Несмотря на дерзость акции, момент для нее казался подходящим — в январе 1989 года Политбюро ЦК КПСС приняло постановление «Об увековечении памяти жертв репрессий периода 30‐40‐х и начала 50‐х годов». После его публикации КГБ стал более благосклонен к историкам и активистам, занятым поиском архивных документов о репрессиях.
Сергей Кривенко, член правления общества «Мемориал»:
«По этому документу КГБ было дано задание активировать работу по поиску мест захоронений и прочего. И, насколько я даже сейчас понимаю, это был единственный этап, когда КГБ повернулся лицом к гражданам, насколько это было возможно».
Главной задачей организаторов было обеспечить безопасность людей, которые выйдут к зданию КГБ — 3 октября 1988-го в МВД появились первые отряды ОМОН, которые за год успели проявить себя при разгоне демонстраций. Поначалу акцию не планировали согласовывать, но оказалось, что в живую цепочку готовы встать пожилые люди — те, кто пережил репрессии сам и потерял в годы Большого террора близких. Поэтому в «Мемориале» решили подстраховаться — активисты заручились поддержкой демократически настроенных депутатов Верховного Совета СССР и отправили уведомление в Моссовет, а Андрей Сахаров лично звонил по высоким инстанциям.
На случай применения силы против демонстрантов организаторы выработали план отступления: заранее обошли все прилегающие к зданию КГБ улицы и нарисовали карту местности. Уже 30 октября несколько человек прошлись по этим улицам еще раз и проверили, где сосредоточены автозаки и милицейские машины. У одного из активистов был громкоговоритель — он должен был предупредить, если милиционеры двинутся в сторону толпы. Тогда организаторы встали бы в первых рядах живым щитом, чтобы остальные участники акции могли уйти по свободным от силовиков улицам.
Татьяна Касаткина, руководитель программы «Защита прав человека с использованием международных механизмов» правозащитного центра «Мемориал»:
«Я иду по подземному переходу от метро Лубянка, а со мной в одну сторону направляется бабушка со свечой, совсем старенькая. Я ее спрашиваю: «А вы куда идете?». Она мне отвечает: «Милая, помянуть иду, его же расстреляли, я не знаю где». Для них эта акция стала возможностью помянуть своих родных, место смерти которых было неизвестно. Я знаю, так многие шли».
Вопреки ожиданиям, акция на Лубянке прошла мирно и без задержаний. Ровно в 18.00 люди сомкнулись в живую цепочку вокруг здания КГБ и зажгли свечи. Прямо под мемориальной доской Юрию Андропову кто-то развернул плакат: «30 октября — день памяти политзаключенных». У главного входа в здание КГБ активисты стояли в несколько рядов. На следующий год на Лубянской площади появится Соловецкий камень, а еще через год здесь под радостные крики толпы демонтируют памятник первому председателю ВЧК Феликсу Дзержинскому.
Олег Орлов, руководитель программы «Горячие точки» правозащитного центра «Мемориал»:
«Когда мы до акции давали интервью, я специально как мантру повторял: мы считаем КГБ преступной организацией. КГБ сегодня — прямой наследник тех репрессивных органов, которые виноваты в смертях миллионов людей. Мы знали, что в КГБ смогут потом говорить о своей причастности к акции.
Так и произошло. С экранов на следующий день вещали, что сотрудники КГБ вышли к людям в цепочку в память о своих репрессированных коллегах. Но ни одного человека, который бы выходил из здания, никто не видел. А акцию, которая началась на Пушкинской сразу после цепочки, поставили в противовес и попытались рассорить оппозицию.
На Пушкинской акции собирались регулярно, регулярно там происходили и задержания. 30 октября не стало исключением. После окончания акции у КГБ примерно треть участников отправилась на митинг Демократического союза, перед проведением которого уведомление никто принципиально не отправлял. Вся площадь была оцеплена, всюду стоял ОМОН и милиция».
Из статьи Александра Добронравова «Лубянка, 30 октября», опубликованной в газете «Экспресс‐Хроника» 5 ноября 1989 года:
«Круглые шлемы с забралом, светлые прочные комбинезоны закрывают защитные жилеты, подкованные башмаки, в руках дубинки. Патрульные машины отстают и перегораживают улицу сзади шествия. Некоторое время народ и спецназ стоят друг против друга. Офицер говорит тихо, его трудно разобрать: «Приготовиться к бою» — и после паузы — «Вперед».
Шеренга спецназа в шлемах срывается с места и с разбега врубается в толпу мирных демонстрантов. Рубят дубинками налево и направо — бьют по головам, по плечам, бьют куда попало. Бьют всех подряд, случайных прохожих, подростков, девушек. Упавших на мостовую бьют подкованными башмаками. Гоняются за заранее намеченными людьми, тащат их в автобусы».
Секретарю «Мемориала» Татьяне Кудрявцевой в 1989 году было 18 лет, это была ее первая акция.
«Я изготовила плакат двухсторонний на картоне и ваткой с зеленкой написала с одной стороны: «Преследование за убеждения — доколе?», а на другой: «Позор милицейскому произволу». На Пушкинской было столько ОМОНа, что даже просто поднять плакат почти не успеешь. Но в какой-то момент я это сделала, и меня сразу же схватил ОМОН. Я не пробыла на митинге даже пятнадцати минут».
Кудрявцева вспоминает, что ее отвезли в отделение при МГУ, где она тогда и училась. Девушке назначили 15 суток ареста и отправили в спецприемник. Единственный в те годы московский спецприемник находился в районе Клязьминского водохранилища. Если еще в начале перестройки, рассказывает Кудрявцева, передачи в спецприемники были запрещены, то к 1989-му арестованные за участие в митингах — в первую очередь, члены Демсоюза — голодовками добились того, что продукты и книги начали передавать, а «политических» перестали сажать в одну камеру с «бытовиками». На прогулки арестованных не выводили, из камер они выходили только в столовую. С соседями общались через дыру в стене; так же из камеры в камеру передавали спички и сигареты.
Душа в спецприемнике не было, в каждой камере стояло ведро, предназначенное для личной гигиены, но многие стеснялись им пользоваться.
Татьяна Кудрявцева:
«У нас было редкое событие, которое удивило даже старожилов. Нас повезли мыться в Бутырскую тюрьму. Но это были не бани, которые описывал Солженицын, а просто душевые. Я стала вычислять, где же мы находились, и поняла, что мы у северной башни Бутырской тюрьмы. Мы же не ходили на прогулки, поэтому для нас эта поездка была настоящим событием — люди, воздух, перемена места. Мы наконец‐то смогли познакомиться с теми, кто сидел в соседних камерах, я по голосу пыталась узнать ребят, которым передавала сигареты через дырочку в стене, которые пронесла Лера Новодворская».
По данным «Экспресс‐Хроники», 30 октября 1989 года в Москве были задержаны 76 человек, осуждены по административным делам — 16, из них оштрафованы — семеро. Нескольких человек после разгона на Пушкинской госпитализировали. «Мемориал» выступил с осуждением милицейского произвола и призвал расследовать действия ОМОНа. Этого так и не произошло.
Публикация подготовлена «Мемориалом» при поддержке посольства Канады в России.
Екатерина Мельникова
