Безусловно, живи сегодня Виктор Цой с нами и продолжи петь, он пел бы в другой манере, и тексты его песен были бы другими. Сохранил бы он свою прежнюю популярность? Гадать можно что угодно. Прошедшее полно и точно теперь не воссоздашь. Но, хотя бы в главных чертах, спроецировать творчество известного рок-музыканта на современность было бы небезынтересно.
Активная музыкальная деятельность Виктора Цоя, связанная поначалу с группой «Гарин и гиперболоиды», ставшей впоследствии знаменитым «Кино», приходится на восьмидесятые годы прошлого века – эпоху, совсем не похожую на наше время. Песни Цоя попали в болевые точки организма, ещё именовавшегося Союзом Советских Социалистических Республик.
Песня, чтобы её оценили и полюбили, должна сходиться со временем и местом. В случае с Цоем это схождение состоялось, в чём и заключается громадный успех, сопутствовавший лично ему и выступлениям музыкальной группы, в которой он был лидером. Что этому благоволило? Сохраняются ли сегодня те психологические основания, на которых возникла фанатичная любовь к музыканту? Как сегодня со своими песнями он воспринимался бы в молодёжной среде? На какой стороне существующих баррикад оказался? На чём держится память о певце в различных социумах российского населения? Является ли деятельность группы «Кино» подлинно ценным явлением в истории русской культуры, либо разговоры о ней искусственны и базируются не столько на констатации её художественных оценок, сколько на сантиментах по поводу обаяния её погибшего на взлёте лидера и сохраняющейся скорби о нём?
Если спросить почитателей (фанатов) певца, за что они его боготворят, то вряд ли удастся получить вразумительный ответ. Кто-то скажет о трогательной непосредственности его песен. Но что собой представляет эта самая «трогательная непосредственность», толком никто не объяснит. Певцов обычно любят изначально за их красивые выразительные голоса, проникающие в душу. Но даже самые преданные цоевцы не станут настаивать на том, что у их кумира был необыкновенно красивый певческий голос, отличавшийся силой, чистотой, тембровым богатством. Олег Валинский, участник группы «Гарин и Гиперболоиды», не вошедший впоследствии в состав «КИНО», в вокальном отношении превосходил Цоя по многим параметрам. Более того, специалисты отмечают в «эксклюзивной формуле вокала» рок-певца множество откровенных пороков, при наличии которых другой обрекался бы на полный провал. Один из первых продюсеров Виктора Цоя Андрей Тропило вспоминает, что с певцом работать было трудно – он редко следовал фонограмме и пел, как правило, выше, чем требовалось. А ещё у него закрепилась привычка чмокать губами в микрофон, которую он далеко не всегда преодолевал. На гитаре он играл, но, как выражаются музыканты, на уровне, бряцальщика. В самом деле, Цоя можно было за многое профессионально критиковать, и никто не посчитал бы эту критику за беспочвенную придирку.
Но, несмотря на все профессиональные несовершенства музыканта, его гибель на одном из латвийских шоссе стала катастрофой для огромного множества любителей рока. Не остались в стороне от беды и официальные СМИ. О смерти певца на следующий день после неё сообщили все радиостанции Советского Союза, телевизионные программы «Время» и «ТСН». Это трагическое событие не замалчивалось, как в случаях смерти Высоцкого, Башлачёва и ряда других любимых в народе артистов. Правда, и девяностый год по царящей в стране атмосфере, резко отличался от года восьмидесятого, когда не стало Высоцкого. Жизнь в СССР, если ещё и не перевернулась вверх тормашками, но ускоренно шла к этому. Родина привыкала жить в другом ритме, с другими героями, нацеленными на выполнение совсем других задач. Хоронили Цоя тысячи людей. Скорбь была естественною, неподдельной. И потом повсюду проходили поминки по певцу. Поминали Цоя в разных местах и по-разному. Что недодали при жизни, пытались воздать после ухода из неё.
