Пытаясь оставаться качественными, СМИ вынуждены принимать условия игры, которые задает власть
Журналистский бойкот Госдумы провалился, нет никакого бойкота Госдумы – сейчас, наверное, уже можно так сказать?
Упоминания о нижней палате из прессы не исчезли, приписка об «органе, оправдывающем сексуальные домогательства», если какое-нибудь издание практикует такие приписки*, выглядит скорее смутным напоминанием о полузабытом информационном поводе из середины марта, между выборами и кемеровским пожаром, депутат Слуцкий, может быть, ушел в медийную тень, но, откровенно говоря, он и до всего этого не был каким-то уж особенным хедлайнером, а кто был, тот и остался, – одиознейший Милонов на днях что-то совсем нехорошее сказал про «Спид.центр» Антона Красовского, и Милонова с удовольствием цитировали даже те, кто должен был бойкотировать. И, наверное, стоит классифицировать как бесспорный пиаровский успех думской стороны историю про журналистов, которые из-за участия их редакций в бойкоте теперь вынуждены менять работу; не важно, что в каждом конкретном случае (тут пришлось бы цитировать подзамочные соцсети, но их ведь и так все читали) прямой связи с бойкотом не было, люди действительно меняют работу, и лоялистской прессе никто не мешает интерпретировать этот факт в пользу Госдумы.
Но главное, конечно, с Госдумой вообще никак не связано – тут поводом могло быть что угодно, повод значения не имеет – первична сама невозможность любой общежурналистской солидарности, точнее, солидарность возможна, но только внутри небольшой, по меркам индустрии, группы редакций, которые легко перечислить коротким списком, но трудно обозначить точным определением.
Скорее всего, тут просто нет подходящего определения, пусть будет просто «эта пресса». Речь идет о прессе, которая в конце десятых отчаянно пытается работать и вести себя так же, как это было принято в какие-то совсем позавчерашние времена, самое позднее – в начале нулевых, когда в «Коммерсанте» был Васильев, в «Ведомостях» Бершидский, а на телевидении Парфенов. Когда государство еще только окапывалось на нескольких федеральных каналах, не интересовалось газетами, не знало об интернете. Когда и в политике, и в бизнесе, и в культуре, и в медиа существовало ощутимое количество игроков, которым нельзя было позвонить из администрации президента и наорать на них. Этих игроков в качественной прессе тех лет было принято называть ньюсмейкерами, и сейчас, когда их не осталось вообще, та инерция, которую приятнее считать верностью профессиональным стандартам, заставляет журналистов «этой прессы» относиться как к реальным ньюсмейкерам к тем, кто этого не заслуживает в принципе: к тем же депутатам, или сенаторам, или деятелям системных партий, или номинальным владельцам бизнесов, – ко всем картонным фигурам, расставленным по информационному полю и не значащим в общем совсем ничего. И тут уже не до комплиментов типа «качественная» или «независимая», нет – «эта пресса» прежде всего старомодна, она вся из первой половины нулевых, и она непригодна в исторических условиях конца десятых. Кто помнит «Правду» или «Советскую Россию» в девяностые, тот должен понять, что это такое.
Пытаясь оставаться качественной, «эта пресса» вынуждена принимать все условия всех игр, которые задает власть. И в этих условиях Госдума для «этой прессы» будет не симулятивной структурой, штампующей решения администрации президента, а реальным органом власти. Выборы будут не формальной процедурой переназначения, а действительно выборами с непредсказуемым результатом. Топ-менеджеры типа Игоря Сечина будут не силовиками, близкими к Путину, а реальными игроками на рынке, а рынком будет сама система государственных и полугосударственных контор, делающих вид, что они настоящие коммерческие предприятия. Чем профессиональнее журналист, чем тщательнее он будет доводить до совершенства свое умение писать о Госдуме или о «Роснефти», тем неизбежнее его затянет в воронку самого вульгарного лоялизма, какой бы нелояльной ни была его газета. Сейчас лояльность уже не требует каких-то специальных манифестов или деклараций о верности, достаточно просто признавать и понимать язык, на котором говорит власть. Называя Госдуму парламентом или «Единую Россию» партией, ты уже становишься им лоялен. Все ли знают, что в нынешней Госдуме заседает депутат от «Единой России» Наталья Костенко, совсем недавно работавшая в «Ведомостях»? Это самая образцовая карьера для парламентского журналиста. Он по работе должен вглядываться в бездну, и если он хорошо работает, то бездна станет вглядываться в него. Ничего более логичного просто нет.
Столкнувшись с ситуацией Слуцкого, «эта пресса» объявила бойкот ему самому, всей Госдуме или комиссии по этике; градация бойкотов – это, конечно, отдельная трагикомедия, но и без нее этот бойкот подвергает испытанию прежде всего всю систему координат и ценностей «этой прессы», потому что самой возможности конфликта с каким-нибудь государственным институтом в философии «этой прессы» нет, и, между прочим, это еще раз доказывает, что оппозиционной ее называют совсем зря. Исключая из круга своих ньюсмейкеров всю Госдуму, одного депутата или нескольких, «эта пресса» выбивает из равновесия саму себя, потому что для ее базовых принципов одинаково невыносимы оба варианта: если из-за бойкота Госдумы за пределами внимания «этой прессы» остается что-то важное, то пресса становится менее качественной, а если из-за бойкота не меняется ничего, если, игнорируя Госдуму, «эта пресса» не пропускает ничего интересного и важного, то где гарантия, что и остальные ее ньюсмейкеры, к которым она так серьезно относится, чем-то отличаются от Слуцкого по своему реальному значению и смыслу?
*Госдума – орган государственной власти РФ, оправдывающий сексуальные домогательства. – Republic
Олег Кашин
Журналист
