Георгий Бовт о том, что те, кто недоволен режимами, часто не хотят ничего менять
В рядах фрондеров по отношению к российской власти легкая радость: число людей, считающих, что наша страна идет не туда, оказалась максимальным за последние 12 лет, — 45% (опрос «Левады-центра»). Что идем правильным курсом, считают 42%. Остальные затруднились с ответом, — и это самая милая категория людей. Я им даже завидую. Отсутствие мнения, помноженное на пофигизм – это ли не счастье. Довершает картину недовольства тем, что деется, еще одна цифра: 53% россиян выступают за отставку правительства. Нарушен ли от этого сон членов правительства и его председателя? Видят ли они страшные ночные видения на тему «Нас не любит народ»? Ворочаются ли беспокойно, будя супругов, на которых записаны офшоры, встают ли в холодном поту от ужаса и бредут к холодильнику, чтобы запить кошмар чем-нибудь тоже холодным? А также заесть чем-то вкусным. Вряд ли, согласитесь.
Видя эти цифры, наш фрондер проникается надеждой, что, мол, вот-вот грянут перемены и начнется движуха. И он будет приветствовать их комментариями в соцсетях с дивана. А там, глядишь, можно словить «хайп» на этих переменах. Кто был ничем, то станет всем. В смысле, те, кого задвинули от «потоков и кормушки», смогут осуществить живительно-питательную ротацию и приблизиться к оным.
К чему это? А к тому, что пытаться провести прямую причинно-следственную связь между переменами в общественном мнении и сменой режима (курса) есть ошибка. Из первого вовсе не обязательно следует второе.
По большому счету, мне кажется, те, кто не хочет ничего менять, чаще всего выигрывают у тех, кто напевает: «Перемен! Требуют наши сердца». Приспособленчество – более живуче, чем реформаторство.
А теперь перенесемся в Венесуэлу. Еще несколько дней назад казалось, что режим Мадуро, доведшего экономику страны до ручки, вот-вот падет. Ведь, когда читаешь, какой там у них ужас-ужас, то непонятно, как в этом вообще можно жить. Тотальный дефицит, нет лекарств, не хватает воды, перебои с электричеством, кратный рост заболеваний малярией, разгул преступности. Инфляция полтора миллиона процентов, а обещают аж 10 млн. Косвенный, но яркий признак экономического краха: военных награждают туалетной бумагой за участие в разгоне протестующих (есть фото в сети).
Казалось, под давлением столь невыносимых условий бытия режим должен пасть, как карточный домик. И восторженные толпы освобожденных от маразмирующего авторитаризма выйдут на улицы приветствовать зарю свободы. Но режим почему-то не падает. И дело не только в том, что самопровозглашенный президент, спикер Национальной ассамблеи Хуан Гуайдо не может пока договориться с военными и госчиновниками о переходе на его сторону. Но и в том, что режим Мадуро по-прежнему пользуется поддержкой большой части общества. Эти люди примерно такого курса и хотят, с некоторыми поправками на бытовые неудобства, с которыми, впрочем, сжились как с важной частью жизни.
Нам показывают, как огромные толпы заполоняют улицы Каракаса в маршах в поддержку оппозиции, но не показывают, как подчас не меньшие толпы заполоняют соседние улицы в поддержку Мадуро. Лоялисты считают, что курс страны правильный, но на пути к счастью и процветанию стоит треклятый американский империализм и другие внешние враги боливарианской революции. Которая в своих идеалах – тоже вещь правильная. И в том, чтобы реквизировать, если надо, имущество «богатеев» и раздавать их бедным, и в государственном регулировании цен, и в том, чтобы вообще одарять бедных всякими «ништяками» типа бензина и электричества за копейки, даже если это никак не оправдано с экономической точки зрения (а это именно не оправдано).
Потому что в гробу эти люди видели этот ваш «справедливый рынок» и «честную конкуренцию», при которых опять будет неравенство, надо пахать, как лошадь, а бесплатных «ништяков» не будет вовсе. Да и тот же бандитизм — часть привычного образа жизни.
Да, вечером на улицу не выйдешь. Зато, если имеешь родственника-бандита, то он может кого-то грабануть – и тебе перепадет, а еще он может «порешать вопросы». Стать успешным бандитом – чем не социальный лифт? По-своему он справедливее «рыночного», где богатеньким сынкам уже с детства заготовлены целые корпорации.
К тому же в стране хоть и дефицит, но еду и основные товары первой необходимости «достать» можно. Они продаются в «социальных супермаркетах» по крайне низким ценам, как это было в позднем СССР. И даже туалетная бумага бывает. И для многих людей важнее «достать» практически нахаляву, нежели купить по рыночным ценам, которые всегда «дорогие». Знакомое ощущение, не правда ли?
