«Бумеранги прилетели» — как бы новая картина Саврасова. Прилетели в виде, казалось бы, уже остывшей темы сталинских репрессий. Но то ли виноват очередной ноябрь, то ли — приближение столетия известного переворота, а снова выплыло: нужна третья волна десталинизации. Было сказано впроброс на Гражданском форуме-2016. А дальше пошло по нарастающей. Когда Правозащитный центр «Мемориал» открыл на своем сайте доступ к базе данных 40 тысяч сотрудников НКВД в годы Большого террора — на самом деле к микроскопической капле в море ужаса, — сайт тут же «лег». Возможно, конечно, что и сам, не выдержав посещений, однако практически одновременно с этим появилось письмо потомков чекистов к Верховному главнокомандующему с просьбой закрыть доступ к базе, дабы не раздувать гражданский конфликт. И всем стало ясно: сайт лег не сам, постарались все те же доблестные чекисты, болеющие за проигравшую команду.
Само по себе это даже и хорошо. Поскольку было доказано, что этические рамки все-таки существуют. Быть чекистом или болеющим за чекизм — по-прежнему стыдно. Неэтично даже по нашим резиновым этическим нормам и требует определенной секретности, мрака, государственного протекционизма или решения Верховного главнокомандующего. Но, с другой стороны, чекистский ответ прозвучал столь гулко, мощно и многоголосо, что стали закрадываться подозрения: а не запоздали ли мы с третьей волной? За двадцать лет враг перегруппировался, размножился, поднакопил средств оболванивания. И видимо, нужна не просто «третья волна», а нечто более глубокое — с люстрацией, с поражением в политических правах всех тех, кто восторгается диктатурами и убийствами ради «будущего результата». Но как это устроить и как бы самим не перейти при этом грань демократического гуманизма?
В эти дни известный консерватор Максим Соколов превентивно напал на потенциальных десталинизаторов, защищая мощью своего консервативного таланта молодую драконью поросль. Чтоб подросла, окрепла и возмужала. Его как бы мучали кошмары: «Порой кажется: приди к власти десталинизаторы, и времена Леонида Ильича Брежнева станут казаться недосягаемой эпохой верховенства права». Ну а мы не дадим! Сохраним эпоху законности и верховенства права в неприкосновенности! Вот прям как сегодня… Право имени Эльдара Дадина.
Нападение сталинизаторов — это бумеранг из прошлого, преследование недоделанного, недодуманного, непроговоренного в 1991 году, паллиативности демократической революции. Просто поразительно, что после всего, что было расследовано, написано, опубликовано о сталинизме, ночных арестах, политических казнях, общество демонстрирует такое беспамятство, а хуже того — воспроизводит сталинистские этические установки. «Нельзя давать однобокую оценку таким вещам, — пишет мне в форуме вроде бы вменяемый современник. — Вождь воровал? Нет, значит этот аспект положителен. Вождь ухудшил или улучшил экономическое положение державы? Улучшил, значит, это положительная оценка. Вождь культивировал репрессии? Культивировал, конечно, но и эту оценку нужно поделить на составляющие. Воров и убийц нужно репрессировать? Конечно, нужно».
Вождь не воровал, хотя и распоряжался абсолютно всем. Развил и улучшил до того, что народ жил в нищете, а всякое проявление свободомыслия было угроблено. Так издревле куется на Руси этический моральный кодекс: начальник имеет право на любые злодейства во имя высших целей. А свобода, уважение к личности — это неважно, не ценность, даже не колбаса. Люди — расходный материал в пирамиде величия русской власти. А с целью зубрежки этого кодекса не в далеких тридцатых, а сегодня по всей стране поднимаются истуканы диктаторов. И хотя Сталина среди них пока еще не очень много, но есть Иваны Грозные, есть Владимир Креститель, прямо напротив Кремля, а по всей границе вместе с пограничниками собираются наставить двести александров невских, на каждом километре, — по сути тех же сталиных и беспредельщиков. Ну и что, что глазки выкалывал новгородцам? За дело же, черт побери, и ради победы!
Второй бумеранг, таким образом, несомненно должен прилететь от противников «русского кодекса». Неспокойные люди теребят современников, засыпающих в наступающем новом тоталитарном кошмаре. Мой хороший товарищ Дима Стахов выходит на личную вендетту — правда, не с топором, подкарауливая внука красного комиссара, как якобы опасается Максим Соколов, но с моральным императивом — приколачивать табличку с последним адресом своего деда, Таукина Станислава Андреевича, на дом, из которого его увезли чекисты. Дима страшно расстроен: жильцы не дают, поскольку сильна радиация русского кодекса — не выступай, не береди, дай поспать…
Надо заметить, что в свободном ненашенском обществе ты — согласен, не согласен — никогда не будешь мешать человеку с гуманитарной миссией памяти. Просто потому, что это неприлично. Допустим, уже достаточно немолодой дурачок хочет зачем-то о своем деде рассказать — да кто мы такие, чтобы ему мешать? Не представляю, чтобы в Париже кто-то был против таблички, свидетельствующей, скажем, о еврее, которого увели в гестапо по доносу, хотя эти страницы истории Парижа времен оккупации не менее позорны. Скажем, против таблички о том же Ги Моке. Но в нашем обществе люди исходят из рациональных оснований «русского кодекса»: то, что бросает тень на власть, настаивающей на своей преемственности от князей, царей, бояр и пламенных революционеров, должно быть каким-то образом спрятано. Да и «мешает бизнесу». Что подумают клиенты первого офисного этажа? Что «Крым не наш» и что тут диссиденты живут? Это очень интересный и тревожащий нас феномен.
Перпендикулярность русского кодекса современной этике ненашенских стран несомненна и взывает об исправлении. Либо кодекса, либо несогласных с ним — с повторением старых сталинских схем. И вполне объяснимо, что интеллигенция сегодня, тревожась за свою судьбу и судьбу своих детей, снова задумывается о проблеме трибунала над чекизмом. Хотя в ответ и слышит: мертвых не судят (24-я статья не велит), палачи и жертвы давно перемешались, покаяние потомков бессмысленно: актуальность пропала, не придумано такого трибунала, да и вешание ваших табличек — разве не уход совершенно в непрактичную ритуальность, вместо того чтобы выйти с предложением какой-нибудь реформы? Есть и такой аргумент.
Нет, господа хорошие, таблички нужны не для сантиментов, а чтобы оказывать давление на беспамятный планктон. Общество свободно сочинить себе любой трибунал и обойти любую статью, если почувствует в этом нужду. А такая нужда есть: надо доделать то, что не доделано в 1991-м. При том что речь идет, конечно, не о том, чтобы наказать покойников, поплясать на их костях и развеять их прах на ветру. (Хотя, когда гораздо более законопослушным англичанам потребовалось, они выкопали Кромвеля и повесили — никто и слова не сказал.) Речь идет о социофилософской и юридической оценке явления — самого массового в истории уничтожения людей во имя Идеи, и о разрушении в общественном сознании русского (холопского) кодекса.
А в прикупе — о недопущении дальнейшего сползания в фашизм, хотя бы он и назвался как-нибудь по-другому.
Сергей Митрофанов
