Диалог с правящим лагерем становится все менее возможным из-за выбранного им стиля общения с оппонентами на всех уровнях. Отказывая в уважении всем, кто с нею не согласен, власть заранее отбрасывает от себя тех, кто готов говорить на языке аргументов и разумных доводов
Ни одна система не может стоять исключительно на страхе. «Штыки всем хороши, но на них нельзя сидеть». Любое государство опирается не только на аппарат принуждения, но и на искреннюю поддержку людей, которым оно нравится, которые одобряют не только что, но и как оно делает.
Противники Трампа в США, например, говорят, что, помимо всего другого, он разрушает мораль американского общества, отрицая десятилетиями складывавшиеся правила взаимного уважения социально-демографических групп друг к другу и обращаясь к людям, уставшим от этих правил. И он «позволяет» им публично произносить то, что раньше можно было говорить только в узкой компании — как он сам выразился, «в мужской раздевалке» — презрительно отзываться о женщинах, например. Сохраняющаяся, несмотря ни на что, симпатия к нему со стороны нашего официоза не в последнюю очередь связана именно с этим.
У нас ведь — то же самое. Только в куда больших масштабах.
Выход на авансцену хамов, гордящихся своим хамством, — включите телевизор, хоть на две минуты — не просто дурной вкус кураторов официальной пропаганды. Это хамство находится в полном соответствии с российской внешней, да и внутренней политикой. Отрицание очевидного, наплевательское отношение ко всему, кроме силы, «цивилизационное одиночество», «чего в глаза не смотришь?», Солсберийский собор, «а вы докажите» — это ведь не только в каждом первом ток-шоу, это и есть наша политика. Это жлобская политика, и именно жлобы не просто одобряют ее, а чувствуют своей.
Наглое самодовольство, презрение ко всем, кто не ходит строем, к слишком умным, да еще и надевшим шляпу, культ силы, «простоты» и архаичной маскулинности, скабрезные шутки — все это буквально затопило страну. Не стыдно, но, наоборот, почетно сказать с экрана, что я, мол, гомофоб и тем горжусь. Гомосексуалов, кстати, большинство людей не любит не только у нас, но и везде, но еще недавно прокламировать это считалось неприличным. Пока еще не принято открыто говорить о собственном расизме, но он булькает под тонкой корочкой запрета и вырывается наружу при первой же возможности, как это случилось, когда сирийцы сбили наш самолет, а начальство в неизъяснимой мудрости своей обвинило в этом Израиль.
Стиль — это серьезно. Дело не только в том, что интеллигентные люди под давлением торжествующего жлобства, а вовсе не исключительно по экономическим или политическим причинам покидают страну — видеть, говорят, этого больше не могу, дышать здесь нечем. Это, конечно, снижает удельный вес образованных профессионалов и людей с высокой креативностью в российском населении. Но проблема не сводится только к растущей эмиграции. Стилистические разногласия зачастую важнее политических — они не оставляют возможности договориться.
Человек российский должен уважать силу, верить в благотворность самовластия и с презрением относиться к каждому, кто не похож на него
Можно представить себе, например, что вы, не соглашаясь изначально с войной в Сирии, услышите в серьезном спокойном разговоре аргументы за эту войну — лично мне они неизвестны, но, может быть, они существуют — и в чем-то подкорректируете свое суждение. Но вы никогда не согласитесь, да и не будете всерьез говорить с человеком, ведущим себя как уголовник из советского кинофильма. Вы не услышите его аргументов, даже если они у него есть, а он не услышит ваших.
Сторонники разных точек зрения могут и должны договариваться. Хотя бы потому, что у нас, как и в любой стране, никогда не будет единомыслия — не на уровне официальном, где оно вполне возможно, а в жизни. Никогда условные левые и условные правые не победят друг друга окончательно — они могут, если мы доживем до демократии, победить на выборах и сформировать правительство, но проигравшие останутся в стране и могут вернуться к власти в следующий избирательный цикл. Да и различия не всегда фатальны. Так, в сегодняшней России многие сторонники разных идеологий требуют одного и того же — честных выборов, например, или реально независимых судов. В принципе, можно не только договариваться, поняв приоритеты друг друга, но и, если эти приоритеты не предполагают уничтожения оппонента, взаимодействовать.
За отношением к той же войне в Сирии могут стоять разные факты и оценки, разное понимание угроз и интересов. И это можно обсуждать. А за доминирующей у нас стилистикой — картина мира. Мира, в котором вам нет места. Мира, в котором вы должны занимать низшую ступень в естественной для нашего мейнстрима уголовной иерархии.
Большевики пытались — до сих пор спорим, насколько успешно — сформировать нового человека. Он, человек советский, должен был работать бесплатно и полностью отдавать свою судьбу в руки государства. Человеку российскому не возбраняется зарабатывать деньги и во многом самому строить свою судьбу. Он лишь должен уважать силу, верить в благотворность самовластия и с презрением относиться к каждому, кто не похож на него.
Леонид Гозман
