Политика 2014-2015 годов устарела. Она утомила всех, и больше не захватывает ни верхи, ни низы. Какой будет политика-2016, пока непонятно, но ясно, что она будет другой
Торжества по случаю двухлетия обретения Крыма прошли как рутинное мероприятие. Народ по-прежнему одобряет случившееся, но ликовать в этот день уже не настроен. А тем временем одна за другой происходят вещи, которые откровенно не укладываются в логику 2014–2015 годов.
Из Сирии если и не полностью, то частично возвращают технику и людей. И это при том, что победы ни над кем не одержано, а единственным реальным результатом пятимесячной кампании стал разрыв с Турцией. У Владимира Путина впервые с начала спада проснулся интерес к экономической конкретике. С главами хозяйственных и финансовых ведомств он совещается уже и ночами. Он обещает лично собирать и мирить бизнес-магнатов с силовиками. Организуются утечки, что первое лицо якобы подумывает перезагрузить правительство и чуть ли не дать ему автономию. В атмосфере что-то меняется. Ползут даже слухи о каких-то послаблениях. Неочевидно, что на подходе именно послабления, но большие перемены действительно назревают, и понятно почему.
Удерживать массы в состоянии перманентного экстаза больше не удается. Срок вышел. Телезритель не то чтобы перестал верить пропаганде, но явно ею утомлен и все сильнее озабочен собственным бытом. В кризисе перестали наконец видеть нечто мимолетное. Народное долготерпение зря считали безграничным. Люди определенно не готовы к тому, чтобы в нынешнем году уровень жизни еще раз снизился в таких же масштабах, как в прошлом.
Это отражается уже и на формальных рейтингах, непоколебимость которых оказалась мифом. Накануне заявления об уходе из Сирии доля готовых голосовать за Путина составила, по данным ФОМа, 69% (в мае 2015‑го, когда все индикаторы вышли на максимум, было 76%), а доля безоговорочно ему доверяющих – 37% (было 44%). Индикаторы популярности премьера Медведева снизились куда заметнее и приблизились уже к скромным докрымским уровням.
Сквозь вымученную лояльность народа сквозит растущая тревога, усталость от санкций и самосанкций, от ссоры с Западом и от прочих мероприятий, еще недавно проходивших на ура. Рядовому человеку стало вдруг неуютно жить среди событий, изобретаемых для него начальством.
Из восторженного посткрымского оцепенения выходят не только низы. Терпимость к оскудению всех бюджетов, от федерального до местных, а также и к общему ухудшению условий жизнедеятельности перестала быть хорошим тоном для гражданских, силовых и коммерческих кланов. На фоне несбывшихся надежд на прекращение спада в экономике повседневностью стали аресты и другие формы экспроприации высоких должностных и деловых лиц. Привычные схемы раздела национальных богатств больше не работают.
Безвольно-подобострастное отношение ко всему, что идет с кремлевских вершин, перестает быть номенклатурной нормой. При всей особости положения Чечни Кадыров никогда раньше не позволял себе так выпячивать свой статус и так открыто демонстрировать свои приемы. И он не такое исключение, как кажется. Региональные правящие группы зашевелились, и это плохой симптом для центральной власти.
Другим симптомом стал распад верхушечного консенсуса относительно правил финансовой политики, рост популярности рецептов обобщенного Глазьева, который стал выразителем запросов части деловых кругов, не имеющих доступа к кормушке и в качестве компромисса требующих для себя эмиссионных денег. Той бесподобной атмосферы, когда на каждую новую трудность было проще всего ответить международными авантюрами и поднятием градуса пропаганды, больше нет. Владимир Путин, кажется, это понял. Поэтому и приступил к поиску новых способов управления страной.
Сворачивание сирийской операции – эксперимент над внешней политикой, продиктованный желанием посмотреть, что будет, если умерить ее безоглядность. Скандальное заявление, что люди якобы «одобряют репрессивные меры, если они в интересах общества», отображает, возможно, поиски новой формулы лоялизма. Именно потому, что посткрымской экзальтации больше нет, народное послушание перестало быть автоматическим. Для его сохранения нужны дополнительные мероприятия, и, возможно, достаточно суровые. А намерение в ручном режиме устанавливать баланс между бизнесом и охранителями – попытка восстановить ускользающий из рук контроль над сведением межклановых счетов.
Эти меры совсем не обязательно принесут успехи. И, скорее всего, за ними последуют еще и другие. Принципиальная новизна ситуации просто заставляет искать. Посткрымская эра оказалась куда короче, чем думали. Политика 2014–2015 годов устарела. Она утомила всех и больше не захватывает ни верхи, ни низы. Контуры политики 2016‑го еще не видны. Но она точно будет другой.
Сергей Шелин
