Мнение Социолога Константина Гаазе о новейшей эволюции сословия силовиков в России
Многие эксперты отмечают, что после возвращения Алексея Навального в Россию из Германии борьба с ним, его сторонниками и, шире, оппозицией перестала быть эксклюзивной задачей кремлевских политических менеджеров, став преимущественно задачей силовиков. Что это значит и о ком речь — или, как сформулировал это один мой закончивший Академию ФСБ товарищ,
вот вы все время говорите о каких-то силовиках, кто это вообще такие?
И если у этих «силовиков» появились новые полномочия, как они будут действовать, чем будут отличаться от тех, кто действовал до них?
Слово «силовики» используется как минимум в двух смыслах. Есть силовики как фракция в российском руководстве, борющаяся за организационную власть, влияние и ресурсы с так называемыми либералами. Есть силовики как сословие, в которое входят сотни тысяч сотрудников ФСБ, МВД, Росгвардии и так далее, имеющих, грубо говоря, служебные удостоверения организаций или ведомств со специальными полномочиями, пусть и локализованными (например, ФГУП «Охрана» и так далее). Разумеется, граница сословия будет проходить не только по наличию слова «военизированный» в описании онтологии и полномочий ведомства, но и по функциям ведомства, оставаясь довольно подвижной. Выходец из угрозыска с удостоверением адвоката и лицензией ЧОПовца на оружие — силовик, без всяких сомнений. А армейский офицер, пусть и Генштаба, в вагоне метро, несомненно, не силовик.
Кажется, что можно исключить из рассмотрения сословный смысл и сосредоточиться только на фракционной борьбе. Но на самом деле важно и то, и другое. Широко разлетевшийся в сети мем про три кита режима — нарисованные шариковой ручкой на бумаге в клеточку персонажи «брехало», «решало» и «забрало» — популярен именно потому, что вопрос о силовиках как сословии становится (особенно после белорусских протестов) предметом публичной озабоченности и рефлексии. Наблюдая постоянный рост объема полномочий по обеспечению безопасности в самом широком смысле слова (именно этот рост дает преимущество силовикам как фракции в руководстве страны), «на земле» граждане все чаще задаются вопросами о пределах насилия, которое другие граждане могут осуществлять в их отношении: от дубинок и наручников до условий содержания в спецприемниках. Нельзя не обратить внимание на как минимум одновременность этих процессов, особенно в свете конституционной реформы и принятых после нее изменений в закон «О безопасности».
Метонимия силовика
Силовики как сословие — давний и любимый объект изучения социологов, антропологов и политических ученых. Наиболее удачные работы выделяют какую-то разновидность силовиков как метонимию (когда часть выражает целое), выпукло представляющую функцию всего силового сословия в конструировании социального и политического порядка. В Гане полиция занята «производством границ» (термин антрополога Иена Бика из Университета Майнца), структурируя и выстраивая иерархии между социальными, экономическими, бюрократическими взаимодействиями; значит, она — первая и базовая инстанция производства государственности (скорее в смысле силового поля, чем предмета) на земле. В Заире при диктаторе Мобуту Сесе Секо его секретная служба — Национальный центр документации — не была таким уж эффективным «всевидящим оком», но зато выполняла очень важную функцию «символического подбадривания» диктатора, в том числе буквально: большинство меморандумов и докладов службы на его имя заканчиваются риторической фигурой «ситуация остается спокойной». В России основополагающее в этой области исследование Вадима Волкова указывает на постепенную смену агентов, вовлеченных в «силовое предпринимательство», и затем, как ответ на приватизацию силовых ведомств, появление «силовых предпринимателей» уже внутри МВД, ФСБ и других военизированных структур, которые могут быть и силовым партнером, и силовой крышей бизнеса.
Силовое предпринимательство в 2021 году никуда не делось и, судя по суммам в наличных рублях и наличной валюте, которые конфискуют у чекистов и полицейских, стало только прибыльнее, хотя и выстроилось в вертикально интегрированный бизнес. Но сегодня, в отличие от середины нулевых, говоря о силовиках, мы все же имеем в виду не оборотистых оперов с Петровки или Лубянки, а тех, кто разгоняет митинги, в том числе других оперов, но в таких же, как мы, пуховиках и кроссовках, с паролем «Брянск-Север» на устах. Они выражают сегодня главную функцию силового сословия в конструировании и поддержании порядка.
Ее изменение емко описывают две фигуры из статьи философа и переводчика Дмитрия Кралечкина: раньше метонимией силовика был вовлеченный в ситуацию и заинтересованный в перераспределении того или иного потока ресурсов, обязательств и так далее локальный тиран (от гаишника до егеря, от таможенника до налоговика), а сегодня такой метонимией наконец-то стал
силовик из «Законов» Платона, наводящий порядок в доверенной ему локации просто так, в силу того, что он силовик и у него есть дубинка.
Технически он не подчинен закону, по крайней мере, пока находится при исполнении, поскольку ни одно его действие «на разгоне» не может быть потом признано незаконным и он пользуется таким же объемом иммунитета, как президент Российской Федерации. Говоря иначе, в России так и не завелось полностью рациональной бюрократии или независимого от исполнительной власти судейского корпуса, но завелось рационализированное насилие, которое нельзя ни подкупить, ни вовлечь в социальные взаимодействия — полки Росгвардии.