Когда представители современного поколения, начитавшись (в пересказе из западной прессы) страшных репортажей о тотальном дефиците, разгуле бандитизма, тотальной коррупции и наркотрафике как одной из основ пополнения бюджета Венесуэлы, ужасаются такому существованию, пытаясь примерить его на себя, то я вспоминаю поздние советские годы. С их тотальным дефицитом, килограммом-двумя мяса, примерно столько же сахара и литром водки по «талонам» на месяц. И то не факт, что ты их отоваришь. В магазинах не было почти ничего. В провинции – вплоть до молока и хлеба. Однако люди приспосабливались. «Доставали», стояли в многочасовых очередях просто в надежде, что что-то «выбросят». Чуть не дрались, когда в пустой зал магазина выкатывали контейнер с кочанами капусты. Что касается туалетной бумаги, то она в СССР всегда была в дефиците. Но газеты же выходили. Все силы уходили на приспособление к быту, но уж точно не на протесты против существовавшего порядка вещей.
Достал-урвал дефицит – и вот вам ощущение удачи, чувство самоудовлетворения. Какие протесты?! О чем вы? Не было протестов. Приспособленчество было возведено в абсолют, оно было смыслом жизни. И в этом жизнь такая, как ни странным кажется это теперь (хотя почему странно? – разве сейчас не такие же, по сути, правила?), была для очень многих по-своему комфортна и понятна.
И именно поэтому многие и сейчас хотели бы у нас вернуться назад, считая нынешний курс (и вообще рыночную экономику) глубоко неправильным направлением развития такой непростой в массовой ментальности страны, как Россия. Тем более в его специфическом нынешнем исполнении. Протестов, подчеркну, не было ровно до тех пор, пока не прошла отмашка сверху, от Горбачева и его перестройщиков, что, мол, можно. Не «мигнули» бы сверху – еще, может, десятки лет не было бы ни перестройки, ни гласности, ни тем более «победы демократии», прости, господи.
Сегодня основная надежда оппозиционера Гуайдо – не столько даже на народ и массовую поддержку (она у него есть – наверное, примерно половина населения страны), сколько на внешние силы. Потому что в случае с такими странами, как Венесуэла, где как минимум половина населения живет с запудренным мозгами по поводу происков Вашингтона и боливарианской революции как свете в окошке, никакая массовая поддержка не станет решающим фактором, пока и если автократа Мадуро не замочит свой же охранник. Или его не придут свергать иностранные войска, скажем, из Колумбии или Бразилии. Что, кстати, лишь укрепит его авторитет среди сторонников – как борца с иностранной агрессией. Если он действительно, как обещает, проведет внеочередные парламентские выборы, то может их вполне даже выиграть.
Примерно так было в Зимбабве, где многолетний правитель Роберт Мугабе довел страну еще до большей ручки, чем Чавес с Мадуро — Венесуэлу, но причиной его, уже впавшего в маразм, свержения стало не это (народ от него был почти в восторге), а то, что ближайшему окружению не понравилось, что его жена стала себе много позволять, во все лезла и пыталась командовать правящей кликой. Жены диктаторов вообще бывают едва ли не главной разрушительной силой режимов.
Гуайдо делает ставку на внешнюю поддержку. Он ее имеет. США позволили ему распоряжаться замороженными в Америке активами Венесуэлы и государственной нефтяной компании PDVSA (порядка $7 млрд). ЕС, как и Америка и большинство латиноамериканских стран, признали его президентом. Однако эта поддержка сама по себе в президентство не обратится.
Гуайдо пытается договориться даже с Россией и Китаем, главным инвесторами в венесуэльскую экономическую «черную дыру». Он уверяет, что смена власти будет выгодна Москве и Пекину, — настанет стабильность, а кредиторы получат возможность вернуть свои деньги.
Он хочет убедить Москву и Пекин в своем «ответственном поведении» перед инвесторами, хотя Россия, наверное (не знаю, как Китай), поддерживает Мадуро не за это. А в том числе за «фейки» антиамериканской риторики (принимаемые за свидетельство «укрепления наших интересов») и как бы отдавая дань собственным прежним социалистическим грезам. Так что заверения гарантий инвесторам — это, конечно, мило с его стороны, но только он, представитель «альтернативной» элиты, мыслит совершенно в иных категориях, нежели это принято в странах типа Венесуэлы у «статусной» элиты. Те кредиты и инвестиции, которые были вложены в эту страну, уже «выстрелили», свою роль сыграли. Под них заявлен антиамериканизм Каракаса, поставлено, например, оружие, — и эти деньги уже освоены оборонщиками. Эти «инвестиции» наверняка повысили благосостояние причастных к их выделению и освоению. И этим людям неинтересно, чтобы новые власти стали копаться в том, на каких условиях выделялись деньги и кому сколько откатили. Ничего личного. Просто бизнес. И он другой.
Решающим моментом в смене режима в таких странах, как Венесуэла, являются настроения в правящем классе и в армии. А не только в народных массах, даже если они в огромном количестве выходят на улицы. Это может лишь повлиять на настроения наверху, спровоцировав внутренние распри. Однако время, когда именно массы на улицах могли вершить историю, возможно, уже прошло. Слишком много средств для манипуляции ими. А большинство людей вообще не хотят перемен. Они хотят, чтобы было все время примерно так же, только чуть-чуть лучше. Разве так трудно им это дать, чтобы они заткнулись?
Георгий Бовт
Политолог
