Система сдержек и противовесов применительно к РФ — словесный оборот из времен древних, ельцинских. Означавший борьбу кланов, так или иначе связанных с Кремлем, за власть и контроль над денежными потоками, и реакцию на это первого лица, которое следило за тем, чтобы оппоненты не слишком увлекались. Борьбу каждодневную, преимущественно подковерную, но иногда обретавшую соблазнительный для публики демонстративный характер.
Тогда случались разные удивительные события.
Президентская охрана укладывала «мордой в снег» охрану знаменитого олигарха, и это означало, что у Александра Васильевича накопились вопросы к Владимиру Александровичу, да и к Юрию Михайловичу тоже. Или, к примеру, героем телесюжета становился голый человек, похожий на генпрокурора, который развлекался с обнаженными девушками, похожими на проституток, — и тут зритель догадывался, что у Юрия Ильича накопились вопросы к «семье» президента и «семья» ему отвечает.
Но, как правило, Борис Николаевич участвовал во всех этих сюжетах в качестве верховного арбитра. Мрачновато разглядывая дерущихся друг с другом оппонентов, он их успокаивал и мирил, хотя самых азартных, бывало, и увольнял. Это и называлось системой сдержек и противовесов. Система, понимаешь, укреплялась на глазах.
При Путине противовесы сохранились, но методика их использования совершенно иная. Во-первых, президент крайне неохотно расстается со своими подчиненными, не без основания полагая, что их несменяемость, соединенная с тоннами компромата, обеспечивает верность. Во-вторых, самому верному он позволяет творить вообще что угодно. Начиная с мелких административных нарушений и кончая тяжкими уголовными преступлениями, причем постоянно и прилюдно. В-третьих, от того же Бориса Николаевича он унаследовал одного системного оппозиционера, которому тоже дозволяется буквально все. Только на вербальном уровне, без мокрухи.
Это на свой лад хорошо выстроенная система. Ибо на фоне Жириновского с его призывами расстрелять Савченко и бурной радостью по поводу того, что европейцы «подыхают и погибают» в своих брюсселях, уважающий суд и соболезнующий жертвам терактов российский национальный лидер кажется человеком цивилизованным. Равно и на фоне Кадырова. Особенно на этом фоне, в чем проявляется поистине новаторский подход Владимира Владимировича к проблеме противовесов.
Политик старой школы, Борис Николаевич едва ли мог бы переназначить чиновника, который находится в стадии острого конфликта с силовиками в Москве. Главы регионов тогда избирались самостоятельно, но вот вспыльчивого секретаря Совбеза генерала Лебедя, всего-то разругавшегося с министром внутренних дел, Ельцин снял не колеблясь. Иное дело — Путин.
Рамзан Ахматович полемизирует с МВД, обещая расстреливать сотрудников этого министерства, если они ступят на территорию Чечни без его разрешения. Не допускает на эту территорию следователей СКР, желающих допросить фигурантов дела об убийстве Немцова. В столице ЧР совершается нападение на члена президентского Совета по правам человека. Да много чего там совершается, прямо противоречащего законам РФ, включая Основной закон, и накануне исторического решения Путин долго молчит, слегка нервируя Кадырова, но потом приглашает того в Кремль и сообщает о своем решении.
Это, к слову, документ поразительной силы: стенограмма беседы гаранта с самым тяжелым из нынешних политических противовесов. Сперва президент заслушивает доклад об успехах, достигнутых за отчетный период. Выясняется, что враги уничтожены, дороги заасфальтированы, экономика набирает обороты, так что «на сегодняшний день ситуация у нас, можно сказать, отличная». Президент с посетителем не спорит и в целом даже соглашается с ним. Он долго, невыносимо долго для собеседника похваливает его и типа исподволь критикует, призывая «уделить больше внимания контактам с федеральными органами власти» — и самого Кадырова, и некоего «будущего руководителя республики».
Эта самая драматическая минута в спектакле: Кадыров прощается с креслом. Простившись, узнает, что Путин все-таки назначает его исполняющим обязанности главы ЧР. Огорчая бесконечное количество силовиков и некоторых простых и непростых граждан, которым, впрочем, адресовалась как бы обращенная к Рамзану Ахматовичу просьба «делать все для соблюдения российских законов» на территории Чечни. Просьба, конечно, чисто протокольная: Кадырову опять продлен мандат на безнаказанность, и все это поняли. Путин тут мог бы еще прибавить насчет врагов народа, которых «не факт, что надо убивать», но он это уже говорил и не стал повторяться.
В итоге мы наблюдаем картину необычайно эффективной работы с кадрами. Мы видим политиков, олицетворяющих и украшающих собой путинскую эпоху. Окончательно отморозившегося Жириновского, который еще не раз докажет нам, что свобода слова в современной России поистине беспредельна. Окончательно перевоспитавшегося Кадырова, который теперь, после отеческого внушения в Кремле, с удвоенной силой начнет соблюдать российские законы — в Чечне и далеко за ее пределами. Окончательно разделившуюся в себе, то есть утратившую всякие ориентиры страну, которой вскорости еще предстоит их всех выбрать — и приговоренного к победе Кадырова, и неоднозначного Жириновского, поседелого в диспутах ветерана парламентских побоищ.
А над ними, словно парящего над схваткой, того, кто систему перенял и снова выстроил. Систему, в которой враждующие между собой Жириновский и Кадыров, силовики и Кадыров, недобитое гражданское общество и Кадыров образуют гармоничное целое. Систему весьма усовершенствованную со времен Ельцина путем своеобразного реформирования. Ибо противовесы в ней болтаются и сшибаются прямо на каждом шагу, а сдержек практически не осталось. Оттого они и не сдерживаются.
Илья Мильштейн
