Растущие экономические риски обостряют борьбу за премьерский пост. Возможно, президент пытается этому помешать, удаляя тяжеловесов из своего окружения
Назначение Антона Вайно руководителем администрации президента совершенно точно не имеет никакого отношения к парламентским выборам. В настоящее время федеральная власть может позволить себе сменить ключевого чиновника за месяц с небольшим до голосования. Даже если рейтинг «Единой России» и снизится на финише избирательной кампании, что возможно с учетом неизбежного роста публичной активности конкурентов, то одномандатники, которых в будущей Думе будет половина, вполне компенсируют недобор, как это было в 2003 году, когда «Единая Россия», получив по спискам 37,5%, полностью доминировала во вновь избранной Думе.
Так что вопрос о парламентских выборах не является сейчас главным. Но и президентская избирательная кампания выглядит достаточно понятной с одной лишь оговоркой. Выборы президента в России уже давно носят почти плебисцитарный характер, то есть на них происходит голосование «за» или «против» Владимира Путина. Даже в 2008 году, когда его фамилии не было в избирательных бюллетенях, рейтинг Дмитрия Медведева был полностью «заемным». Но сейчас есть развилка.
Путин против Клинтон
В одном варианте плебисцитарная модель доводится до сценария, при котором лояльные президенту партии парламентской оппозиции не выдвигают своих кандидатов и сплачиваются вокруг «национального лидера» (шаг к этому сценарию был сделан еще в 2004 году, когда КПРФ и ЛДПР по настоятельному совету Кремля отказались от выдвижения Зюганова и Жириновского). В этом случае соперниками Путина становятся Григорий Явлинский и какой-нибудь «страховочный» кандидат на тот маловероятный случай, если «яблочник» вдруг решит сняться. При таком раскладе Путин будет конкурировать в публичном пространстве не со своими соперниками, а, скорее всего, с Хиллари Клинтон, которой только чудо может помешать стать президентом США. Избиратель будет поставлен перед выбором: либо за «нашего» Путина, либо против него и за враждебную Америку. В этом случае Путин может получить и почти «центральноазиатские» 90% голосов.
Другой вариант — сохранение прежней конструкции, при которой в выборах участвуют представители всех основных партий, но ведут борьбу вполсилы, осторожно соперничая за второе место. В этом случае плебисцитарная модель сохраняет свою неполноту, но это не помешает Путину получить свыше 70% голосов — пусть с использованием не столько фактора надежды на лучшее будущее, сколько безальтернативности и страха перед Западом. Главное заключается в том, что общество примет любой сценарий выборов. Дело за Кремлем.
Но куда более важный и для власти, и для общества вопрос — что будет после президентских выборов, в ходе четвертого срока Путина. И здесь можно вспомнить нашумевшее, но весьма реалистичное заявление первого замминистра финансов Татьяны Нестеренко о том, что если не проводить реформ, то к концу 2017 года не будет ни резервов, ни возможности выплатить зарплаты. Понятно, что подразумевается под реформами: это целый ряд непопулярных шагов, включающих повышение пенсионного возраста и дальнейшее урезание социальных обязательств. Кстати, периодически появляющиеся слухи о «передвижке» президентских выборов на 2017 год связаны именно с этим фактором. Идти на подобные меры перед голосованием не хочется, а в 2018-м издержки от их реализации могут быть куда выше.
Вопрос о премьере
Таким образом, четвертый президентский срок Путина будет трудным, причем не только из-за внешних, но и в первую очередь внутренних вызовов. Отсюда и стремление уже сейчас расставить нужные кадры. И именно поэтому сейчас активизируются «аппаратные войны», в том числе борьба за премьерство, когда Медведева сразу же «ловят» на неудачных заявлениях в отношении то пенсионеров, то учителей. Казалось, что, после того как в конце 2014 года была пройдена острая фаза кризиса, вопрос о премьерстве откладывается до 2018 года, как, по некоторым данным, и было согласовано осенью 2011 года, перед известной рокировкой президента и премьера. Но если экономические риски будут зашкаливать, то к этому вопросу могут вернуться и раньше. И может понадобиться чиновник, не имеющий собственных электоральных амбиций и готовый неуклонно реализовывать порученную ему программу действий. Фамилия этого чиновника в данном случае не главное: она может быть как широко известной, так и неожиданной. Можно для сравнения вспомнить услышанную мной когда-то историю про то, как генералы в Минобороны, узнав, что новым министром назначен некто Сердюков, стали звонить в администрацию Ленинградской области, которую тогда возглавлял человек с такой фамилией. Им и в голову не могло прийти, что военную реформу поручат проводить налоговику с мебельным прошлым.
Многие старые соратники Путина не вписываются в жесткую модель, при которой количество ресурсов резко сокращается. Поэтому Якунина во главе РЖД меняет технократ Белозеров. А увольнение Якунина стало прецедентом для серии других кадровых решений, напрямую касающихся участников «питерского землячества», потерявших в новой политико-экономической реальности иммунитет от увольнений. Если можно уволить одного давнего соратника, то почему нельзя то же самое сделать с другими?
Управленцы голодных лет
В этой ситуации Путин все более делает ставку не просто на верных ему людей, но на тех, кто почти всю свою карьеру проделал в период его руководства страной (президентства и премьерства). Для них он никогда не был «равным» или даже «первым среди равных». Путин для этого слоя госслужащих (в погонах и без) — это сакральная фигура, лидер, который «был всегда». Поэтому им очень трудно представить себе Россию без Путина. На самые значимые посты выдвигаются люди из «ближнего круга» — полковник Кочнев из президентской охраны, получивший генеральскую должность директора ФСО, а теперь и Вайно, курировавший канцелярию Путина, а теперь возглавивший всю его администрацию. Третий ключевой «назначенец» — генерал Золотов, командующий вновь созданной Росгвардией, — формально в эту категорию не входит: он знаком с Путиным с начала 1990-х. Но и его отношения с начальником, насколько известно, всегда строились в рамках иерархической логики, а не «чекистского братства», при котором будущие начальники и подчиненные когда-то были равны и сидели в соседних кабинетах ленинградского Большого дома.
Иногда при анализе современной политической ситуации в России происходит противопоставление экономических либералов и реакционных силовиков — в последние годы, впрочем, несколько реже, чем раньше. И это неудивительно. Простая схема не учитывает целого ряда факторов — от хорошо известной конкуренции внутри силового сообщества до невозможности проведения жестких реформ без наличия мощного силового ресурса, позволяющего минимизировать риски, связанные с ростом социально-экономического протеста. Оптимизационные реформы не исключают попыток ужесточения вертикали и расстановки на ключевые посты доверенных лиц — напротив, такие решения вполне вписываются в их логику.
Алексей Макаркин,
первый вице-президент Центра политических технологий
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.
