Двадцать два года назад Россия признала юрисдикцию Европейского суда по правам человека. Хотя отношения нашей страны с этой судебной инстанцией остаются противоречивыми и напряженными, влияние ЕСПЧ на российское правосудие весьма значительно, считает руководитель Международной правозащитной группы «Агора» Павел Чиков
Министерство юстиции России объявило конкурс на замещение должности судьи Европейского суда по правам человека от России. Полномочия действующего — Дмитрия Дедова — истекают 1 января 2022 года. Кремль должен до 10 мая следующего года представить в Парламентскую ассамблею Совета Европы три кандидатуры, из которых в июне 2021 года она выберет одну. В понедельник 5 октября прием документов от кандидатов завершился. Известно, что документы подали 19 человек. Одним из кандидатов стал Павел Чиков, руководитель Международной правозащитной группы «Агора», написавший по просьбе Forbes эту колонку.
Сама риторика Конвенции и решений суда, острые дебаты в Парламентской ассамблее Совета Европы, состоящей из представителей парламентов стран-членов, право Комиссара по правам человека приехать с инспекцией, — все это первые лет 10 вызывало устойчивое раздражение, а второе десятилетие — стойкую неприязнь у российских официальных лиц.
Главный кризис отношений России и ПАСЕ начался в связи с присоединением Крыма — в 2014 году ПАСЕ лишила российских депутатов голоса до конца года. На следующий год ситуация повторилась. В 2016 году Москва заявила о бойкоте ПАСЕ, а год спустя прекратила платить взносы за членство в Совете Европы. В кулуарах организации к 2019 году шли упорные разговоры о предстоящем выходе России из Совета Европы или — как минимум — приостановлении членства. Конфликт разрешился лишь год назад ко всеобщему удовлетворению, включая восстановление голоса в ПАСЕ, выплату задолженностей по взносам и в целом возобновление полноценного участия России в структурах организации.
При столь напряженных отношениях между Россией и ПАСЕ, как ни странно, отношение к ЕСПЧ со стороны российских властей носит в целом неконфликтный и гораздо более спокойный характер. Россия четырежды выдвигала кандидатов на должность судей — в 1996, 1998, 2004 и 2012 годах. Все три судьи (полномочия Анатолия Ковлера продлевались на второй срок) — юристы с незапятнанной репутацией. В своих немногочисленных особых мнениях они выступали далеко не с самых консервативных, клерикальных или государственнических позиций, — в этом их сильно опережали некоторые их коллеги из других стран. За редкими исключениями судьи от России соглашались с мнением коллег о наличии нарушений Конвенции в делах, даже громких и политически чувствительных для властей.
В начале таковыми были в основном «чеченские дела», — в общей сложности несколько сотен жалоб пострадавших во второй чеченской кампании и родственников погибших. Суд выработал подходы и стандарты и стал пачками присуждать компенсации по €60 000 — €80 000. Власти довольно быстро смирились с этими выплатами и даже стали предоставлять доступ к материалам уголовных дел.
Затем ЕСПЧ указал на проблемы с исполнением решений судов, и в России сильно укрепилась система судебных приставов и исполнительное производство. После этого был сильный прессинг на тюремное ведомство из-за крайне плохих условий содержаний в следственных изоляторах, и на судебную систему — из-за повальных и чрезмерно длительных арестов обвиняемых. Сегодня в России минимальное число осужденных в колониях, значительно улучшившиеся условия, много новых современных учреждений. Резко выросло применение альтернативных содержанию под стражей мер — домашнего ареста, запрета определенных действий. Осужденные теперь имеют возможность отбывать наказание в регионе проживания близких родственников, иностранцы с ВИЧ, имеющие семьи в России, могут получить вид на жительство. Это все системные изменения, происшедшие вследствие конкретных решений ЕСПЧ.
Стоит записать на счет Страсбурга и смягчение антиэкстремистского законодательства в 2018 году, разработку закона о домашнем насилии с охранными ордерами, введение апелляционной инстанции в судах и новых кассаций. Даже проект нового КоАП РФ разрабатывается с учетом правовых позиций ЕСПЧ.
