Георгий Бовт объясняет, почему реформу судебной системы нельзя откладывать
Гаишник поймал пьяного судью за рулем. Гаишника за это уволили — он, дескать, не оказал помощи солидному человеку. Другая судья устроила дочери такую свадьбу, что вся страна обсуждала, почем встал банкет, включая Кобзона и других певцов. Третий судья — арбитражный, из Ростовской области — помогает якобы «отжимать» землю в пользу мужа-предпринимателя (СК уже занимается).
Это «судебная хроника» за последнее время. Еще изменили скандальный приговор по делу о вооруженном разбое неходячему инвалиду. После шума в прессе оказалось, что «неотменяемая статья» легко меняется на более легкую, притом что подельник (до этого бывший второстепенным соучастником) все равно получил по полной.
То есть правило «закон что дышло» вполне работает и в сторону гуманизации наказаний.
Или вот цитата. Она не очень свежая, но многим покажется актуальной: «Вы бы послушали разговоры в кабинетах и «курилках». Один судья озабоченно жалуется, что «сволочь председатель» не дает ни одного денежного дела, поэтому две недели сидит на мели… Председатель в это же время ворчит, что народ стал жадным, последний посетитель вместо денег бетон предлагал. Хорошо, что стройку затеял, а так зачем ему этот бетон?.. Опытный судья обычно вводит молодого коллегу в курс дела, предупреждая о правилах игры: до суда доходят лишь дела, которые не успели продать на стадии следствия или утверждения обвинительного заключения.
Поэтому теперь прокуратура и следствие будут мешать заработать на этом деле. Нужно поделиться с прокурором и председателем суда, чтобы первый не вносил протест (представление), а второй обеспечил сохранение юридической силы любого приговора или решения на стадии обжалования».
Это слова федерального судьи в отставке Дмитрия Новикова, работавшего некогда в Сочи. Это, так сказать, его coming out. Что побудило пойти на такие откровения и все ли они правдивы, мы не знаем. Но у многих обывателей, увы, примерно такое представление о судебной системе. С тех пор бунтарь, разумеется, никуда не назначен, стал фигурантом уголовного дела.
Впрочем, такие восстания против Системы — исключения. Но если даже доля того, что выше названо «обывательскими представлениями», правда, то она не реформируема изнутри.
На этих словах обычно у нас закатывают глаза вверх и произносят сакраментальное: «Нужна политическая воля». На днях, кстати, президент Владимир Путин такую волю проявил, объявив об очередных мерах по снижению административного давления на бизнес. Не велено изымать серверы и жесткие диски у проверяемых предприятий, сократить число внеплановых проверок на 30% и проводить их не более 10 суток. Поручено подготовить очередные поправки в законодательство. Впрочем, со времени, когда Медведев «отлил в граните» свое знаменитое «Прекратите кошмарить бизнес», еще и 10 лет не прошло. Всего 9. А кошмар все продолжается.
Защита предпринимательства по-прежнему осуществляется в ручном режиме, хоть и на высшем уровне.
Но даже сам Путин не сможет разобраться в каждом случае «отжимания бизнеса». Он не может вникнуть в детали каждого конкретного наезда силовиков на коммерсантов. Он не может выступать судьей по каждому уголовному делу. Но не может он пока сказать в каждом таком случае и «идите в суд». Так, чтобы это кем-то да не воспринялось как плохо скрытая издевка.
Кто нынче будет судить «по справедливости» так, чтобы и простые граждане, и богатые предприниматели поверили, что справедливость восторжествует в их случае? Те персонажи, что недавно явились героями скандально-светской хроники?
Кстати, тот пьяный судья, остановка которого обошлась добросовестному иркутскому гаишнику в потерю работы, управлял не «Ладой-Калина», а «Хаммером» (цена на относительно новый примерно под 3 млн), притом что зарплата судьи его уровня — максимум 150 тыс. руб. в месяц. (Для справки: доход мировых судей в среднем — 70 тыс. руб. в месяц, судей районных судов — 100 тыс. руб., судей областного уровня — 120–150 тыс. руб. Руководители областных судов имеют до 400 тыс. руб., а судьи Верховного суда — до 600 тыс. руб.)