Самосознание силовика
В апреле этого года Росгвардия отметит пятилетний юбилей. Никогда еще президент Путин не проявлял столько государственной мудрости, как в момент создания Росгвардии. Весной 2016 года вроде бы ничто не предвещало грядущих бед, митингов «Он вам не Димон», летних протестов 2019 года в Москве и, наконец, массового протеста 23 января 2021 года. Решающим фактором для появления новой спецслужбы стали приближающиеся выборы президента США. Логика тогда выглядела так: когда президентом станет госсекретарь Клинтон, она немедленно решит поджечь ситуацию в России по аналогии с событиями в Киеве зимой 2014 года. Нужна сила на улице. Кто ей станет? Полиция?
Сегодня в разделе Википедии, посвященном Росгвардии, проводится прямая генеалогия — от опричнины до войск, которыми командует бывший охранник Анатолия Собчака и бывший начальник Службы безопасности президента Виктор Золотов. И в этом чувствуется рука ведомственного пиарщика. Но для обоснования отделения полицейских функций от функций борьбы с мятежами использовались не только исторические аргументы, мол, у царей всегда были квартальные и жандармы. Другой аргумент состоял в том, что полиция не должна быть опорой государства — слишком хрупкая, ненадежная и погруженная в те самые социальные и экономические взаимодействия получается опора. Полиция обычно ищет внешние ресурсы легитимности своих действий, а жандармы — сами себе источник легитимности, поскольку публичное насилие вообще-то предшествует государству.
Так или иначе,
Росгвардия появилась, чтобы указать на силовиков, которые никогда не перейдут на сторону народа
и не растворятся в толпе, как сотрудники КГБ СССР в августе 1991 года. И мы можем видеть, каким образом предметно обеспечивается такой порог лояльности: особая система отбора, иммунитет, особая система поощрений. Возникает ли в Росгвардии какая-то форма иной, символической идентичности, есть ли там бытовые ритуалы солидарности и так далее, нам пока неизвестно. Но в целом можно сказать, что появление таких специальных силовиков объясняется необходимостью государства иногда «откатить» к некоторым преодоленным формам насилия, которые уже невозможно публично оправдывать, но без которых пока нельзя обойтись: переломы, черепно-мозговые травмы, заламывание рук, побои и так далее. Полиция и армия оказываются слишком большими и слишком сложно устроенными ансамблями, чтобы на них можно было полагаться в вопросе организованного насилия такого типа.
Форма хунты
Видеоролики с разгонами зимних протестов дали понять, что разгоняющие работают, в общем, в охотку, по крайней мере, не испытывают особых мучений, решая, хватить ли дубинкой по спине вот этого гражданина или нет. Видно также, что градус этой охотки в целом остается управляемым, что и требуется от публичного, то есть всегда еще и показательного насилия. Эксцессы повсюду, но сигнал проходит, и мы можем отличить, когда протестующих мягко воспитывают, а когда жестоко наказывают.
Смысл появления Росгвардии в том, чтобы должны быть в стране вот эти вот платоновские абсолютные силовики. Которые живут в обществе, но в определенные моменты могут из него выходить, поднимая дубинки на своих соседей. Должны быть ультра-силовики, которые не укоренены в социальном, хотя бы частично. Каждое воскресенье они работают гегелевским сувереном из «Философии права»: они не знают разницы между войной и миром и
война с собственными согражданами для них и есть вершина интенсивности исполнения служебного долга.
За них эту разницу устанавливают другие силовики. Конституционная реформа 2020 года наконец-то привела базовое описание системы политической власти в стране в соответствие с реальностью, складывающейся с конца нулевых, когда Совет Безопасности превратился в аналог советского Политбюро. Разница лишь в том, что там не принимаются пока крупные экономические решения — но примерно с середины прошлого десятилетия принимаются развернутые протокольные решения относительно идеологии, разрешенных и запрещенных взглядов и институций, желательных и нежелательных картин мира. После поправки в Конституции в списке квази-полномочий Совбеза (собственных, без президента, полномочий у Совета даже по новой Конституции нет) появились слова «поддержание гражданского мира и согласия в стране»; так реальное положение дел получило наконец правовое выражение.
В контексте Совбеза силовик — это не характеристика положения внутри правящей элиты и даже не характеристика системы взглядов. Строго говоря, любой постоянный член Совбеза — это силовик по должности, премьер и глава администрации в не меньшей степени, чем министры обороны или внутренних дел. Поправка в Конституцию и ее развитие в тексте поправок в закон «О безопасности», где Совбез наделяется уже административными и даже по сути исполнительными функциями, создают конституционное основание для разгонов граждан дубинками и шокерами и одновременно учреждают в Российской Федерации нечто вроде хунты. Все его члены должны думать и принимать решения как силовики, хотя сословно силовики — лишь треть из них.
Таким образом,
возможность проявить гуманизм или пойти дальше и сказать, что протестующих можно понять, исключена
не только на уровне тех, кто их разгоняет, но и тех, кто принимает решения. И теперь это уже не решение одного человека, а решение целого органа — совещательного, но конституционного. Коллективная, как в случае с Цезарем и Брутом, ответственность. Позиция члена Совбеза очевидно иерархически выше позиции члена Госсовета и Совета по науке и технологиям, выше даже позиции члена правительства. Итого высшим служебным достижением в Российской Федерации является причастность к возможности быть легитимно и публично негуманным. То есть быть силовиком.