Рука Страсбурга в реальности незримо присутствует и в конкретных делах. Например, осенью 2019 года власти отказались от идеи уголовного преследования фигурантов Московского дела по статье о массовых беспорядках. Для посвященных причина очевидна — все осужденные по Болотному делу 2012 года, дошедшие до ЕСПЧ, смогли убедить его в том, что такое обвинение прямо нарушает свободу мирных собраний. Поэтому под суд пошли только обвиняемые в конкретных эпизодах насилия в отношении полицейских — вне зависимости от обоснованности и с расчетом на то, что ЕСПЧ затем займет свою обычную позицию не оценивать доказательства по конкретному делу и не подменять собой российский суд.
Судьи в регионах все чаще применяют прецеденты ЕСПЧ, а для Конституционного суда РФ это вообще обязательный элемент. Верховный суд ежеквартально все эти годы рассылает по всей стране судьям перевод наиболее значимой практики Европейского суда. Совет Европы организует семинары для российских судей. То, что еще 10 лет назад выглядело экзотикой, а 20 лет назад совершенно нереальным, сегодня повседневность, которой никто не удивляется.
Однако эти изменения, видимые разве что вооруженному взгляду включенного в юридическую практику специалиста, ярко контрастируют с государственной риторикой и инициативами, подрывающими авторитет суда в Страсбурге. Знаменитая стычка Конституционного суда РФ и ЕСПЧ по делу военнослужащего Константина Маркина и ожидавшееся решение по делу ЮКОСа подтолкнули к принятию так называемого «закона о необязательности ЕСПЧ». Теперь власти могут направить в Конституционный суд запрос о соответствии конкретного решения ЕСПЧ Конституции и получить документ, позволяющий его не исполнять. Вкупе с активным пропагандистским сопровождением у публики укоренилась уверенность в необязательности любых решений Страсбурга. Тому же способствовала кампания вокруг поправок к Конституции, которыми якобы отменяется приоритет международного права. В реальности ни в тексте Основного закона, ни в практике ничего не изменилось.
Если бы не все эти внешнеполитические ужимки, игры, пропаганда и болезненное неприятие критики, пользы от деятельности ЕСПЧ для России было бы гораздо больше. Всего несколько изменений в законодательстве и практике, немного политической воли — и поток жалоб в Страсбург резко сократится, Департамент исполнения решений Комитета министров Совета Европы воодушевится, юристы получат мощнейший импульс в работе, и отношение публики к российскому суду и другим государственным институтам изменится к лучшему.
Вынужденные запоздалые изменения исподволь могли бы смениться открытой реформой институтов и процедур, начиная с исполнения всех 25 условий, принятых Россией при вхождении в Совет Европы (см. п. 10 документа). Суд создавался как маяк и ориентир, которому государства-основатели добровольно согласились следовать. Его нужно воспринимать как уникальный результат интеллектуальных усилий лучших представителей юридической профессии Европы, у него нет и не может быть штата вооруженных приставов, принуждающих власти 47 стран исполнять его постановления.
Нынешний упрямый подход — стоять на своем до последнего — приводит к чувствительным решениям Большой палаты о политически мотивированном преследовании Навального или бесконечных требованиях исполнить решение по делу ЮКОСа. Они, в свою очередь, порождают новые обиды и экстраполируют негативное отношение к ЕСПЧ на все решения. При этом общеизвестно, что суд все свое время занят как раз рутинными однотипными делами простых заявителей по предельно приземленным делам.
Судья от России, как и от любой другой страны, в ЕСПЧ сам не решает многого. Единолично он может разве что признать жалобу неприемлемой. По существу дело рассматривает коллегия из 7 судей, и мнение одного конкретного становится решающим лишь при разделении голосов коллег 3 на 3. Такое случается редко, зато решения по таким делам часто затем выносятся в Большую палату, чтобы выяснить мнение судей со всего европейского континента. Суд силен именно единой коллективной позицией, особенно по новым вопросам, единые подходы к которым еще не сформулированы. Поэтому судья в ЕСПЧ от России — это не только про Россию. Это про эволюцию права на всем континенте и влияние на мир благодаря международной репутации суда.
Павел Чиков
Forbes Contributor
Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции.
