Как отрегулировать интернет?
Давление на свободу слова в интернете, которое наши власти оказывают в рамках своей антиэкстремистской политики, стало настолько чрезмерным и нелепым, что, с одной стороны, сами же власти начали эту политику понемногу смягчать и реорганизовывать, а с другой, в обществе уже неловко обсуждать саму возможность каких-то ограничений свободы слова. Но ограничения есть и будут, и лучше уж обсуждать, чем предаваться мечтам о полном отсутствии регулирования. Речь не о принципиальной возможности для отдельного гражданина избежать любого контроля, а о том, как изменяется бытование интернета – не как совокупности технических средств и бизнесов, а как социальной среды, как части общественных отношений.
В этом обсуждении, если говорить только об антиэкстремистских, в российской терминологии, ограничениях, сталкиваются по крайней мере три группы интересов. Первая – адепты максимального госконтроля, скреп, госбезопасности и прочего. Вторая – сторонники полной онлайновой свободы – является амальгамой двух течений: убежденных сторонников американской Первой поправки и интернет-гиков, для которых сама тема ограничений, возникающих помимо софта и железа, выглядит абсурдно. Третья – антирасисты и прочие «анти», стремящиеся изжить из интернета пропаганду, а то и любые проявления того или иного зарекомендовавшего себя общественного зла. Все три группы далеко не едины внутри, но общим для них является то, что они максималисты, надеющиеся навязать реальности свои представления о норме. Между тем, чем дальше, тем очевиднее становится, что победить в этой борьбе шансов нет ни у одной из сторон.
Нужны правила, но не запреты
Тезис о невозможности установить в интернете какие-то определенные правила, представленные одной из «партий», можно обсуждать в больших или меньших подробностях. Но достаточно будет ограничиться, наверное, двумя аргументами. Первый тривиален, но очень важен: интернет функционирует глобально, то есть реально – в пространстве многих национальных юрисдикций, подходы которых не только не собираются совпасть, но даже не особо сближаются. Второй тоже лежит на поверхности: интернет уже давно не пространство для гиков, стихийных анархистов, и вообще пространство не для того или иного особого слоя, это пространство для всех, а следовательно, и методы общественного регулирования там будут диктоваться теми же примерно соображениями, что и в обществе (точнее – в обществах) в целом. Конечно, в отдельных сегментах можно завести свои правила, будь то анклав сверхжесткого регулирования или уголок полной свободы всего, но основная масса юзеров в эти анклавы не попадет, или не пойдет (в Китае, правда, трудно «не пойти», а Китай велик, это да), или даже не узнает о них.
Конечно, споря о регулировании в сегодняшней России, мы поневоле находимся в полемике в первую очередь с властью. Но если представить, что мы находимся в другой стране, есть смысл от этого фактора временно отвлечься – чтобы подумать о перспективе. Я лично предпочитаю говорить о Европе, потому что Китай или США для нас по многим параметрам не слишком релевантные примеры. А Европа ближе, да и международное право в этой сфере у нас с ней в целом общее.
Так вот, в Европе тоже существуют уголовные законы по поводу возбуждения ненависти и иных публичных высказываний, признаваемых недопустимыми, просто применяются они иначе и нередко сформулированы лучше. И в Европе эти законы тоже все чаще применяются к высказываниям онлайн (но никаких специальных запретов именно для онлайна никто не придумывает). И там многие кейсы вызывают общественные споры, и это неизбежно, так как границу для реализации основных свобод просто невозможно провести идеально, а еще всегда есть много сиюминутных политических факторов, влияющих и на решение суда, и на его восприятие. Но еще в Европе с самого начала понимали то, что отечественное начальство только теперь начинает осознавать – репрессивные меры в принципе не могут быть основным методом, и если речь идет о какой-то коммуникационной среде, то обращаться надо в первую очередь к ее внутренним инструментам.
Роль бизнес-интересов
Инструменты саморегулирования интернета давно известны – это правила публичных сервисов, относящиеся к допустимости контента. Американские сервисы, живущие в режиме Первой поправки, тоже такие правила всегда вводили, и эти правила исправно включали запреты на призывы к насилию, возбуждение расовой и тому подобной ненависти и т.д. Конечно, были и такие, которые принципиально отвергали подобные ограничения (можно вспомнить хотя бы lj.russia.org, отколовшийся от ЖЖ именно ради отказа от таковых), но сравнимой популярности они не достигли. Просто потому, что их конкуренты были успешнее как бизнес-проекты.
Бизнес-проект в медиа подразумевает некоторую адаптацию к этическим представлениям основной целевой аудитории. Можно ориентироваться на тех, кто за то, чтобы блог-платформа или соцсеть не ущемляла, допустим, расистскую пропаганду, но таковых меньшинство, и потому такой проект проигрывает проекту, который готов расистов ограничивать. Результат мы все видим – громко соглашаясь с этическими запросами большинства аудитории, социальные сети и другие большие сервисы занялись фильтрацией контента, но делают это явно кое-как.
Довольны ли мы этим результатом? Да им все недовольны. Кому-то кажется, что администрация, например, Фейсбука мало банит за разный экстремистский контент и мало такой контент удаляет, а кто-то приведет немало примеров, как удаляли и банили явно не по делу, а просто по глупости. Причем правы и те, и другие. И это мы не говорим о российских сетях, которые просто ориентируются на приказы властей, а на остальное, в общем-то, внимания обращают мало.
