Давно замечено, что вот уже который год в России ждут августа со страхом. Основания есть: ГКЧП в 1991-м, дефолт в 1998-м, гибель «Курска» в 2000-м. Август-2020, похоже, бьёт рекорды: события в Белоруссии, отравление Алексея Навального, который, когда я пишу эти строки, находится в коме в берлинской больнице, – это такие масштабные события, смысл и значение которых придется осознавать и анализировать долго. Сейчас понятно одно: мы катастрофически не доверяем власти. И это недоверие, конечно, возникло не сегодня.
Оно плоть от плоти всех нас и нашей власти. Мыслящие люди так же не доверяли власти советской, и это недоверие росло начиная с XX съезда, когда открылся масштаб лжи, подлости и преступлений сталинского режима. Так же не доверяли власти в позднесоветские годы, когда, несмотря на бравурные реляции государственной пропаганды, на кухнях не боялись говорить друг другу всё, что думали. Знаменитое советское двоемыслие было насквозь пронизано недоверием.
Мы научились доверять своим ощущениям, верить даже без материальных доказательств, что власть способна на самое страшное и невероятное
Впервые, кажется, граждане поверили властям после перестройки, да и то не все. Поверили в основном те, кто эту власть тогда поддерживал. И всё-таки в ельцинское время, кажется, был какой-то небольшой отрезок времени, краткий период, когда общество поверило, что власть может быть не только «людоедской», но и «хотеть хорошего». После обстрела московского Белого дома в 1993-м и начала первой чеченской войны иллюзии развеялись. Общество стремительно теряло доверие к власти, к правоохранительным органам, судам, политикам, журналистам. Институт репутации не только в отношении властей предержащих, но и в отношении общественных деятелей практически перестал существовать.
За двадцать лет путинского правления, которые уничтожили политические и общественные институты в России, институт недоверия оказался одним из самых «растущих организмов». И вот так год за годом, с каждым новым катаклизмом и новой катастрофой, мы вновь и вновь остаёмся у разбитого корыта. Мы научились доверять своим ощущениям, верить даже без материальных доказательств, что власть способна на самое страшное и невероятное: отдать приказ на убийство, на устранение своих противников и политических конкурентов.
Мы охотно верим в то, что санкция на убийство Бориса Немцова могла исходить с самого верха, мы верим в то, что Алексея Навального отравили, и не верим врачам, которые пытаются нас убедить, что не обнаружили в организме политика следов ядовитых веществ, что его критическое состояние и кома обусловлены не отравлением, а «нарушением обмена веществ» и что он «нетранспортабелен». Мы не верим цифрам заболевших и умерших в России от пандемии, мы не верим цифрам о числе избирателей, одобривших поправки к Конституции, мы не верим, когда мэр Москвы Сергей Собянин обещает, что карантина больше не будет. Это недоверие касается практически всех сфер нашей жизни. Когда нам говорят, что дефолта не будет, мы точно знаем, что нужно забирать сбережения из банков, когда нам сообщают, что в России разработана первая в мире вакцина от ковида, мы не спешим записываться в очередь, чтобы испробовать её действие на себе.
Будучи судебным репортером, я много лет наблюдаю, как происходит трансформация человеческого сознания. Вижу, как люди, чьи близкие оказались в цепких когтях правоохранителей и судей, проходят один и тот же путь: от надежды на справедливость до отчаянного недоверия к российской судебной машине. Когда я записывала подкаст «Ни за что» и искала героев, осужденных на долгие годы за убийства, которых они не совершали, то спрашивала себя: «А что мне дает основания верить им, а не верить следователям, прокурорам и судьям, которые утверждают, что мои герои преступники и убийцы?» Выслушав истории этих людей и изучив материалы уголовных дел, я поняла, в чём причина. Все прокурорские и судейские уже столько раз врали и обманывали, столько раз фабриковали дела и фальсифицировали доказательства, что поверить им невозможно. Вероятно, поэтому мы охотнее верим тем, кого они обвиняют.
На прошлой неделе Высшая квалификационная коллегия судей поддержала кандидатуру председателя Южного окружного военного суда Михаила Птицына, который собрался занять пост председателя Мосгорсуда. Нынешний председатель столичного суда Ольга Егорова за двадцать лет своего «царствования» удостоилась множества нелестных отзывов. Уровень доверия к ней чрезвычайно низок. Вверенный ей суд называют Мосгорштампом, об отсутствии независимости судей, телефонном праве, влиянии силовиков на громкие процессы в московских судах писали и говорили тысячи раз. И вот наконец появилась надежда, что в Мосгорсуде произойдет смена власти, ведь это то самое, за что, казалось бы, все мы ратуем. Но беглый опрос адвокатов, который я смогла провести, показал, что у них нет доверия к новому кандидату и они не уверены, что его приход в Мосгорсуд вместо Егоровой способен в корне изменить судебную практику. Почему?
Полковник юстиции Михаил Птицын – военный судья, по рассказам адвокатов, (чьи дела, рассматривали судьи из его «вотчины», Южного окружного военного суда ), позволяющий силовикам вмешиваться в ход процессов, оказывать давление на адвокатов и присяжных. И вот мы уже слышим комментарии вполне либеральных знатоков правовой практики: «Как бы нам не пожалеть об эпохе Ольги Егоровой».
При таком уровне недоверия все: власть и её служивые функционеры, полицейские, следователи, прокуроры, судьи, депутаты всех уровней, мэры и губернаторы – все они обречены. Единственное, что могло бы их спасти, – попытка восстановить утраченное доверие. Но они не знают, как бы это сделать, не понимают зачем, а главное, наверняка не смогут. Для восстановления доверия нужно сделать хотя бы две вещи. Как говорит Алексей Навальный, «перестать врать и воровать».
Зоя Светова – московский журналист, обозреватель mbk.media