То есть, может, разоблачительные откровения экс-судьи Новикова присущи («кое-где у нас порой») не только отдельным персонажам судебной системы Южного федерального округа, но и другим тоже?
По данным Института проблем правоприменения, количество жалоб на работу судей в последние годы растет. Люди все меньше склонны мириться с произволом и чаще готовы отстаивать свои права. Благодаря соцсетям, не подконтрольным (пока) ни одному председателю судов (их считают главными «кнутами», держащими судей в подчинении и влияющими на их решения), все чаще становятся известны факты непристойного или незаконного поведения представителей судейского сообщества.
Однако Система занимает жесткую оборону и своих сдает неохотно. Число судей, лишенных полномочий, в год не превышает 5–6 десятков человек. Из более чем 30 тысяч судей в стране. Если таковы признаки «независимости судебной системы», то хочется спросить, от чего именно.
Часто говорят об «обвинительном уклоне» судебной системы. Оправдательных приговоров в российских судах — менее 1%. Кстати, затем около 40% таких приговоров отменяются последующими судебными инстанциями.
Каждый такой «эксцесс гуманизма» — это ЧП для председателей региональных судов, давшего слабину судью могут замучить проверками. Благоприятнее для карьеры путем «копипаста» перенести обвинительное заключение прокуратуры в судебный приговор.
Адепты системы говорят, что это оттого, что под 90% подсудимых признают свою вину. Привет от пламенного сталинского прокурора Андрея Януарьевича Вышинского, выведшего формулу «признание вины — царица доказательств».
Другой причиной называют то, что 65% дел идут в особом порядке (в этом случае, предусматривающем признание вины, подсудимому назначается не более двух третей от максимального срока наказания). Представим себе предваряющие такой «порядок» откровенные разговоры следователя с подсудимым: мол, я тебя все равно посажу, да еще не такое навешу, лучше пиши признание, в суде ты правды не добьешься.
Можно привести и еще одну причину: загруженность судей. В среднем судья (не мировой) рассматривает примерно 500 дел в год, по 3–4 за один день заседаний.
Есть у него время вникнуть во все детали, учесть все обстоятельства? Проще не глядя (не в буквальном смысле) посадить неходячего инвалида за разбой, совершенный в отношении двух здоровенных детин.
Кстати, в какой-нибудь Америке, где тоже большинство дел рассматривается в особом порядке, процент оправдательных приговоров составляет в разных штатах от 17 до 25%, примерно столько же — в Европе, а отдельных ее странах доходит аж до половины. А вот Китай как раз держится на нашем уровне — 0,7%.
В дореволюционной России после судебной реформы Александра II доля оправдательных приговоров была фантастическая — от 25 до 40%.
Ситуация в системе арбитражных судов со стороны выглядит немногим лучше. Робкие попытки реформировать систему, сделав ее более прозрачной и честной, в медведевские времена, похоже, скажем мягко, не увенчались полным триумфом. Почти в 70% случаев арбитражные суды удовлетворяют требования заявителя. В других странах это происходит намного реже, поскольку именно на истце лежит бремя доказывания.
Если судить по социологическим опросам (далее — данные ВЦИОМ), притом что социологи в ходе их проведения, как правило, избегают (или им просто не удается) общаться с наиболее вероятными «клиентами» судебной системы, то уровень доверия к судам в нашей стране — едва ли не самый низкий по сравнению с другими институтами.
Скажем, уровень доверия президенту (притом что институт персонифицирован в лице Путина) колеблется между 75 и 86%. Поэтому его слова в защиту бизнеса — в рамках ручного управления — воспринимаются системой с большим пиететом, нежели любые законы и судебные постановления. Даже у Думы и Совета Федерации уровень доверия выше 50% (даже — потому что наш народ традиционно не очень чтит законодательную коллективную власть депутатов), чем к судам. Судебная власть пользуется доверием 39–44%. Ниже только у бесправной Общественной палаты (от 33 до 45%). Для сравнения: уровень доверия к судебной власти в США в прошлом году составил 61%, к конгрессу — 31%. Можно утешиться тем, что «у хохлов» еще хуже: уровень недоверия к судам на Украине доходит до 80%.
