Мнение социолога Константина Гаазе о том, чего надо требовать от власти сейчас, а чего — потом
История России с 2012 года без особых потерь описывается как история борьбы Владимира Путина за политическое выживание, у которой нет иной цели, кроме выживания как такового. А значит, такой цели не было в последние годы и у истории нашей огромной и великой страны: Путин просто украл у нее несколько лет жизни. Несмотря на попытки как-то обставить эту кражу идеологически или хотя бы управленчески — президент занимался важными программами и проектами и еще не закончил — все всем уже совершенно понятно. Выживание Путина не связано с программой, целями, пакетами реформ или вообще с чем-то, что может быть объективно достигнуто. У Путина давно уже нет миссии. Когда в феодальной Японии самурай терял господина, он превращался в ронина, наемника.
Когда в современной политике лидер теряет чувство цели и ощущение миссии, он превращается в диктатора.
Те, кто вышли на улицы в январе 2021 года, прекрасно это понимают и поэтому брезгуют надуманной и лишней в нынешних обстоятельствах риторикой «конструктивных» требований. С какими конструктивными требованиями можно обращаться по поводу украденного исторического времени? И к кому? Это выгодно отличает нынешний протест от всех его ранних аналогов: теперь речь про трезвый и осознанный протест не против мифического «путинизма» или издержек системы, а против морально устаревшего диктатора, место которого в системе власти должно быть маркировано итогами протеста, а не его лозунгами. Бегущие по улицам Москвы, Петербурга и всей страны от ОМОНа и Росгвардии молодые люди знают, что хотят попасть в собственное будущее. И поэтому не пишут многословных и совершенно бессмысленных программ улучшения жизни страны. Страну нужно сначала вывести из искусственной комы, чтобы потом поговорить об ее обустройстве.
Мы переживаем момент удивительной политической ясности и простоты. Впервые можно решительно отказаться от анализа интересов фракций кремлевского двора, не думать про ставки башен и прочий интересный, но в данном случае совершенно избыточный декор, окружающий простую, как автомат Калашникова, коллизию. Протест наконец-то стал программой с открытым кодом: присоединиться к нему можно из любой точки политического спектра, если есть согласие с одним-единственным его сущностным требованием.
Правление президента Путина должно закончиться здесь и сейчас, и пока этого не произойдет, разговор о возвращении к утонченной и взвешенной политике интересов и рисков не имеет смысла.
Собственно, разве не в этом и заключается центральная политическая идея Алексея Навального?
Время — это материя, из которой сделана политика. Когда в 2008 году президент Дмитрий Медведев увеличил срок полномочий депутатов Госдумы до пяти лет и президента — до шести, он сказал, что хочет придать «необходимый дополнительный ресурс для их, президента и Госдумы, стабильного функционирования». Смысл идеи про шестилетку, которая принадлежала Путину, но пленила Медведева перспективами правления до 2018 или даже 2024 года, на язык госаппарата переводилась просто: «Сейчас мы сначала два года рассаживаемся, а потом два года готовимся к новым выборам. А работать когда?» Но получилось совсем не так. Не будучи стратегом, не будучи визионером, а будучи чиновником и переговорщиком, президент Путин так и не придумал, чем заполнить шестилетний президентский цикл. Вместо этого он придумал технологию. Два года тихо сидишь, притворяясь патриархом (так окружение Путина называло его в конце 2012 года), потом завариваешь кашу, из которой страну нужно будет вытаскивать минимум пару лет. А потом снова готовишься к следующим выборам.
Глядя на третий и четвертый президентские сроки Путина, трудно отделаться от мысли, что с точки зрения хронологического устройства они тождественны. Крым в 2014 году — через два года после выборов 2012 года, введения бюджетного правила, падения рейтинга президента, снижения доверия, роста низовых протестов. Конституционная реформа 2020 года — через два года после выборов, пенсионной реформы, падения рейтинга, снижения доверия и роста низовых протестов. Большие события, став точками в графике правления заданной длительности, выглядят не такими уж и большими — банальное планирование вместо истории. Заполнение паузы, а не выбор тысячелетия.
В течение двух лет после «исторического события» и до начала предвыборной двухлетки, по идее, умы граждан должны пребывать в состоянии ошеломления, в некотором трансе. Протесты, недовольства, сомнения уходят на второй план — авторитаризм становится театрализованным. Это русское know-how, когда все противоречия и проблемы на некоторое время снимаются остротой переживаний «исторической картинки». Боинг. Дебальцево. Премьер Мишустин и новое правительство. Национальные цели. Нужно воистину проникнуться особым взглядом на политику, свойственном циническому разуму ее демиурга, чтобы понять, что для него это события одного порядка. Эпизоды остросюжетного сериала, которым страна отвлекает себя от очевидной и неизбежной критической мины: чего он там сидит, если жить все хуже и хуже?
Специфика момента состоит в том, что эта циничная, но рабочая схема дала в 2020 году сбой. И политический дар Навального состоит не в какой-то особенной личной смелости или мудрости, а в том, что Навальный понял или почувствовал, что конституционная реформа как сериал не полетела. Граждане, измученные карантином, не хотят смотреть на пересадки нобилей. Они хотят смотреть на дворец. Они хотят чего-то реального. Они хотят зрелища, но такого, которое бы не глушило критика внутри, а давало ему голос, превращала его недовольство в манифестированный аффект. Навальный — единственный из оппозиционных политиков, кто понял, как пользоваться аудиторными параметрами того, что называется «система».
Если система производит шоу, чтобы Путин перебрался через шестилетку, то и оппозиция должна производить шоу, чтобы эта шестилетка не закончилась очередным «триумфальным» переизбранием.
У этой стратегии много рисков, но это совершенно неважно, поскольку все эти риски находятся по ту сторону события, которое еще не произошло.За полгода Навальному удалось сломать нечто более важное, чем рейтинг сам по себе или какой-то общественный консенсус. Ему удалось сломать временную структуру типовой, как девятиэтажный дом, путинской шестилетки. И это половина успеха, если не больше.
Константин Гаазе
Социолог, журналист
