Своевременные мысли Михаила Жванецкого
«Огонек» поинтересовался у Михаила Жванецкого, как погода отражается на настроении и что значит возраст для писателя и философа? Вот его ответ — новые произведения.
Детские игры
В 7 лет началась война.
Отец главврач сельской районной больницы.
Квартира в больнице. Дом. Сад. Трехколесный велосипед.
Пианино. Учат музыке. Хуже игр, чем на пианино, нет. Выручила война.
Отца на фронт. Я впервые в жизни в автомобиле на станцию. Грузовик «Газ». Я впервые впереди себя не вижу лошадей. Пробка радиатора и дорога, сама бегущая под колеса. Сама бежит издали ко мне и под колеса.
Следующая игра из Винницы. Товарный эшелон. Бомбы. Мы в поле. Мама меня маскирует лопухами. Дальше — в Среднюю Азию.
Письма папы с фронта — «привезу тебе игрушек».
Отца перевели главным врачом эвакогоспиталя в тыл. Весь город — больничные халаты, одноногие в тапочке, в подвернутом кальсоне. Стоят на физкультуре на одной ноге, с мячом в противоположной руке.
В городе Котовске в конце 44-го — патроны, патроны… Все игры с патронами. Костер. Патроны в костер.
И на станцию. Эшелоны…
«Дяденька, тетрадку, карандаш!..» Эшелоны не останавливались. На ходу выбрасывали какие-то толстые тетради, карандаши.
Отец в Одессу. Двоюродный брат в Одессу. Дядя с фронта из Германии в Одессу. Нас на 30 метров пять человек.
Играюсь. Револьвер отдельно, обойма у дяди. Все игрушки — наганы, револьверы. Самые красивые — никелированные браунинги.
Один конек на валенке, второго нет. Веревками к валенку и за грузовиком.
Игра с растопкой печи семечковой шелухой. Макуха — плоский кусок выжатых семечек. Масло отжали. Макуха детям — сосём, сосём… Вкусно.
Конек, макуха, револьвер без патронов и весь базар безногий и безрукий. Бушлаты. Рукавицы с двумя пальцами и со страшным визгом доски на четырех подшипниках. И очень ловкие безногие в орденах отталкивались деревянными стукалками от тротуара.
И все веселые — победа, победа…
Свернули голову авторам уничтожения целых народов в красивых мундирах. И мундиры на пленных в лохмотьях.
Хорошее, здоровое, интересное… нет, не детство, а первая страница жизни.
Заголовки
Под многими интересными названиями я жил.
Часть жизни — идущий на медаль.
Потом — комсорг веселый.
Сменный механик-юморист.
Красивые волосы.
Артист на производстве.
Потом — бабник.
Потом — Мишка-хохмач.
Потом — Ты смотри, скоко он имеет. Это ему Райкин плотит?
— А кто? Государство? За эти хохмы?.. Да я б гроша ломаного…
— Может, он еще стучит на кого…
Потом я долго был — не писатель.
Потом — одесская скороговорочка.
Потом — Что он имеет против нашего народа?!
Какое-то время был русофобом.
Какое-то время — антисемитом.
Потом — самый народный.
Потом — феномен, но не писатель.
Потом — феномен, но не сатирик.
Потом — наш популярный сатирик.
Потом — наш известный сатирик.
Потом сразу — Да какой он сатирик?! — Дерьмовый хохмач.
Потом — некий символ.
Потом — доперестроечный гений.
Потом — Сальные шутки сальным ртом. Перманентно пьяный выползает с бокалом и лезет в экран.
Гениальный затачиватель каменных стрел.
Потом —
— Как у него всё это не кончается?
— Что?
— Да всё это!..
Потом —
— Его забудут еще до того, как меня в школах начнут изучать.
И как ему не стыдно, что на него так смотрят?
— Как?
— Ну, с обожанием.
— А что ему делать?
— Ну, как-то прекратить. Пусть Яша им гордится, если ему больше нечем гордиться.
— Это читать глазами невозможно.
— Поверхностная дешевка.
— Его любят, как целлулоидного пупса.
— Что он несет, если его не понимают.
— Кто?
— Люди, кто!
— А что там понимать? Да на хрен… Я лучше поржать пойду.
— А где ты будешь ржать?
— Да в Кремлевском. Теперь вся ржачка в Кремлевском. Бери билет и ржи. Над пропастью.
— Это вы против Америки ржёте?
— И против Америки, и против торговли, и против медицины. Мы там против всего ржём.
Так и жил… Так и колебался.
От поверхностного хохмача до… «Не пойду я на него. Там думать надо».
Такие вот колокола.
А я всё это сижу, слушаю.
Конечно, пусть говорят.
Конечно, пусть спорят.
Но я-то это всё переживаю!
***
Как жизнь складывается.
Я для мыслей записные книжки завел.
Половину лет мысли вытеснялись адресами.
Вторая половина — адреса вытеснялись мыслями.
Первую половину был интересен женщинам.
Вторую половину — людям.
Это всё, что нужно
С возрастом образовалась масса ненужного: гантели, запонки, одеколоны, кремы, складные ножи, инструменты, какие-то полные бутылки и, боже мой, эти телефоны, и тренажёр, и спортивный костюм.
И велосипед, и старые пластинки.
И вся музыка.
То ли это путь, то ли — память.
И даже личная жизнь в письмах, в помаде, в телеграммах, квитанциях.
И два детства — одно свое, другое сына.
Почему так много ненужного?
Я ведь живу! — Все говорят, что живу.
Комнаты лишние — кроме одной.
Раковина, душ, туалет.
Часы, телевизор, несколько книг.
Бумага, стол, кровать.
Остальное — исписанные листы.
Одежда одна.
Немного. Но чисто.
Это всё, что было нужно!
Это всё, что будет нужно.
Это всё, что нужно мне по-настоящему.
Остальное всё равно потерял.
Оно теперь у кого-то.
***
Трудно предсказать наше будущее…
Главное — это не ошибиться!
Я будущее предсказать не мог.
Я всё время предсказывал прошлое.
И не ошибся.
