Путинский режим во все большей степени держится на прямых запретах и навязывании норм поведения. Это уже свойство не авторитарного, а тоталитарного режима. Назовем его неототалитарным, считаем колумнист NT Андрей Колесников
Збигнев Бжезински не только расставлял фигуры на большой шахматной доске и управлял мировой закулисой, но и занимался политической философией. В частности, он обозначил критерий, позволяющий отличать авторитаризм от тоталитаризма. При авторитаризме власть просто запрещает что-либо делать, при тоталитаризме она еще и говорит, как человеку следует поступать. Иными словами, одно дело, когда запрещено все, что не разрешено, другое – когда от власти исходят четкие прескрипции и инструкции, как себя вести гражданину.
Критерий на самом деле не такой четкий, как кажется на первый взгляд, потому что запрет нередко несет в себе еще и руководство к действию. Вот, например, т. Меликов С.А., врио главы республики Дагестан. Нет других забот в этом дотационном регионе, кроме как запрещать названия ресторанов и прочих структур на чуждых нам иностранных языках с латинскими буквами. И тем не менее: это первая заметная акция бывшего командующего росгвардейцами на новом ответственном посту. И все потому, что, как заметил этот генерал, сошедший аккурат со страниц Салтыкова-Щедрина, «все зло оттуда». С Запада то есть.
Имеет смысл привести цитату целиком: «Если какое-то кафе, то обязательно „Сан-Франциско“, „Лос-Анджелес“, „Гавана“. Других букв нет, кроме латинских? Когда все зло идет оттуда. А мы их позиционируем. Пусть названия соответствуют тому месту, в котором мы проживаем. Пусть это будут „Дербентские огни“, „Дагестанский рассвет“. Такое ощущение, что в чикагских трущобах находишься. Да и сама реклама не отвечает нравственным ценностям».
Все клише в кучу – от чикагских трущоб до представлений о прекрасном на уровне по-кабацки романтических названий отечественных коньяков.
Иными словами, следует никак не обоснованный юридически, нарушающий права собственников запрет на латинские буквы и иностранные слова, включая топонимы. Но это не просто запрет, а тоталитарная прескрпиция и «моральная» установка – руководство к действию. И вот уже в Махачкале неизвестные «сотрудники администрации» повреждают вывеску магазина кроссовок New Balance. Средневековая война с «латинянством» начинается с практических действий – с погрома. Это ли не тоталитаризм?
Запрет на буквы и слова имеет распространение и в иной сфере: Минздрав запретил врачам высказываться о текущей ситуации с пандемией: «…любые комментарии и публичные сведения по теме новой коронавирусной инфекции должны согласовываться в письменной или устной форме с пресс-службой Минздрава по электронной почте или по телефону». Делается это для «повышения эффективности информирования населения». Там, где «повышение» – читай: цензура и манипулирование цифрами и фактами. Для тех, кто сообщает о проблемах – есть доблестная полиция, как это было в Кургане. Авторитаризм это или тоталитаризм?
Согласно поправкам к закону о Конституционном суде судьям КС предписано молчать: им запрещено высказывать свое мнение по вопросам, отнесенным к компетенции суда, «в какой бы то ни было форме». Кроме того, на этой стадии развития зрелого авторитаризма они не вправе публиковать свое особое мнение – возможно только приобщение его к протоколу судебного заседания.
Предписание судьям Конституционного суда молчать – это не просто запрет, это установление нормы поведения, дистиллированный тоталитаризм.
А вот еще один образец тоталитарного права, по сути, запрещающий профессиональную деятельность историков: «…нужно внести в Закон об увековечивании Победы советского народа в Великой Отечественной войне норму, запрещающую в публичных высказываниях отождествлять цели, решения и действия советского руководства, командования и военнослужащих с целями, решениями и действиями нацистского руководства, командования и военнослужащих во время Второй мировой войны».
Это из выступления депутата Елены Ямпольской на заседании Совета по культуре и искусству. Идея, естественно, поддержана крупнейшим специалистом в стране по всемирно-историческому значению пакта Молотова-Риббентропа Путиным В.В. Но как же не «отождествлять» эти цели? Простое зачитывание секретного протокола к пакту, согласно этой законодательной новелле, было бы запрещено – там как раз цели Гитлера и Сталина замечательным образом совпадают.
И это тоже не просто запрет, а предписание, инструкция, руководящее и направляющее указание. На выходе получаем государство молчащих вместе – врачей, судей, историков.
Споры о том, какой стадии, гибридной ли, полновесной (full-scale), достиг российский вариант авторитаризма – это уже вчерашний день. Путинский режим после обнуления – особый исторический феномен, и трактовать его имеет смысл в терминах неототалитаризма. У него теперь есть и своя Конституция (вставная челюсть в ельцинском Основном законе), и своя законодательная база. Это неототалитаризм как последняя стадия путинского авторитаризма. Он живой – и развивается…
Андрей Колесников,
куратор программы «Внутренняя политика» Московского центра Карнеги