Надо признаться, что секрет прижизненного успеха Виктора Цоя, его сногсшибательной славы у современной ему молодёжи, как, впрочем, и посмертной славы, до сих пор остаётся нераскрытым, по крайней мере, ясно не сформулированным. Серьёзные искусствоведы, исследователи эстрады почему-то не берутся подробно писать о даре самого певца и его детище группе «КИНО». Видимо, не считают само их кратковременное существование в истории российского искусства событием, подлежащим глубокому анализу и требующим внимания авторитетных специалистов. Интерес к личности музыканта и его работе носит в основном бытовой характер, базируясь на преданности ему отдельных групп фанатов, предпринимающих небезуспешные попытки сакрализовать своего кумира. Некоторые из них не верят в смерть своего кумира и уверенно говорят, что «Цой жив!», временно скрываясь по какой-то причине где-то в Сибири.
Любовь к песне возникает из единства её музыки и слов. А вот о стихах цоевских песен как раз почти ничего не говорится. А не они ли во многом определили необычайную популярность Цоя и его группы? Не умея толком петь и владеть музыкальными инструментами, рок-музыканты с удивительной точностью передавали в словах своих песен атмосферу городской молодёжной романтики того времени с её безденежьем, бездельем и океаном нереализованных планов и невысказанных мечтаний. Авангардизм Цоя и его товарищей не был абстрактным, а воспринимался как нечто очень близкое и родное. Они пели о том, что вызывало у слушателей и радость и боль.
Конечно, в достижении большого совместного успеха группы «КИНО» и её лидера нельзя игнорировать ту душевную искренность, которая сопутствовала их исполнительской деятельности. Сам Цой подчёркивал: «Нам за честность могут простить практически всё… недостаточно профессиональную игру и даже недостаточно профессиональные стихи». И это не значит, что певец стремился снять с себя ответственность за качество сочиняемых им слов. Как бы то ни было, тому, что поп-группа была услышана в молодёжной среде, она обязана в первую очередь не избранной манере исполнения с её небывалыми для советской эстрады особенностями, не тому, КАК исполнялись песни, а тому, ЧТО эти песни представляли собой с точки зрения их словесного содержания. При всей отмечаемой многими любви Виктора Цоя к мелодиям, главная заслуга его песен заключается, всё же, не в музыке, а в словах, которые никогда не были карамболем, призванным во что бы то ни стало сыграть на низменных чувствах аудитории и таким образом произвести фурор. Слова цоевских песен не воспевали иллюзий, не звали к райским берегам, и, хотя и строились всегда на возвышенной романтике, не отрывались от реальных нужд молодых людей того времени: «Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать». Цой чурался чудес, видимо, будучи уверенным, что их не бывает. Если как артист Цой и играл, то играл по-честному. Как бы кто ни пытался, в песнях Цоя не обнаружить бреда о всяких потусторонних вещах. Говоря по-народному, он не свистел, как свистят сегодня некоторые нынешние трубадуры. Жизненность слов была отличительной чертой его творчества. А вот им-то как раз почему-то не уделяется должного внимания. Это всё равно, как, если бы, анализируя советские песни сороковых-шестидесятых годов прошлого века, мы бы отмечали только заслуги композиторов и певцов, забывая о поэтах, писавших к ним тексты. Советская песня не мыслима в отрыве от поэтического творческого таких авторов как Михаил Исаковский, Лебедев-Кумач или Евгений Долматовский. Но это совсем другая эпоха, другое отношение не только к песне, но прежде всего к действительности. Сравнивать можно лишь в общетеоретическом плане. Однако…
Неоспоримо подразумевается, что тексты песен Цоя не вполне соответствуют канонам сложившегося русского стихотворчества и потому не заслуживают положительной оценки. То же самое в укор ставили Высоцкому и многим бардам, считая их стихи неполноценными и годными лишь для ограниченного применения. Думаю, что такой подход крайне ошибочен и что именно стихи Цоя с их глубоким поэтическим наполнением обеспечили общий успех и музыканту и его товарищам. Склоняюсь к правоте тех специалистов, кто не считает за ошибку называть лидера «КИНО» бардом, сумевшим сдружить бардовскую песню с рок-музыкой, что усилило её социальное звучание, привлекло внимание молодёжи, сделало достоянием отечественной культуры. Роль барда, надо отметить, импонировала и самому певцу. А барды, известно, в своём творчестве делают недвусмысленный акцент на слове.
