В петербургской библиотеке имени Маяковского после визита ФСБ закрыт проект «Диалоги», участие в котором принимали люди разных взглядов – от депутата-яблочника Льва Шлосберга до министра культуры Владимира Мединского, от режиссера Кирилла Серебренникова до писателя Захара Прилепина. Руководитель проекта и замдиректора библиотеки Николай Солодников уволен.
Официально обыски не связаны с содержанием дискуссий в библиотеке. Речь идет о якобы фиктивном договоре с Солодниковым, якобы допущенной растрате денежных средств. Сам Солодников, впрочем, сообщил СМИ, что сотрудники ФСБ не раз встречались с администрацией Маяковки и расспрашивали о проекте «Диалоги», его целях и идеологах.
С проектом Солодникова произошло примерно то же, что происходит со многими российскими общественными и медийными инициативами, претендующими на независимость от власти. Их авторам не предъявляется прямых политических обвинений. Но получается так, что заинтересованные лица считывают политический подтекст, и власть в результате добивается своего, формально оставаясь в рамках закона.
Вопрос отчасти философский, но все же: какую власть стоит называть по-настоящему сильной? Возможна точка зрения, согласно которой сила власти как раз и проявляется в умении устранять любого идеологического или политического противника, закрывать все, что она (власть) не способна контролировать, находить для этого правовые основания. Однако в условиях недоразвитости демократических институтов, ограничивающих власть, добиваться вышеперечисленного не так уж сложно.
Критерием силы власти, вероятно, является общественная безопасность. Сильное государство, например, способно предотвращать теракты, беспорядки, искоренять преступность. Однако, например, в Северной Корее не совершается терактов – во всяком случае, мы о них ничего не знаем. Очень сложно предположить возникновение массовых беспорядков на улицах Пхеньяна. Означает ли это, что к такой власти, как в КНДР, должны стремиться другие страны? Вопрос риторический.
Государство обязано обеспечивать безопасность граждан. А политическая элита, оказавшаяся у власти, имеет полное право бороться за ее удержание. При этом по-настоящему сильными государство и власть делает способность исполнять свои обязанности и добиваться своих целей, не сокращая пространство свободы.
Пространство свободы предполагает среди прочего максимальный допуск политических сил к выборам, а не создание хитроумных фильтров для отсеивания нелояльных партий и кандидатов. Свободу сложно представить себе без независимой от государства прессы, которой сверху не устанавливают фактические барьеры критичности. Люди, недовольные властью, должны иметь возможность собираться и выдвигать ей требования, а не пробираться через бесконечные административные барьеры и не подвергаться правовым запугиваниям. И, конечно, свобода предполагает общественную дискуссию и наличие многочисленных площадок для нее – от встреч в библиотеке до государственного телевидения.
Одной из главных свобод, предполагающих, разумеется, и ответственность, является свобода выбирать, пользуясь собственным умом. Участие в выборах может принять бандит или безответственный популист? Журналист радикальных взглядов может вдруг опубликовать в газете или на сайте свой манифест? На улицу могут выйти погромщики? Если общество само не в состоянии дать произошедшему оценку, разобраться, то в этом во многом виновата сама власть, последовательно отучающая граждан от ответственности.
По большому счету универсальным запросом к любой власти является эффективное управление при принципиальном сохранении свободы. Власть в России это условие выполняет, мягко говоря, не всегда. Скорее гражданам демонстрируется опасность любых проявлений свободы – от митинга до неподконтрольной государству дискуссии в библиотеке.
От редакции
