение задач майских указов Владимира Путина.
Что же касается реальных доходов, то они не могут существенно опережать рост экономики в целом. К тому же всеми признается приближение волны роста инфляции, которую поднимает, в частности, августовское обесценение рубля, а оно наверняка возобновится с приближением новых антироссийских санкций. Рост инфляции — это сокращение реальных доходов.
Компаса — вот чего не хватает нашему государству. Оно слишком часто теряет цель или разменивает ее на геополитические амбиции вместо того, чтобы сосредоточиться в первую очередь на развитии и модернизации экономики, без чего главная цель недостижима.
Николай Вардуль
