«Манделы» нашего уезда. Политзаключенные – не почетный статус человека, а диагноз для власти

31 марта 2016
Общество

Почти половина россиян считает, в России нарушаются права человека и есть политзаключенные, свидетельствуют соцопросы. Тем не менее, украинская военнослужащая Надежда Савченко, осужденная на прошлой неделе на 22 года лишения свободы за убийство российских журналистов на территории Украины, не может быть признана политическим заключенным, поскольку в российских законах нет такого понятия. В Совете по правам человека при президенте РФ сообщили, что «политзаключенными не занимаются». Независимые правозащитные организации ведут свой учет политических заключенных и «узников совести» в России, количество которых в последние годы постоянно увеличивается.

На этой неделе должен вступить в силу приговор Надежде Савченко, украинской военнослужащей, осужденной Донецким горсудом Ростовской области РФ к 22 годам лишения свободы за убийство российских журналистов на территории Украины. Сомнение в объективности суда высказывали многие правозащитные организации как в России, так и за рубежом, признав ее политзаключенной.

Впрочем, в законах такого понятия нет, и формально она остается обычной осужденной. Совет по правам человека при президенте РФ «политзаключенными не занимается», ответили на этот вопрос «Профилю» в СПЧ. Нет такой формулировки и в докладе за 2015 год уполномоченного по правам человека в РФ Эллы Памфиловой. То, что в обществе называют «политическими делами», в этом докладе вошло в рубрику «резонансных дел» с пометкой, что приоритеты отдаются «самым незащищенным и социально уязвимым гражданам, нарушенные права которых подчас мало интересуют политиков, прессу, чиновников и зарубежных радетелей за права человека в России». Однако почти половина россиян уверены – политзаключенные в России есть. По данным опроса фонда «Общественное мнение» за 2015 год, приведенным в докладе Памфиловой, 42% граждан уверены, что права человека в России не соблюдаются, 36% думают иначе. По данным же «Левада-Центра», в 2013 году 45% опрошенных считали, что политзаключенные в России есть, 28% – что нет, 28% затруднились с ответом. Признающие наличие политзэков таковыми считали Михаила Ходорковского (37%), Алексея Навального (21%), подсудимых по «Болотному делу» (12%), участниц панк-проекта Pussy Riot (11%), Сергея Удальцова (11%), активистов Greenpeace (6%).

Политика и совесть
Запрет на преследование из-за политических взглядов, как один из видов дискриминации, сформулировала ООН во Всеобщей декларации прав человека, принятой в 1948 году. Но сам термин political prisoner в международном праве появился лишь в 2012 году в резолюции Парламентской ассамблеи Совета Европы. Она признает политзэками тех, чье политическое преследование было констатировано Европейским судом по правам человека. В этом смысле в России был только один политзаключенный – опальный олигарх Владимир Гусинский, в деле которого в 2004 году ЕСПЧ нашел политическую мотивацию российских властей.

Но political prisoner – это также и тот, в чьем деле речь идет о признании нарушенными «права на свободу и личную неприкосновенность во взаимосвязи с нарушением свободы слова, мысли, совести, вероисповедания, свободы мирных собраний и ассоциаций». Нелицеприятные в этом смысле решения Страсбург уже принимал по жалобам активистов НБП, некоторых из фигурантов «Болотного дела», оппозиционеров Бориса Немцова, Алексея Навального, Ильи Яшина. Но в деле Ходорковского, например, политическая составляющая, по мнению ЕСПЧ, доказана не была.

Amnesty International ввела термины «политзаключенный» и «узник совести» в 1962 году, но уже давно первым не пользуется. «Узник совести, по нашему мнению, – человек, который находится под стражей или в заключении исключительно за то, что мирно выражал свои взгляды, – объясняет директор представительства Amnesty в России Сергей Никитин. – Здесь самое главное слово «мирно». Человек выражал взгляды в статьях или выступлениях, но не с автоматом в руках». Для узников совести Amnesty требует «немедленного и безоговорочного освобождения».

А в определении «политзаключенный» слово «мирно» отсутствует. Для таких требовали не освобождения, но справедливого суда. «Политзаключенные (например, Нельсон Мандела – человек, в действиях которого были призывы к насилию) зачастую властями хватались, кидались в зиндан, а дальше ничего не происходило – ни суда, ни следствия», – говорит Никитин. Но справедливый суд заслуживают все – и политические, и неполитические, поэтому от этого термина Amnesty отказалась. Статистики организация не ведет, но, по словам Никитина, сейчас «предположительно получается порядка 10 человек, которых мы считаем узниками совести».

В списке политзаключенных правозащитного центра «Мемориал» значится 53 человека – на каждого заведена карточка с подробной информацией. Критерии отбора несколько шире. Они объединяют позицию Amnesty с позицией ПАСЕ. Политзаключенным, как поясняет председатель совета «Мемориала» Олег Орлов, становится человек, в преследовании которого очевиден политический мотив, и должно быть констатировано «нарушение норм права, и не обязательно именно российского законодательства». Но есть и исключения. «Если люди совершили насильственные преступления, то мы их к категории политзаключенных не относим», – сказал Орлов.

По мнению адвоката, аналитика правозащитной организации «Агора» Ирины Хруновой, политическими могут быть целые категории осужденных. «Например, такими можно считать предпринимателей, осужденных за мошенничество, – говорит она. – Потому что это политика государства – отнимать бизнес путем возбуждения уголовных дел». Результатом «неправильной политики» адвокат считает и большое число наркозависимых, угодивших в колонию.