Попытки анализировать тексты песен Цоя в отрыве от мелодий и непосредственного их исполнения кому-то покажутся глупостью. Но то же самое нет-нет и говорится по отношению к песням Владимира Высоцкого. Тем не менее, Высоцкий, не претендуя на честь профессионального литератора, сегодня очень часто и совершенно справедливо рассматривается как выдающийся русский поэт. Недаром Евгений Евтушенко включил стихи артиста в энциклопедическую антологию всей русской поэзии. Конечно, положа руку на сердце, согласимся, что лишённые оригинального исполнения песни Высоцкого многое теряют. Но и сами по себе написанные им тексты входят по праву в золотой фонд русской поэтической словесности. Того же заслуживают и тексты, сочинённые Виктором Цоем. Молодёжь приняла не только мелодии песен, их оригинальное исполнение, но также и тексты, без которых хорошую песню представить трудно.
«Группа крови — на рукаве, мой порядковый номер – на рукаве». Эти слова одной из набатных песен Цоя и сегодня не забыты. Хотя далеко не все назовут имя их автора. Незатейливые и неброские на первый взгляд, они были произнесены (спеты), и если не вошли накрепко в национальное сознание, то уж точно завладели какой-то значимой частью его пространства. И это ли не свидетельство их высокого стихотворного качества? Невольно обращаешься к тайне силы «Чёрного квадрата» Казимира Малевича. Все, вроде бы, могли (могут) подобную фигуру изобразить (черчение все в школе худо-бедно проходили), но на такое осмелился лишь гений, обладавший глубоким философским даром. Отсюда и глобальные масштабы успеха.
Сказать, что мы – продукты стадных отношений, может быть, и не трудно. Но по-новому, зримо и образно, это сделал Виктор Цой, проявив себя одновременно и ярким художником и глубоким философом и заставив при этом молодёжь заслушиваться им. В простоте его слов зазвучала эпоха. Была объявлена открытая борьба с фальшью, двуличием, скукой, штампами в искусстве.
Все мы куда-то зачислены, распределены, являемся частью чего-то. Нарукавные знаки – это единственное, что нас выделяет и одновременно соединяет в массе. Остальное – не имеет значения. Мы боимся покинуть массу. Только группа крови и только порядковый номер – наши, да и то как знаки (клейма) приобщения к массе. Вне зависимости от того, хочешь ли ты кому-то ставить ногу на грудь или нет. Все ли испытывают блаженство от такой связанной жизни? Не все, хотя и меньшинство. Косвенно, но из редких индивидов рождается образ человека, так или иначе протестующего против подчинения личности массовым установкам. Борьба за личность, за её права определяют со всей очевидностью главный смысл творчества Цоя как артиста и как поэта.
Всякий талант неизъясним. Но то, что в случае с Цоем он в определяющей степени выявляется в сочинённых им текстах, очевидно. Да, безусловно, к ним и другое что-то прибавлено. Но в первую очередь, анализируя творчество кумира, нам необходимо по достоинству оценить тот стихотворный материал, который служил базой его песен. Восьмидесятые годы – это предтеча резкого перелома в жизни великой страны. И песни Цоя, пришедшиеся на этот период, можно приравнять, вне зависимости от какой-либо религиозной веры, к евангельским словам Иоанна: «Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Лук.3,9) . Если задуматься, то для большинства текстов песен группы «КИНО» приведённая цитата может служить наиболее удачным эпиграфом. Да и сами сложившиеся образы Иоанна и Цоя невольно сходны предчувствием наступления больших бед, хотя у нас нет сведений о том, был ли культовый певец верующим в том церковном (православном) смысле, как это слово понимается сейчас. Скорее всего, Виктор Цой рассматривал духовные потребности если и не как нечто второстепенное, то уж точно как находящееся в тесной зависимости от возможностей удовлетворения материальных потребностей человека. Назвать его аскетом, склонным питаться исключительно кузнечиками и диким мёдом, язык не поворачивается. Ничто человеческое, как говорится, ему не было чуждо. И он понимал, что для жизни духа требуется телесная опора. Но он также понимал, что прежде чем что-то искать, нужно верить, что жизнь – первостепенная стоимость, несмотря на всю ту муку, которая нас захлёстывает и стягивается. И потому для неё, для жизни необходима ежедневная работа в соответствии с имеющимся даром – работа над словом и его музыкальным оформлением. Такая работа была его земным призванием.
