Дмитрий Песков не смог ответить «Коммерсантъ FM» на вопрос, как в Кремле относятся к расследованиям сталинских репрессий. Накануне были обнародованы данные о 40 тыс. сотрудников НКВД эпохи «большого террора». Пресс-секретарь президента не готов озвучить единую позицию власти не потому, что не хочет, а потому, что такой позиции до сих пор нет, считает обозреватель «Коммерсантъ FM» Станислав Кучер.
С одной стороны, в 2015 году президент утверждает Концепцию государственной политики по увековечиванию памяти жертв политических репрессий. С другой — уже в 2016-м Минюст признает иностранным агентом со всеми вытекающими последствиями историко-правозащитное общество «Мемориал». С одной стороны, по указу президента в Москве скоро должен быть возведен мемориал жертвам репрессий «Стена скорби» скульптора Георгия Фаргуляна. С другой — при молчаливом согласии Кремля в стране появляются памятники Сталину.
Теперь цитата: «В нашей стране поворот к тоталитаризму на какой-то период времени возможен. Но опасность нужно видеть не в органах правопорядка, не в органах безопасности и даже не в армии. Эта опасность — в ментальности нашего народа, в нашей собственной ментальности. Нам всем кажется, не скрою, и мне иногда, что, если навести твердый порядок жесткой рукой, то всем нам станет жить лучше, комфортнее и безопаснее. На самом деле, эта комфортность быстро пройдет, потому что эта жесткая рука начнет нас быстро душить, и мы это быстро ощутим на себе и на членах наших семей».
Эти слова — из знаменитого интервью 39-летнего Владимира Путина режиссеру Игорю Шадхану, которое он дал в 1991 году. Спустя 11 лет — в 2002 году — Путин подтвердил, что его отношение к теме «твердой руки» не изменилось.
Не знаю, что произошло с тех пор – использовал ли национальный лидер ментальность народа для укрепления собственной власти, стал ли ее заложником, или и то и другое одновременно, но никогда еще в России нового тысячелетия ностальгия по Сталину и «твердой руке» не чувствовалась так остро, как сейчас. В условиях кризиса и конфронтации с Западом такой настрой общества власти удобен. И это, уверен, главная причина, почему Путин не спешит с публичной оценкой методов, которыми управлял и объединил советскую нацию «вождь народов».
Именно в этом, а не в пресловутой боязни нового раскола общества я вижу причину, почему Кремль устами Пескова оказался не готов прямо ответить на вопрос нашей радиостанции.
Напомню: никакого раскола не случилось даже после ХХ съезда и разоблачения культа личности Сталина. И это при том, что настоящих, убежденных сталинистов, веровавших в непогрешимость вождя, тогда было, мягко говоря, намного больше, чем сейчас.
Путин хоть завтра мог бы публично осудить сталинизм, призвать к десоветизации общественного сознания. И я готов поспорить на очень большие деньги: при адекватной медийной подготовке такого шага народ бы аплодировал решительности национального лидера. Какой раскол? Учитывая, что близкая и дальняя родня, пострадавшая от сталинских репрессий, найдется у каждого — от рабочего «Уралвагонзавода» до председателя Думы, — народ бы понял и приветствовал такое начинание с не меньшим энтузиазмом, чем присоединение Крыма.
Публичное заявление о том, что нынешняя российская власть не является преемником советской, однозначное осуждение преступлений сталинского режима позволило бы Путину очень четко позиционировать себя и обозначить ясный вектор развития страны. Поддержать гражданские инициативы типа расследования Дениса Карагодина, проекта «Последний адрес», вступиться за тот же «Мемориал» — все это только прибавило бы Путину популярности в своей стране, респектабельности на международном уровне и обновило его имидж. И, главное, действительно стало бы важнейшим шагом к подлинному объединению и нравственному взрослению общества.
Подозреваю, сейчас власть не готова к такому красивому шагу по единственной причине: в Кремле боятся любой инициативы снизу, любого движения, которое начали свободные самодостаточные граждане, а не идеологи со Старой площади. Проще говоря, власть по-прежнему не доверяет и боится собственного народа.
На самом деле я не разочарован отсутствием внятной реакции власти на крайне актуальную для всех нас общественную дискуссию. Этот разговор нужен нам с вами, в первую очередь, и только от нас зависит, будет ли он продолжен. А они пусть молчат и ждут. Главное, чтобы не мешали.
