В мейнстримном публичном дискурсе (контролируемом режимом) существует разговор о том, что у Сталина были достижения, которые соперничают с недостатками, но не существует темы, а главное — фактуры репрессий
Ох. За обсуждением личного дела «Левада-центра», возможно, мы пропустили самое важное. И это важное настолько важно, что прочее важное, что мы обсуждали несколько дней, не так важно.
Я совсем не считаю, что русский обыватель по преимуществу «сталинист». Я убежден, что нет. И заголовки некоторых СМИ: «Уровень любви к Сталину достиг максимума» — и есть та самая ловушка «русского дискурса», источником и виновником которой был объявлен в последние дни «Левада-центр». Я имею свои вопросы и возражения к концепции «человека советского». И я совершенно согласен с некоторыми методологическими замечаниями к левадовскому опросу (например, замечание Григория Юдина о симметричности шкалы ответов).
НО. Глупо то, что мы не обсуждаем того, что можно и важно понять из данных опроса «Левада-центра» об отношении к Сталину. А для этого нужно немного направленного внимания к дезагрегированным данным.
Собственно, отношение к Сталину в перспективе обывателя — это борьба двух упрощенных концепций. Одни говорят, что он убил много людей, и это самое важное, а прочее на этом фоне уже не важно, а другие говорят, что он выиграл войну и воссоздал великую страну, вторую сверхдержаву, и на этом фоне прочее отступает на второй план. Медианный респондент ничего про это специально не думает и знаком отдаленно с обеими концепциями, которые распиханы у него где-то по карманам памяти. Во время опроса его стратегия состоит в том, чтобы: 1) минимизировать свои усилия; 2) быть в рамках некой воображаемой нормы. И он выхватывает подсказку про Сталина из того кармана памяти, про который вспоминает (следуя этим стратегиям) первым. Социологи замеряют «близость кармана». Всего лишь.
В этом смысле меня не возмущает вопрос «Левада-центра» про «оправданность жертв на фоне великих свершений» — это точное воспроизведение риторической пропагандистской конструкции. И опрос замеряет отношение к ней. Не к какой-то «исторической реальности», которой и не существует вовсе, а к ее интерпретациям. Тут нет ничего страшного. Интересно, что в ответах на этот вопрос (как и на второй, упрощенный) респонденты расколоты на две равные группы: около 45% говорят, что свершения важнее, и 45%, что репрессии — преступление.
Итак, вот он во всей свой жестокой обнаженности вопрос — что важнее: репрессии и убийства людей или свершения государства. Я уверен, что поставленный перед этим вопросом современный обыватель (может ли государство убивать таких, как вы, ради своих свершений?) — однозначно ответит: нет. И это, собственно, легко показать на данных того же «Левада-центра» (потому что 2/3 или 3/4 наших знаний о российском обществе — это данные «Левада-центра»).
Но тогда почему на вопросы о Сталине он отвечает по-другому?
Ключ к разгадке, мне кажется, указала в одном из сетевых комментариев сотрудница «Левада-центра» Карина Пипия. Она обратила внимание на опрос об осведомленности о сталинских репрессиях, который также регулярно задает пресловутый «ЛЦ». Из него следует, что обычное значение 11 – 12% ничего не знающих о репрессиях в 2017 г. вдруг выросло до 20%. Они — не знают.
И действительно, в мейнстримном публичном дискурсе (контролируемом режимом) существует разговор о том, что у Сталина были достижения, которые соперничают с недостатками, но не существует темы, а главное — фактуры репрессий. Десятки расстрелянных в одном месте за одну ночь, вывоз трупов на грузовиках, выбитых во время допроса глаз и сломанных позвоночников, умирающего от истощения и болезни Мандельштама, брошенного умершим в снег, чтоб не зарывать, — всего этого не существует.
Но вернемся к социологии. И немного внимательнее посмотрим на данные «Левада-центра». В целом по выборке к Сталину относится с уважением 41,5%, безразлично — 26,4%. Это две самые большие группы. Среди молодежи (18 — 24 года) 26% — с уважением и 40% безразлично; среди старшей когорты (55 лет и более) 47% — с уважением и 22% безразлично.
Теперь вернемся к вопросу, на который обратила наше внимание Карина Пипия: «Знаете ли вы о сталинских репрессиях?» В молодых когортах: «знаю много или в общих чертах» — 31%, «ничего не знаю или затрудняюсь ответить» — 42%. В старших (55+) соответственно: 79% (знают) и 6% (не знают).
Итак, что мы имеем? У нас есть про-авторитарные старшие когорты, которые знают про репрессии, но они тем не менее про-авторитарные, и младшие когорты, которые анти-авторитарные (это легко показать на данных), но они ничего не знают о репрессиях. 40% — ничего и еще 26% — очень мало. Это сочетание и формирует массовую и возрастающую терпимость к сталинизму.
Эта ситуация отчасти напоминает ситуацию в Западной Германии накануне второй волны денацификации. Когда на фоне первых экономических успехов тема нацизма был несколько вытеснена из массового сознания. И сразу выяснилось, что доля тех, кто считает, что несмотря на перегибы у Гитлера было много правильных идей, стремительно растет.
Это есть тот способ, которым происходит у нас малозаметная на первый взгляд ресталинизация. Если не говорить про выбитый на допросе глаз и сломанный позвоночник, про то, как уставали руки у расстрельной команды за ночь, как надрывались на погрузке трупов в грузовики, то ничего этого и нет. И спор о Сталине превращается в абстрактную словесную толкотню.
Я часто спорю с «левадовцами» по тем вопросам, о которых говорили их критики в последние дни. Я уверен, что массовый спрос в России сегодня направлен в прямо противоположном направлении — в направлении нормальной буржуазной жизни. Но тем более важно понимать, каким же образом наша социальная реальность движется в противоположном направлении. И «сталинский» опрос «Левада-центра» помогает нам увидеть, как это делается.
И это так важно, что все остальное мы оставим на завтра.
КИРИЛЛ РОГОВ
