Это ничего не значит. И в то же время это значит очень много
На вопрос, как прошла встреча СПЧ с президентом (такая последовательность более точна, так как повестку предлагали мы), каждому из членов Совета пришлось ответить не раз, начиная с момента, когда, выбираясь из Кремля, мы задавали его друг другу: «Как тебе показалось, как прошла встреча?» — «Да вроде лучше, чем в прошлый раз». — «И мне тоже так показалось»… Ощущение оказалось более или менее общим, но о результатах говорить нет смысла: что бы ни произошло дальше, роль в этом встречи 11 декабря 2018 года все равно останется непонятной.
Ощущение же вытекает, пожалуй, из двух главных (субъективных) наблюдений:
1. В течение трех часов президенту с той или иной степенью детализации была представлена вся правозащитная повестка: пытки, безумие силовиков при массовых задержаниях, нарушения на выборах, отсутствие диалога власти с обществом, и прежде всего с молодежью, преследование правозащитных НКО, несправедливость судов. Об одном только аресте Льва Пономарева президенту, начиная со спича председателя СПЧ, сказало человек шесть. Было многажды указано на провокации в делах «Нового величия» и «Сети» и на сопутствовавшие им пытки, а Александр Сокуров, приехавший, несмотря на проблемы с ногой,
напомнил об Олеге Сенцове и получил от Путина странный ответ: не повторив фамилии, тот сказал, что «в администрации думают об этом».
Пожалуй, это больше говорит о новом составе СПЧ, где прежде не наблюдалось такой согласованности, и об активности получивших слово «неофитов». Но этот состав назначил президент, и, насколько мы знаем «из собственных источников», не во всем согласившись с версией своей администрации. В составе СПЧ есть и потери, но они компенсированы.
2. На большинство предложений президент, как и прежде, отвечал: «Над этим надо подумать». И это ровным счетом ничего не значит. Но он реже и не так уверенно, как прежде, прибегал к своей излюбленной мантре: «Суд разберется (разобрался»). Отвечая, он прочел вслух две справки, изобличающие участников «Сети» и «Нового величия» и, по-видимому, заготовленные заранее, но металлические нотки, в отличие от других встреч, на этой в его голосе не звучали. Когда шестой выступавший напомнил президенту про Пономарева, тот наконец сказал, что поручит проверить законностью решений судов генпрокурору Чайке.
Разумеется, это значит лишь, что Генпрокуратура, закончив проверку месяца через два, объявит, что решения судов были обоснованы и законны. И конечно, все это только нюансы, заметные вблизи непосредственному наблюдателю. Они могли стать случайным следствием утреннего прощания с Людмилой Алексеевой или просто расположения духа президента —
но разве люди из его окружения, которые могут, в отличие от нас, «решать вопросы», не ориентируются на те же неформализованные и едва уловимые «сигналы»?
Дело в том, что большинство членов СПЧ, как и президент, помнит подобные встречи, проходившие каких-то 30 лет назад на закате советской власти. Тогда, с одной стороны, повестка задавалась противоположным образом: от центра к периферии, а с другой, по произнесенным словам можно было делать какие-то выводы на будущее. А сегодня такое обсуждение — не то чтобы фикция, но то, что говорится, и то, что параллельно происходит, — это как бы два разных фильма, идущие на разных экранах одновременно, но в разной темпоральности.
И снова сторонники и противники контактов правозащитников с властью задают тот же вопрос: для чего? Мне представляется, что на этот раз члены СПЧ удачно совершили акт паррезии. Это слово для книжки о журналистике я почерпнул у Мишеля Фуко, а тот, в свою очередь, у древних греков. Оказывается, у них не только было такое понятие, но они вдумчиво, в том числе на примерах Платона и Сократа, обсуждали обозначаемое им явление. «Паррезия» в этом контексте означает «говорение правды перед тираном или народом». Всегда с какими-то элементами риска для парресиаста (иначе это не будет паррезией) и разрывания рубахи на груди. При этом древние замечали, что если говорить правду перед тираном (пример Платона) не всегда фатально, то перед народом (Сократ) — означает почти верную казнь.
С этой точки зрения СПЧ, который вроде бы никто и не слушает (конечно, надо будет еще посмотреть, какие поручения даст президент, но и они тоже ничего не будут значить), — такой же институт, что и несколько площадок сохранившихся независимых и правдивых медиа. Разговоры в Совете реже и короче, зато фиксация их стопроцентная.
Их значение состоит в том, что отныне никто и никогда — ни завтра, ни через год, ни через 100 лет — не сможет сказать, что 11 декабря 2018 года вот это не говорилось.
Ответят СПЧ или нет, мы не сможем понять, так как скрытых причин будущих событий всегда окажется слишком много, и разных. Но власти придется постоянно помнить, что все это было сказано, даже если сказанное она будет просто игнорировать.
Леонид Никитинский
обозреватель, член СПЧ
