Историки описали, «какое прошлое нужно будущему России». Основные тезисы
«Вольное историческое общество» (ВИО) совместно с кудринским Комитетом гражданских инициатив представило доклад «Какое прошлое нужно будущему России». Это попытка описать и объяснить процессы, происходящие в российском обществе по отношению к истории страны. Исторические споры в последние годы становятся едва ли не важнее, чем политические. Официальные лица, публицисты, журналисты и граждане обсуждают Вторую мировую войну, Иосифа Сталина, Ивана Грозного и князя Владимира с большим интересом, чем бюджет страны или принимаемые сегодня законы. Историки ВИО пытаются понять, почему так произошло и к каким последствиям это может привести. Znak.com приводит самые важные (на наш взгляд) тезисы 53-страничного доклада. Полную версию можно по ссылке.
Язык истории в России стал единственным языком настоящего. Политическая мысль, социальная теория и профессиональная философия в нашей стране недоразвиты. Язык политики недостаточен. Поэтому для объяснения современных явлений люди зачастую обращаются к истории. «Споря о прошлом, люди в действительности обсуждают свое настоящее и будущее, не имея для этого иных ресурсов — лексических и концептуальных». История в России — больше чем история.
Начиная с 2011 года в России происходит разворот от образа будущего к культу прошлого. «Образ и идея страны строятся не на адекватных оценках настоящего и не на концепции развития, а на усиленной эксплуатации прошлого». Это напоминает реанимацию советской тематики в 1930-е годы. Власти необходима консолидация и мобилизация обществ в предчувствии возможности новых потрясений.
Многие исторические вопросы в России до сих пор являются неразрешенными. Иным народам удалось достичь консенсуса в оценках прошлого. Но не нам. «Прошлое страны остается полем гражданской войны, и конца этой войне пока не видно».
Трактовка любых исторических событий как неизменно «великих» является своего рода политической манипуляцией. «Славное прошлое» помогает власти поддерживать в народе ощущение величия, в то время как по правде он «перелистывает далеко не лучшие страницы своей многострадальной биографии». «Тысячелетняя история» становится более важной, чем просто экономические успехи страны, нормальная жизнь без войн и благосостояние россиян.
СССР в глазах его жителей был «главной страной мира». Это ощущение живо в исторической памяти и приводит к мощным фрустрациям сознания, в том числе массового. Если в начале 1990-х было популярно говорить про «Россию, которую мы потеряли», то сегодня — про «СССР, который мы потеряли».
При этом в самом СССР мировая история, по крайней мере номинально, трактовалась как движение к свободе, против порабощения. Огромное внимание уделялось персонам и «великим событиям». Отсюда — культы войн, революций и личностей. Отсюда же — милитаризация истории, которой мы страдаем до сих пор.
В нынешней «официальной истории» тема борьбы за свободу замалчивается. Герои восстаний объявляются разбойниками или заблудшими либералами. В народе подчеркивается не тяга к воле и чувство собственного достоинства, а холопская преданность и «благодарность за скрепы». Из биографий писателей изымаются их конфликты с властями.
История российской власти подается как история непогрешимости и благолепия, деяний и свершений, подвигов руководства и окормления народа. В этой логике получается, что в бунтах и революциях повинны только злоумышленники, а не сама власть, которая допустила возникновение революционной ситуации. Государство подается в ореоле святости, и это распространяется и на власть сегодняшнюю.
На задний план уходит все, что связано с модернизацией. Ключевыми героями становятся консерваторы и реакционеры. «Даже в истории СССР едва ли не весь позитив все чаще сводится к военной мобилизации и сплоченности, тогда как научно-техническая модернизация стыдливо обходится новым поколением эффективного менеджмента».
Переписывается история взаимоотношений России с внешним миром. Неоднозначность европейской, западной ориентации России пытаются подменить «примитивным антизападничеством». «Абсурдный и неграмотный тезис «Россия не Европа», который пытались заложить в основу государственной культурной политики, — образец ложного патриотизма».
Одновременно происходят санация мировой и отечественной истории с целью единственно верной ее интерпретации и мифологизация результатов этой санации. Критерием «правильности» становится абстрактный «национальный интерес», что прямо декларирует министр культуры Владимир Мединский. Мифологизация истории (например, история 28 панфиловцев) оправдывается, а изучение происхождения мифов приравнивается чуть ли не к предательству Родины.