Стихи Цоя — о свободе, хотя это слово редко встречается в его песнях. Не употребляя слова «свобода», он кричит о ней. Свобода для него наивысшая ценность. Без неё нет и не может быть настоящей жизни. О том и слова песни: «За окнами дождь, но я в него не верю». Хотя тут же следуют оговорки: «…я попал в сеть, и мне из неё не уйти». Такая амбивалентность и мучительна и естественна. Она результат «закрытых дверей», того общественного устройства, к которому молодые люди вынуждены вольно или невольно приспосабливаться, очень часто теряя своё «Я». Герои песен Цоя чувствуют, что в них самих «что-то есть» своё, но не могут понять, почему приходится стоять на одном месте, когда вокруг много мест других, пустующих, никем не занятых. Они не признают за собой значительности, не ищут почестей и уважения в обществе, не претендуют на величие. Их одинаково удручают и бесполезность существования и имитация общественно-полезной деятельности. Они, может, и готовы «сражаться за Родину», но только Родина в их представлениях должна быть несколько другой. Устоявшиеся идеализированные и идеологизированное её образы их категорически не устраивают.
Кто-то считает, что, пожалуй, самая знаменитая цоевская песня «Мы ждём перемен», и сегодня исполняемая на митингах оппозиции, родилась как отклик на провозглашённую Партией и её генсеком перестройку. На самом же деле появление этой песни случилось раньше того, как руководство страны вынуждено было пойти на обновление обанкротившегося политического курса, построенного на идеологических утопиях. Так что одним из главных зачинщиков перемен в Союзе можно с полным правом считать не Михаила Горбачёва, а Виктора Цоя. Партия бы ещё долго упорствовала в попытках реализовать свои утопии, будь у неё в запасе хоть какие-то ресурсы. Перемены стали главным и единственным условием выживания, если не страны, то её разноплеменного населения. Прежнее равновесие, если оно ещё как-то и сохранялось, людей уже не устраивало. Несомненно, Цой явился тем пророком, который «духовной жаждою томим» осознал их необходимость и откликнулся на призыв, если не бога, то своего времени, «глаголом жечь сердца людей». Песни Цоя – выражение очнувшегося сознания, точно знающего, что оно нуждается в свободе. Жить по-старому, в соответствии с ложными идеалами, молодёжь уже не желала, и потому она так живо откликнулась на творчество музыканта.
Неизвестно, понимал ли Цой, что надежда на гармонию жизни и на выход к свету зависят, ко всему прочему, и от слов, но он над ними работал и нёс их той аудитории, которая его с любовью принимала. Благодаря этому песни Цоя позволяли преодолевать чувство безнадёги и избавляться от рабских привычек. А это дорогого стоит.
Цой откровенно признавал, что «страшно менять что-то». Но иначе нельзя. Иначе гибель. Инерционное примирение с застоем, если задуматься, – ещё страшней. Сердца требуют. Глаза говорят о необходимости изменений. И пусть «коробка от спичек пуста», но для перемен «всё находится в нас». И эти слова надо понимать как прямой призыв к действию. Мыслящий всегда поймёт. Жизни в искусстве по старым, советским критериям наступал конец. Время диктовало иные вызовы. Мёртвое, если с ним не бороться, если его не похоронить, хватает живого и тянет за собой.
