«Четырнадцать лет назад террористы захватили школу в Беслане. Погибли 334 человека, из них 186 детей. Виновные не наказаны. Нет прощения террористам, захватывающим в заложники детей. Но нет прощения и тем, кто мог, но не захотел их спасти», — пишет депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга на своей странице в Facebook.
«Мы не пойдем на переговоры с террористами, мы не встанем на колени!», — голосили тогда придворные холуи.
Когда мне позвонили журналисты, я сказал: «Если бы это могло спасти хотя бы одного ребенка — я бы на колени встал». И, думаю, любой нормальный человек — тоже встал бы. Потому что ради спасения детей надо идти на любые переговоры и обсуждать любые требования.
Сделать этого не захотели. Важнее оказалось сохранить старательно культивируемый государственной пропагандой образ Путина — непреклонного, неколебимого, не уступающего, не поддающегося…
Покойный Самуил Лурье, — кинувшийся тогда в Беслан, — через несколько дней напишет, что «оперативный штаб решал одну-единственную проблему: как скрыть от местного населения, что все решено. Что дети приговорены. Во имя непоколебимости».
И спросит: «А мы-то с вами, господа народ? Разве не предчувствовали, чем все кончится? А ежели предчувствовали — отчего не вышли 2 сентября миллионными толпами на улицы городов: дескать, делайте что хотите, а только чтобы дети обязательно остались живы?»…
Мы — и я в том числе, — не вышли.
Надеялись, что у власти осталось что-то человеческое: не может же она хладнокровно начать штурм — не обращая внимания на детские жизни?
Оказалось — может.
Только один человек в России мог запретить вести переговоры с бесланскими террористами. И только один человек мог приказать штурмовать школу, обрекая детей на смерть.
Недаром за минувшие четырнадцать лет он ни разу не приехал на бесланское кладбище».
Борис Вишневский