Говорят, в Кремле истово ищут «образ будущего». Чтобы употребить в ходе президентской кампании. Задача благородная, без «образа» идти на четвертый срок как-то не с руки. С другой стороны, можно ведь «под фонарем» поискать. Поскольку ни один образ будущего в России исторически никогда не обходился без другого «образа» — справедливости. Она для русского человека, кажется, важнее свободы, и уж тем более важнее формальных законов.
У массового обывателя сегодня нет ощущения ни того, что наша жизнь устроена справедливо, ни тем более того, что эту самую справедливость можно найти в судах и вообще у правоохранителей.
Более того, без того, что называют судебной реформой, не сдвинется вперед экономика, и мы будем бездарно прозябать под санкциями, выковыривая из разных экспертных сообществ благодушные «стратегии развития», в разной мере амбициозные, но в одинаковой мере неосуществимые (деловой климат тоже ведь требует справедливости и защиты прав собственности). И пеняя на глобальную несправедливость, олицетворяемую, как нам говорят по ТВ, супостатом Америкой.
Судебная реформа во имя справедливости — это то, что касается почти всего населения страны. В год наши суды принимают примерно 30 млн решений, которые затрагивают почти каждую семью. В год в судах бывают не менее 11 млн человек (некоторые, правда, не раз), 13 млн заочно получают результаты судебных решений или действий судебных приставов — списания штрафов с банковского счета, например.
Будь на дворе сейчас время не эволюционное (а пока оно не ушло, шанс обойтись без великих потрясений есть), а революционное, можно было бы бросить в возмущенную произволом и беззаконием толпу — «Даешь люстрацию судей!». Как в «Макдоналдс» в свое время набирали — непременно чтоб без опыта работы в советском общепите, поскольку этот опыт «не лечится».
Некоторые уже и списки, возможно, прикинули.
Но как люстрировать более 30 тысяч судей, работающих в системе? Где взять принципиально других людей?
Важнее изменить систему. Вопрос, готово ли к этому политическое руководство страны. Ведь сразу же напрашивается как минимум «конфликт интересов» реформированного судейского сообщества и многочисленных силовых структур, придатком которых, по сути, судебная система сейчас и является.
Однако на какие-то меры рано или поздно пойти все же придется. В том числе ради сохранения стабильности режима, во имя обеспечения преемственности власти и контроля за важнейшими экономическими структурами. В интересах нового поколения правящей элиты. Это, кстати, непременный этап перехода от «дикого капитализма» периода первоначального накопления к экономике и обществу нового качества: рано или поздно любая система востребует стабильных и предсказуемых правил игры, которые желательно оформить в виде «правового государства». Так и «золотым детям» элиты спокойнее будет.
Примечательно, что сразу два «околовластных реформатора» — Алексей Кудрин (Центр стратегических разработок) и Борис Титов (бизнес-омбудсмен, «Столыпинский клуб» и «Стратегия роста») — в рамках своих сугубо экономических предложений Путину непременной частью включили предложения по судебной реформе.
Они разнятся в деталях. К примеру, Титов предлагает «разбавить» судейский корпус, пополняемый нынче за счет работников самих судов и силовиков, за счет квотированного привлечения представителей адвокатуры (я такое предложение слышал от представителей Академии госслужбы при президенте еще лет десять назад), а также ввести выборность председателей судов, ротируя их каждые два года. А Кудрин выступает за упрощение системы «перемещения судей по вертикали» и за то, чтобы однажды назначенный судья получил право работать в судах того же уровня без прохождения заново полного цикла проверок.
Однако оба — за повышение независимости судей от председателей судов, за качественное улучшение кадрового состава судейского корпуса, за сокращение нагрузки на судей.
Если бы они, будучи очень осторожными политиками, не чувствовали некий запрос сверху на такие предложения, то не осмелились бы подступаться с ними к Путину. Перед которым сейчас стоит объективная задача обеспечить транзит системы с ручного управления, которое все чаще дает сбои, к системе с отлаженными институтами. В том числе судебной властью. Хотя он, говорят, не очень верит в абстрактные «институты». Если это и так, то такая вера неизбежно крепнет во всяком политике, когда ему надоедает, что «все приходится делать самому». Станет ли это частью повестки его четвертого срока? То, что можно назвать «кодификацией справедливости»? Или уже пятого? Или вообще не станет?
Георгий Бовт
Политолог
