Когда мы будем искать причины произошедшего со страной, хорошо бы не забыть, как мы отступали от твердой буквы присяг, торжественных обещаний и этических кодексов ради практических удобств и при общем согласии, что так поступают все
Я не о разрушении Конституции и государства. С этим понятно. И сами поправки в Конституцию, и то, как они вносятся, означают полное отрицание права. «Обнуление» — это манифестация того, что начальство может делать все, что хочет, а фарсовые статьи о Боге и горячих обедах — что правового регулирования нет вообще. Как если вместо правил дорожного движения опубликовать сказку о волке и семерых козлятах и предложить именно ею руководствоваться при организации транспортных потоков. Нет больше в России ни Конституции, ни государства — есть самовластье и произвол.
Я не о том, чем это кончится — плохо кончится. Когда все это рухнет, не будет ни одного института, который мог бы взять на себя ответственность за страну: власть разрушает и превращает в жалкую имитацию все, что еще сохранилось. Все придется начинать с нуля в условиях конкуренции вооруженных формирований, принадлежавших ранее к различным силовым структурам, а сейчас представляющих собой лишь частные армии. А на это будет накладываться противостояние различных, не признающих друг друга Комитетов национального спасения и желающих отделиться территорий.
Я о людях. История уничтожения нашего государства (а оно ведь нужно людям, не зря его придумали), история погружения страны во мрак и безнадежность — это история бесконечной серии предательств.
В литературе, в преданиях в группе — будь то апостолов, партизан или сыщиков — обычно все более или менее достойные, а один — предатель. А у нас наоборот — один, хорошо — два более или менее держатся, хотя тоже успевают трижды отречься еще до петуха, а на остальных и вовсе клейма ставить негде.
И ладно бы под пыткой предавали, под угрозой расстрела, голодной смерти детей. За всякие жалкие вещи, с бессмертием души несопоставимые.
Человек слаб, и очень многие, когда можно безнаказанно воровать, воруют, делать карьеру, нарушая Заповеди, это делают
Апофеоз предательства, конечно, решение Конституционного суда. В отличие от миллионов других людей, эти несколько человек могли одним своим решением остановить тот кошмар, в который погружается (погрузилась?) страна. Причем их бы за это не расстреляли, не посадили в тюрьму, даже с должности погнали бы не сразу. Рядовой человек может лечь под танк — это подвиг, но танк переедет через него и пойдет дальше, а судьи КС могли развернуть историю. Предали. И ведали, что творят.
Но нет ведь ни одного сообщества, которое в последние двадцать лет сохранило бы верность данной на специальной процедуре, как у военных, или подразумеваемой присяге. Офицеры ФСБ, крышующие бизнес, учителя, фальсифицирующие выборы, чиновники, рассматривающие зоны своей ответственности как вотчины, данные им на кормление. Надо ли перечислять дальше?
При этом почти все когда-то хотели творить добро и выполнять свой долг. Шли в юристы, чтобы вершить справедливость, в КГБ — трудно поверить, конечно — Родину защищать, в мединститут — спасать жизни. Большинство и сейчас все понимает, но считает, что сделать ничего нельзя, а раз так, то что же мне одному приносить себя в жертву? Нарываться на неприятности, отказываясь считать голоса как надо, или не брать взяток, лишая свою семью замка в Испании. И почти всегда, кроме, пожалуй, случая Конституционного суда, под этой позицией — серьезные основания. Сколько угодно можно говорить о том, что было бы, «если бы все…, если бы никто…», но ты-то всегда наедине с собой. Это знаменитая дилемма узника в общенациональном масштабе.
Ничего удивительного в этом нет. Человек слаб, и очень многие, когда можно безнаказанно воровать, воруют, делать карьеру, нарушая Заповеди, это делают. И не только у нас — везде.
А вот удивительно то, и это касается уже не «их», ворующих, выносящих неправедные приговоры, уничтожающих будущее страны, ради собственных сиюминутных интересов, а «нас», ни в чем таком всерьез не замешанных, мы же не делаем ничего плохого, разве взятки даем, когда необходимо.
Мы отказались — не все, но многие — от своего права и обязанности выносить моральные суждения. «Им» не стыдно потому, что стыд — реакция на возможное осуждение других, а если всем наплевать, так и стыдиться нечего.
Мы не осуждаем их потому, что многие считают — кто держа это при себе, а кто и бравируя, — что и мы бы так себя вели, если бы оказались на «их» месте. Так меня убеждали, что я не сотрудничал с КГБ лишь потому, что меня не вербовали, а в КПСС не вступил, хотя и уговаривали, так как понимал, что карьеры там все равно не сделаю. Мы не уважаем ни себя, ни человеческую природу в целом.
В свое время партийные начальники, до сих пор заседающие в Думе, стали прямо толпой защищать докторские и получать звание профессоров. Никого не прокатили, а ведь могли — чего проще, черный шар кинуть? Помню, как один из них получал степень доктора на философском факультете МГУ. Защита проходила в отдельном здании, оцепленном его бандитами — партия была, да и остается вполне криминальной, посторонним на нее против всех правил вход был перекрыт, а саму диссертацию нельзя было посмотреть в библиотеке. Члены Совета знали все это, но проголосовали за. А после, уже много лет они остаются уважаемыми учеными, им пожимают руки и приглашают на симпозиумы. И они знали, что будут пожимать и приглашать — а любой бы на нашем месте…
Вы много знаете случаев, когда перед очевидным негодяем закрываются двери — семинара, публичного празднования или вполне либерального издания? В свое время «деятели культуры» открыто дружили с криминальными авторитетами и со скорбными лицами провожали их в последний путь. Многих из них подвергли остракизму за близость с убийцами? А терпимость сегодняшних оппозиционных СМИ к людям, в принадлежности которых к спецслужбам не сомневается никто, кто внес личный и заметный вклад в построение всей той мерзости, в которой мы сейчас живем, и вовсе не раскаивается? И дело вовсе не только в позиции главных редакторов — мы же их смотрим и слушаем. Тех, про кого все так очевидно?
Д’Артаньян отказался от предложения Ришелье стать лейтенантом его гвардии лишь потому, что понял — Атос не подаст руки. А как от многого уберегло тех, кому повезло с учителями так, как мне, стремление сохранить их уважение. Но Атос не постеснялся бы не подать руки, а учитель — отвернуться и вычеркнуть тебя из своей жизни. А если бы они были терпимыми и готовыми все понимать и входить в положение?
Бродский говорил, что Сталин разрушил границы между Добром и Злом, между Богом и Дьяволом. Все так, но это не снимает ответственности с каждого из нас, если мы сегодня, когда нет никакого Сталина, отказываемся эти границы видеть и защищать.
Леонид Гозман
