«Наша власть по определению — нарушитель прав человека», — уверен рязанский правозащитник Александр Бехтольд. Первое в этом году занятие в местной Школе прав человека он провел 16 января в новом формате: около двух часов отвечал на вопросы слушателей. Бехтольд рассказал, каким правозащитникам в России больше не выдают президентские гранты, почему их портреты так же сложно разместить на городских билбордах, как и портрет Навального, и почему защита прав человека стала невыгодна для российской власти.
Почему портреты правозащитников не размещают на билбордах
— Чтобы разместить мой портрет на билборде, даже если бы кому-то это очень захотелось, этот человек должен иметь деньги и получить на это разрешение муниципальных властей. Это не реклама какой-то продукции, это не агитация депутата во время предвыборной кампании. Получится, что просто какой-то горожанин решил повесить в городе свой портрет с подписью: «Я хороший». И даже если у этого человека есть признание людей, если его ценят как замечательного правозащитника, власти не дадут такое разрешение.
Правозащитник по определению — антагонист власти, которая постоянно нарушает права человека. Он уже внесен в черный список.
Можно ли сотрудничать с властью в сфере правозащиты
— На эту тему я часто спорил со Львом Пономарёвым* [организатор движения «За права человека»]. Он говорил, что с властью нужно искать окна взаимодействия, с ней нужно сотрудничать и возвращать ее в лоно прав человека. Я говорю: это невозможно, потому что наша власть по определению — нарушитель прав человека, которые нам приходится восстанавливать. Сотрудничество с этой властью — это оксиморон, это «горячий лед». Мы не можем быть в одной лодке, и власть это понимает и поэтому давит.
Вы посмотрите, что творится с «Мемориалом»* [историко-просветительская и правозащитная организация], что творится с тем же Львом Пономарёвым*, что творится с Навальным. Стал бороться с коррупцией — что с ним делают сейчас? Как его портреты могут появиться на билбордах для популяризации борьбы с коррупцией?
Почему во многих странах государство считает правозащитные организации своими помощниками, а в России нет
— В других странах законодательная, исполнительная и судебная ветви власти работают отдельно друг от друга и не связаны между собой, как у нас. Когда они разрабатывают нужные для своих граждан законы, они не всегда могут справляться с объемом работы, тогда появляются такие «городские сумасшедшие», которые помогают им в этом. У властей есть деньги, но нет возможностей, и они финансируют добровольных помощников.
До недавнего времени у нас было что-то подобное с президентскими грантами. Сейчас, если вы изучите этот вопрос, поймете, кому они выделяются. Сейчас правозащитников там рядом не стояло. Недавно еще организация Льва Пономарёва* получала гранты на правозащитную деятельность.
С прошлого года его стали преследовать, потому что он постоянно говорил, что у нас пытают осужденных, что у нас есть политические заключенные. Пономарёв* говорит о том, что это делает власть, зачем власть ему будет давать гранты?
Правозащитники говорят о том, что у нас преследуют людей, которые верят не в того бога. Судят [участников организации] «Свидетели Иеговы»*. Некоторые говорят, что это правильно, потому что это секта, которая отбирает квартиры. Так пусть расследуют факты незаконного лишения квартир, факт мошенничества, почему их записали в террористы? В чем состоят эти террористические акты?
Зачем заниматься правозащитой, если шансов на победу мало
— Когда становится понятно, что ответчиком по делу выступает власть, в суде это дело считается заведомо проигрышным. Но все же у человека существует огромное количество социальных, трудовых и других прав, которые требуется восстановить. Вроде бы дело это не политическое, а о восстановлении прав в разных сферах. Когда выигрываешь такое дело, получаешь колоссальное удовольствие от того, что восстановил права человека. Когда понимаешь, что в наших судах добиться ничего нельзя, обращаешься в Европейский суд по правам человека и знаешь: чтобы там восстановили справедливость. То есть возможность добиться правды существует, и все эти возможности нужно использовать. Нельзя не использовать.
Я бы с удовольствием перестал заниматься правозащитой, все мои коллеги с радостью бросили бы это дело, если бы права человека перестали нарушаться и мы просто остались бы без дела.
Школа прав человека открылась в Рязани в 1997 году при поддержке историко-просветительского и правозащитного общества «Мемориал»* и Рязанской ассоциации творческого воспитания. Слушателями первых курсов были подростки 14–17 лет, в группах было по 20–30 человек. С 2008 года заниматься правозащитой стало сложнее: одно помещение ШПЧ якобы случайно затопило, в другом внезапно начались проблемы с электричеством, в третье бросили зажигалку, но ошиблись — выгорел соседний кабинет. После продолжительного перерыва ШПЧ открылась в декабре 2018 года. Руководитель ШПЧ в Рязани — педагог, лауреат премии Московской Хельсинкской группы за вклад в правозащитное образование, организатор региональной Школы наблюдателей, координатор регионального движения «Голос» София Иванова. Второй тренер — ее муж, руководитель регионального движения «За права человека» Александр Бехтольд.
Екатерина Вулих, «7х7»
* Выполняет функцию иностранного агента