Узники в лицах

Несмотря на различие терминов и критериев, есть осужденные, которых правозащитники единодушно признают политическими. «Это люди разных убеждений, разных судеб. Признание политзаключенными – это не признание того, что мы разделяем их взгляды, мы не утверждаем, что они «хорошие люди», – говорит Олег Орлов. – Целый ряд людей из наших списков – националисты, но те, в отношении которых нет оснований говорить, что они призывали к насилию».

Одним из первых узников совести постсоветской России был бывший офицер ВМФ и военный корреспондент Григорий Пасько, осужденный в 2001 году за шпионаж. Но в 2009 году ЕСПЧ признал, что Пасько получил приговор справедливо, ибо, как кадровый офицер, был носителем гос-тайны. В 2004 году узником совести назвали правозащитника Льва Пономарева, который был отправлен под административный арест за участие в несанкционированных митингах. Самым известным узником до помилования в 2013 году был Михаил Ходорковский. По словам Орлова, в случае с фигурантами «дела ЮКОСа» речь идет об «избирательном правосудии, нацеленном именно на эту группу людей, к которым есть политические претензии у власти».

С 2012 года списки узников совести пополнили участники выступлений оппозиции, в том числе и те, кто не собирался делать политическую карьеру. «Это, например, Сергей Кривов, который получил по «Болотному делу» 3,5 года, – говорит Никитин. – Как мы убедились, просмотрев миллионы метров хроники и фотографий, ни в каких насильственных действиях он не принимал участия, полицию не бил. Он вышел на площадь и имел на то полное право в соответствии с Конституцией». Другой пример – брат Алексея Навального Олег. «Он сел по сфальсифицированному делу, и его используют как способ давления на одного из лидеров политической оппозиции», – поясняет Орлов. К чисто политическим отнесли тех, кто был осужден по новой статье 212.1 УК за неоднократное нарушение правил митингов и пикетов. В декабре 2015‑го два года колонии за это получил активист Ильдар Дадин. «Не секрет, что суды за любое одиночное пикетирование в случае задержания могут привлечь к ответственности и превратить это в несогласованную акцию. И если к одиночным пикетчикам подходит провокатор, суды не разбираются», – говорит Ирина Хрунова. Эту статью УК Орлов назвал «чисто политической», а Элла Памфилова заявила о намерении обратиться по этому поводу в Конституционный суд.

Отдельной категорией политзэков можно считать тех, кто, по словам Орлова, «не придерживается того, что у нас называется «традиционным» исламом». «Например, Зарема Багавутдинова. Она убежденная салафитка. Но нет никаких оснований считать, что она была связана с незаконными вооруженными формированиями, а ее обвиняют в склонении к вступлению в ряды НВФ», – говорит председатель «Мемориала». «Безусловным политзаключенным» считается Руслан Кутаев. «Человек, который всего лишь провел семинар на тему депортации чеченского народа. Дело развалилось в суде, но тем не менее его осудили якобы за хранение наркотиков», – считает Орлов.

Узников совести в России плодит и интернет. «Екатерина Вологженинова тому пример, – отметил Никитин. – Человек лишь перепостил какую-то картинку иронического характера и получил наказание в виде исправительных работ». По данным «Агоры», только в прошлом году в стране было зарегистрировано более 15 тыс. случаев ограничения свободы интернета.

«Последняя категория – дела, которых до 2014 года не могло быть, – это украинцы, – говорит Орлов. – Это и Савченко, и Кольченко, и Сенцов, Карпюк и Клих, которых сейчас судят в Чечне. Эти люди осуждены или находятся под судом в результате политических интересов наших властей». Суд по Савченко был политизированный, и дело должно быть пересмотрено, выразил позицию Amnesty Никитин.

«Мемориал» в разное время передавал списки политзаключенных президенту. Но, говорит Орлов, реакция всегда была одна – таковых в России нет, потому что нет политических статей, а есть только уголовники. Никитин в связи с этим вспомнил советское время: «Когда Amnesty International говорила о том, что чилийский коммунист Луис Корвалан, которого Пиночет держал в тюрьме, является узником совести, советская власть нас за это любила. А если мы говорили о каком-нибудь советском диссиденте, который находился в тюрьме или психушке, то не любила». Так и СПЧ сейчас отказывается говорить о политзаключенных в России, зато целый доклад посвятил политзэкам на Украине.

«Статус политзаключенного – не орден на груди, требующий особого отношения к человеку. Этот статус и этот список – диагноз современной России, – заключил Орлов. – Если в стране есть политзаключенные, значит, имеют место политические репрессии».

Екатерина Буторина

Общество

Адвокат Елена Финогенова стала участником дискуссии «Право на аборт»

Основатель и партнёр группы «Победа», адвокат Елена Финогенова 25 марта стала участником программы в студии…

Общество

Московская неоклассика: в Лопухинском переулке отреставрировали фасады старинного особняка

С середины XX века в здании располагается посольство Кении. В Лопухинском переулке завершилась реставрация фасадов…

Общество

Адресную помощь жителям ДНР от фонда «Орион» передала Ксения Шойгу

Председатель попечительского совета фонда гуманитарных инициатив «Орион» Ксения Шойгу проинспектировала доставку адресной гуманитарной помощи в…