Из официального дискурса исключены диссиденты и инакомыслящие. Профанация исторических событий приводит к казусам: множество россиян не понимают, как относиться к событиям 1991 года, из которых родилось наше государство. Вроде как появилась нынешняя Россия, а с другой стороны похоже на «оранжевую революцию».
Страх перед нарастающим кризисом и образами падения режима породил интенсивное переосмысление истории официозом. «В понимании причин политических кризисов стала преобладать конспирология, особую популярность приобрели концепция злонамеренного вмешательства извне».
Словом, политический режим и архаично-авторитарные технологии управления страной легитимируются прошлым. Отсюда новый социальный контракт: общество дарит власти лояльность в обмен на гордость за «тысячелетнюю историю».
Официальной сталинизации не происходит. Но за последнее десятилетие в стране был сломан условно существовавший общественный консенсус по поводу репрессий. «За два с половиной года после присоединения Крыма разрушена иммунная система большинства нации». Сталин стал средством коллективной идентификации со «славным» прошлым, имеющим символическое значение. (Подробнее о взгляде «Вольного исторического общества» на сталинскую эпоху читайте в публикации «Палачи и жертвы».)
Идеология низвела Победу до опознавательного знака в система «свой —чужой». Победа упрощена и профанируется. Ставятся запреты на сложные вопросы, а ответы блокируются с помощью уголовных репрессий. Проводится обобщение: мы победили, а все остальное — это попытка опорочить победителей.
Упрощенный культ Победы — это «способ легитимизации сегодняшнего авторитарного режима, превращения его в наследника Победы по прямой». Режим становится как бы таким же «священным» и неприкосновенным.
Национальная история понималась и понимается исключительно как история государства. «И государственная история оказалась едва ли не единственной состоявшейся формой, конструирующей национальную идентичность русского человека». Необходимо рассказывать другую историю — историю свободы. Свобода из отрицательного героя должна превратиться в положительного. «Иначе неизбежна дальнейшая архаизация массового сознания, чрезвычайно губительная для креативного потенциала нации, для развития страны».
Сформированная с помощью официальной историографии идентичность русского человека раз за разом возвращает нас к прежней матрице: гиперцентрализация, монархический характер верховной власти, бесправие широких народных масс, компенсируемое растущими имперскими амбициями.
Отсутствие империи в настоящем с учетом традиционной историографии может восприниматься лишь как временная случайность. И возможность существования российского государства вне имперской матрицы исключается. «Хотя совершенно очевидно, что время империй прошло скорее всего безвозвратно и русским необходимы идентичность и политическая структура, позволяющие успешно и счастливо существовать после империи, без империи».
Имперская история оказывается историей войн, и сложно понять, как жить и строить партнерские отношения в современном мире. В этом мире войны тоже происходят, но считаются чем-то экстраординарным и нежелательным. Мирное будущее страны немыслимо без мирного прочтения ее развития в прошлом.
Честное, свободное и ответственное отношение к прошлому — залог того, что и будущее страны может быть выбрано свободно. Поэтому необходимо стремиться к академической свободе для ученых, развести историю и мифологию, демилитаризовать историю, деперсонифицировать ее. В том числе необходима работа по пропаганде качественной и объективной исторической литературы, критика лженауки, разоблачение политических и идеологических спекуляций.
* * *
Доклад также содержит социологическое исследование — результаты четырех десятков глубинных интервью со столичными и региональными историками, краеведами, сотрудниками музеев, учителями истории. В социологическом исследовании авторы исходят из гипотезы существования «двух памятей» — «официальной», государственной и «народной памяти» — той, которая формируется самими людьми и проявляется в виде интереса к истории семьи, города, края. Проявления «второй памяти» — это региональные «книги памяти» с именами жертв репрессий, акция «Бессмертный полк» (на той стадии, пока она была инициативой снизу) или проект «Последний адрес». Целиком социологическое исследование можно скачать по ссылке.
В докладе также есть отдельные главы, посвященные отношению к сталинскому террору и 1990-м годам. Одну из них Znak.com публикует отдельно. Кроме того, авторы размышляют о вероятности возвращения в России официальной идеологии и находят его бесперспективным. По их мнению, «государственная идеология в России есть, и важнейшая ее позиция — запрет на огосудраствление идеологии».
Целиком доклад можно скачать по ссылке.
Дмитрий Колезев
