С заявлениями на тему пандемии коронавируса выступили сразу два крупных бизнесмена — Билл Гейтс и Виктор Вексельберг. Гейтс предрек новую пандемию, много страшнее нынешней, Вексельберг пожаловался, что ему и с нынешней-то не дают бороться. Почему представители русского и американского мирового крупного бизнеса существуют в разных плоскостях применительно к глобальной повестке?
В разгар мировой вакцинной войны единый мировой фронт против пандемии выглядит не слишком монолитно: к эпидемиологии в любом случае будет примешано хотя бы немного политики. До сих пор, даже после смены главы Белого дома, висит в воздухе вопрос, откуда все-таки взялся вирус: из летучей мыши, съеденной простым китайцем на ужин, или из лаборатории в Ухане. Китай по-прежнему демонстрирует закрытость: инспекторов ВОЗ, отправившихся изучать происхождение коронавируса, в страну пустили со скрипом. Поэтому политические обертона никуда не денутся, однако в силу глобальности угрозы противостояние ей будет более или менее глобальным.
Любая глобальная угроза требует глобального осмысления, и тут вступают те, кто имеет право на глобальную точку зрения. Опинион-мейкеры и десижн-мейкеры, которых знает весь мир. Вот Билл Гейтс, не нуждающийся в представлении, высказался о том, что мир не готов к новым пандемиям, которые неизбежно будут страшнее коронавирусной, и что надо сообща и споро работать, чтобы подготовиться. На чем Гейтс основывает свою точку зрения, не объясняется и, наверное, не нуждается в объяснении. Да хоть на иррациональном страхе перед неизвестностью. Или на недавнем пересмотре всех сезонов сериала «Фортитьюд» — о том, как из вечной мерзлоты выползают доисторические насекомые, несущие болезни и мор. Важно не это, а то, что статус Гейтса в мировой — скажем чуть коряво — интеллектуальной системе координат не подвергается сомнению в силу того, что он создал нечто, имеющее такой же мировой масштаб и применяемое повсюду, вне зависимости от политического строя, языка общения и прочих условностей. У Гейтса есть моральное право давать советы главам государств и правительств по борьбе с глобальными угрозами, в том числе медицинскими, потому что борьба с такими угрозами — это работа с большими данными, а большие данные — это прерогатива ИТ-компаний, а ИТ-компания — это то, что создал Билл Гейтс, и т. д. Наконец, уровень управляемости и степень самой эффективности Microsoft существенно выше, чем уровень управляемости и степень эффективности некоторых государств и правительств, к главам которых Гейтс обращается. Можно сколько угодно сравнивать Microsoft и Apple и спорить о вкусах, но сравнение Бурунди или, скажем, Венесуэлы с Microsoft будет явно не в пользу первых.
Вторым спикером от бизнеса, высказавшимся на тему коронавируса и общей угрозы, стал российский бизнесмен Виктор Вексельберг, знаменитый в мировом масштабе, пожалуй, двумя вещами: покупкой яиц Фаберже в интересах России и швейцарских высокотехнологичных активов — 10,25% акций концерна Oerlikon и блокпакета концерна Sulzer в собственных интересах. Со стороны швейцарских властей по поводу этих последних покупок были претензии, но сию мелочь удалось урегулировать.
И вот, русский бизнесмен, широко известный в узких кругах за пределами России, жалуется, что Запад не любит его и не понимает, наложил на него санкции, не признает своим, несмотря на кипрское гражданство и на то, что Вексельберг фактически развивает западные технологии. Минфин США не позволяет Вексельбергу тратить деньги даже на борьбу с пандемией коронавируса. Причем бороться с пандемией бизнесмен хочет именно в Европе. Но политические интересы, читается между строк в словах Вексельберга, для наших западных партнеров важнее общей борьбы с общей бедой, перед лицом которой мы должны всем миром сплотиться. И противостоять, противостоять, противостоять…
Вексельберг недоумевает, почему западные партнеры ведут себя так по-манихейски: тут у них всемирный фронт борьбы с коронавирусом, а тут — «русские, на выход!». Он переживает, что легитимность русского бизнеса, отнятая санкциями, не возвращается в момент, когда, казалось бы, она должна быть возвращена по определению: коронавирус ведь. Россия ведь придумала вакцину, которую готова закупать и даже совместно производить сама Франция. Ведь мы больше не страна-бензоколонка, мы высокотехнологичная экономика. Отчего ж такие двойные стандарты?
Русским бизнесменам видится в западном запрете Вексельбергу тратить деньги на помощь Европе в борьбе с коронавирусом применение коллективной ответственности: если русский, это многое объясняет, вон из нашей мировой антиковидной песочницы! И невдомек им, что на Западе, в отличие, кстати говоря, от России, ответственность бывает только персональной, а сам санкционный список включает вполне конкретные персоны. И сетовать на то, что Европа сама себя высекла, отказавшись от вексельберговских денег, — это банальная спекуляция и подмена понятий. Происхождение этих денег, вполне вероятно, кажется Европе сомнительным, а еще более сомнительна репутация их владельца, ну а репутационные риски, проистекающие от такого гешефта в борьбе с глобальной проблемой, перевешивают эффект от использования этих денег во благо человечеству. Все дело в том, что у Европы сотни возможностей использовать чьи-то деньги на борьбу с пандемией, а у Вексельберга возможность вернуть себе мировую легитимность, хотя бы в пиар-пространстве, в данный момент едва ли не одна. Да и целеполагание у Вексельберга и Гейтса разное. Один думает о мире, а второй даже не о Европе, а о себе в ней.
Карен Газарян
