Представьте себе: вы находитесь в СИЗО, вы не виноваты ни в чем, и следователь предлагает вам выбор. Или оговорить себя, или упорствовать, вины не признавая. В первом случае он сулит вам «особый порядок рассмотрения» дела в суде, и не исключено, что так оно и будет. Вас, невиновного, отправят в лагерь, но приговор смягчат. Во втором случае вы сыграете с Фемидой в рулетку: или пан свободен — или пропал на полную катушку.
Спрашивается — как правильно поступить?
Считается, что поступать надо всегда по правде — и в тюрьме, и на воле. Более того. Согласившись взять чужую вину на себя, лишь бы поскорей вырваться из тюремных стен, вы огорчите зампредседателя Верховного суда Владимира Давыдова. Отвечая вчера на вопрос, почему в России так редко оправдывают обвиняемых, судья возложил вину на них самих. 90 из 100 человек, подсчитал Владимир Александрович, сознаются в содеянном или несодеянном. «Не знаю, хорошо это или плохо, но это факт. 65 процентов идут в особом порядке», — добавил зампредседателя ВС РФ, и в этих его словах легко было расслышать горький упрек расколовшимся.
Мол, как же так, граждане подозреваемые и приговоренные, зачем же вы портите нам правозащитную статистику? Стояли бы на своем, взыскуя истины, глядишь — и кривая оправдательных приговоров пошла бы вверх, и всех невиновных суд бы освободил. Кривая бы вывезла.
Однако понять можно и тех, кто идет на сделку со следствием и совестью, невольно подставляя всю судебную систему РФ, за которую потом приходится отдуваться уважаемому человеку — Владимиру Давыдову. Вообразите, вы находитесь в СИЗО, вы не виноваты ни в чем, и следователь предлагает вам выбор… А рядом еще суетится адвокат по назначению, и решать надо довольно быстро: оклеветать себя, ожидая снисхождения, или же не верить, не бояться, не просить. Точно зная при этом, что оправдательных приговоров российские суды практически не выносят, и шанс, что для вас сделают исключение, равен 1%, даже меньше.
Вообще если вникнуть в слова зампредседателя, получается некий заколдованный круг. Судьи зверствуют, но и заключенные ведут себя нехорошо, не желая помогать судьям встать на путь исправления. В итоге среднестатистический районный председательствующий в процессе примерно раз в семь лет, обливаясь счастливыми слезами, выпускает кого-нибудь из клетки. Правда, в судах с участием присяжных доля оправданных достигает 13%, но это явление до сих пор не стало характерным для российского судопроизводства. Характерным явлением остаются обычные говорильни и карательные практики.
Образцовым примером здесь следует признает дело Алексея Пичугина. Задержанный в июне 2003 года, он знал, что невиновен, и перед ним был выбор. Оговорить себя, а также руководителей ЮКОСа и с учетом деятельного раскаяния и пользы, принесенной государству, выйти на свободу в обозримые сроки — или не выйти никогда. Ему об этом прямо говорили следователи. Он убеждался в их правоте в ходе судов, которые последовательно приговаривали его к 24 годам и к пожизненному. Отбывающий вечную неволю, он знает, что и сегодня может быть помилован — в обмен на показания, которые у него вымогают без малого 14 лет подряд. При том что Михаил Ходорковский, главный «заказчик», как решили в Кремле, вменяемых Пичугину убийств и покушений на убийства, лично призывал его «сделать это».
А он не делает. Находясь в СИЗО, в колонии для неисправимых убийц «Черный дельфин», возвращенный в Москву, в «Лефортово», где ему снова предлагалась эта дилемма: солги или умри в тюрьме. Он год за годом настаивает на своей невиновности, и тот самый Верховный суд РФ, где с 1999 года работает Владимир Давыдов, дослужившийся до поста зампреда, тоже непреклонен. Отвергая любые иные решения, в том числе и вердикт ЕСПЧ. Тут для российских судов приемлем только «особый порядок» рассмотрения, как это сформулировано в законе, а также в кремлевских предписаниях применительно к особо важному делу Алексея Пичугина. Только баш на баш.
Впрочем, если такой порядок установлен на государственном уровне, в делах политических, то ведь и на микроуровне, в делах уголовных, расследуемых местными судами, должно происходить и происходит то же самое. Сознайся в убийстве — и получи максимум две трети от положенного срока, не порть нам процент раскрываемости. Отдай бизнес, отсиди немного — и освобождайся с чистой совестью. Покайся — и тебе прощение выйдет. Сказано же, что блаженны нищие духом, и если тюрьму, тем более российскую, сравнивать с адом, то жизнь расконвоированного логично приравнять к райской.
Оттого так трудно согласиться с одним главных наших судей, когда он призывает прессу не увлекаться критиканством в отношении Фемиды федерального подчинения, а сидящих в клетке — жить не по лжи. То есть нет ни малейших сомнений в том, что процитированный гражданин начальник, окажись он в СИЗО, на скамье подсудимых и в лагере, так себя и повел бы, но подавляющее большинство других российских граждан все-таки поступает иначе, и у них есть свои резоны. У них своя правда, основанная на многовековом опыте пыточного следствия, пыточных тюрем, пыточных лагерей, и с ней, с этой правдой спорить могут разве что единицы. А опыт изменится, когда поменяется практика, что едва ли возможно, пока в России не сменятся судьи. Начиная с верховных и гаранта всех наших прав.
Илья Мильштейн