Причин такой неэффективности можно указать несколько, но ограничимся двумя. Первая – ограниченность ресурсов: тот же Фейсбук не готов пока сильнее вкладываться в огромную задачу фильтрования контента. Вторая – группы активистов с весьма разнообразными ценностями хотят от сети разного, в том числе – взаимоисключающего, запросы от властей тоже многообразны, так как и власти, и законы повсюду разные, и все они одновременно взывают к тому же Фейсбуку.
Проблема «недорегулирования»
Трудно было ожидать, что государства будут долго мириться с этой ситуацией «недорегулирования». В 2017 году Германия приняла закон, обязывающий социальные сети под угрозой больших штрафов удалять по заявлениям пользователей контент, соответствующий двум десяткам статей германского УК. Эта мера подается не как цензура (ведь речь о соблюдении уголовных норм), а как частичное делегирование правоприменения частному актору. Оппоненты возражают, что такое делегирование неуместно, тем более что актор в данном случае – даже не германский: как германское общество может ожидать, что анонимные сотрудники Фейсбука будут верно понимать германское уголовное право? Точно ли Фейсбук выделит для этой работы достаточно людей и сумеет научить их этому праву в необходимом объеме? Я бы усомнился.
Но можно возразить и иначе: допустим, глобальные сети смирятся с этим требованием, но что они будут делать, когда такие же законы примут еще в ряде стран, чьи нормы не соответствуют друг другу? Вот, в России подобный (но более радикальный, как всегда) законопроект Боярского и Альшевских уже прошел первое чтение. Всем сразу сети угодить не смогут, и тут уже дело будет не в нехватке ресурсов, а именно в противоречивых требованиях государств, и само функционирование глобальных сетей окажется под угрозой.
Обращаться при этом сетям будет некуда. Европейский суд по правам человека уже доказал в последние годы, что намерен давать государствам больше прав в спорах с интернет-сервисами. ЕСПЧ отвергает принцип «сетевого нейтралитета», то есть не признает, что интернет – это просто метод коммуникации; ЕСПЧ видит в мировой сети отношения людей, а не технику. Поэтому ЕСПЧ согласился с тем, что Гугл должен фильтровать выдачу с целью исключения определенных результатов. ЕСПЧ даже признал, что интернет-платформа отвечает в какой-то степени за комментарии, оставленные на ней. Так что трудно ожидать, что ЕСПЧ защитит Фейсбук от Германии. Но тогда вряд ли он защитит и от России (если Россия не уйдет из его юрисдикции к тому времени).
Короче говоря, уже вырисовывается перспектива то ли краха глобальных сервисов под давлением государственных регуляторов, то ли, наоборот – очередного провала государственного регулирования, что с неизбежностью вызовет новую волну поддержки еще более жестких мер, так как общественный запрос на регулирование контента налицо и уж точно не уменьшается.
Возможность компромисса
Именно перед лицом таких перспектив Евросоюз и крупнейшие игроки – Фейсбук, Твиттер, YouTube и Microsoft – еще в мае 2016 года подписали меморандум (буквально – Code of Conduct), что эти сервисы будут добровольно соблюдать ограничения на контент, соответствующие Рамочному решению ЕС от 2008 года, которое, в применимой части, требует криминализовать возбуждение этнической и религиозной ненависти, а также отрицание признанных преступлений против человечности, если таковое направлено на возбуждение ненависти, но не требует криминализовать что бы то ни было еще (сами страны – члены ЕС, конечно, могут это делать). Похоже, список подписантов меморандума будет расширяться.
Что это дает? На мой взгляд, это дает надежду на реалистичный компромисс, который ослабит накал страстей вокруг требования изгнать «экстремизм» из интернета.
Во-первых, формулировки Рамочного решения ЕС строго следуют нормам международного права, что делает язык меморандума настолько универсальным, насколько это вообще в данной сфере возможно. И это точно лучше попыток удовлетворить требования всех национальных законодательств. Простые формулировки к тому же лучше усваиваются сотрудниками, которым предстоит их применять.
Во-вторых, запреты, устанавливаемые Рамочным решением, достаточно узки по существу, чтобы не выходить за рамки внутренних правил сетей, как они сложились на данный момент. ЕС сумел сформулировать свои общие минимальные правовые критерии ограничения свободы слова и эти требования вписались в этические нормы сетей. Наличие принципиального согласия делает реализацию обязательств хотя бы в принципе возможной.
В-третьих, Рамочное решение обязательно только для ЕС, но оно не противоречит многим другим национальным законодательствам, в частности, российскому. Так что ничто не мешает другим странам, включая Россию, присоединяться к этому документу.
Да, у сетей все равно нет и в близком будущем не будет ресурсов для систематического и корректного воплощения таких обязательств. Но обычно обязательство лучше выполняется, если оно одно и простое, чем когда много похожих, но разных. Также очень помогло бы, если бы побольше государственных и общественных акторов начали требовать от сетей именно выполнения этого меморандума, а не всего, чего им хочется.
Язык вражды и прочее подобное зло из сетей не исчезнет, равно как и блокировки по недоразумению не прекратятся, но можно хотя бы рассчитывать, что и того, и другого станет меньше.
А на большее рассчитывать и не стоит. С одной стороны, повторюсь, раз есть общественный запрос на регулирование, оно точно будет, как и связанные с ним издержки. А с другой стороны, ведь нельзя же всерьез надеяться сделать интернет, то есть массовую коммуникацию сотен миллионов людей, вовсе свободным от всякого экстремизма, в кавычках или без.
Александр Верховский
Директор Информационно-аналитического центра «Сова»