Шутят, не шутят, но говорят, что группа «КИНО» внесла свою лепту в распад Советского Союза. И это во многом так, хотя коммунистическое государство само по себе дошло, как говорится до ручки. Ткни пальцем – и рассыплется. Уж кем-кем, но ни сам певец, ни его товарищи приверженцами империи, построенной на утопиях и насилии, не были. Не являлись они сторонниками подчинения искусства государству, какой-либо сторонней власти. Может быть, потому в стихах их песен так много ассонансных рифм. Такой тип рифм позволяет усилить смысловые акценты текста.
От жизни больших талантов в наследство поколениям остаются их образы. Часто эти образы бывает трудно согласовать с реальностью. Бывает и так, что образы живут отдельно от биографических данных. Образ говорит одно, а точная биография – другое. В случае с Цоем найти грань между образом и реальностью – большая проблема. Он был един. По-другому сказать – никогда не врал, не лицедействовал. По отдельным воспоминаниям, перед гибелью у него наметился, если не конфликт, то диссонанс во взаимоотношениях с директором и продюсером группы Юрием Айзеншписом. А ведь сильные душевные переживания подрывают наши силы, ослабляют защитные функции психики, бьют по вниманию и способностям адекватного восприятия окружающей действительности. Можно с известной долей достоверности предположить, что нелепая гибель музыканта под Юрмалой явилась результатом каких-то неудовлетворительных чувств, терзавших его ранимое сердце. Известно также, что Виктор, при всей осознаваемой им своей популярности сильно досадовал, что его песни, прежде всего со стороны их слов, не находят достаточного понимания у слушателей и почитателей его творчества. Обращает на себя внимание склонность Цоя к чёрным (монашеским) цветам, во многом свидетельствующим о внутреннем его одиночестве, об отсутствии близких ему по уму и сердечности личностей. Одиночество, скорее всего, не было для него комфортным состоянием, а являлось прямым следствием расхождений с окружающими его людьми.
Ладил ли Цой с существующими религиями? Скажем осторожнее: склонялся ли он к какому-либо вероисповеданию? Как говорится, в душу никому не залезешь, не узнаешь, что она требует, да и надо ли всё знать? Но о том, что говорит публичное поведение человека, порассуждать всё же можно. Зрительной памятью Виктор Цой рисуется в образе Демона, созданного художником Врубелем. А это уже служит веским намёком на то, что артист позиционировал себя в качестве антипода Богу. Соответствует ли это действительности? Так ли уж был похож Виктор Цой на всесильного и таинственно притягательного героя произведений Михаила Лермонтова и Михаила Врубеля?
Многим почитателям творчества Цоя хотелось бы видеть его среди приверженцев буддизма и в этом древнейшем учении искать объяснение притягательности личности музыканта. Будучи сыном корейца, он, как кому-то кажется, должен был усвоить религиозные воззрения своих этнических предков. Но такое допущение не имеет под собой никаких оснований. Корейская кровь влияет на разрез глаз, цвет кожи и волос, но отнюдь не служит передатчиком каких-либо мировоззренческих взглядов. Исповедание той или иной религии зависит не от крови, а от среды, в которой происходит воспитание человека. Артур Цой, отец артиста, как и большинство советских корейцев, вряд ли много знал о законах Будды и с их помощью никак не мог воздействовать на сына. Семья певца, по советским понятиям, была самой обыкновенной семьёй, не иначе как атеистической. И всё его внесемейное окружение, можно сказать, было безбожным. Слово «бог» Цой употребляет лишь в одной из своих песен – в «Атамане». И то, как он это делает, может подсказать нам что-то в попытках уяснить для себя его духовный облик.
У Моисея сказано: «Не произноси имени Бога твоего напрасно». Верующие, как евреи, так и христиане (хотя, конечно, далеко не все), соблюдают эту заповедь. Слова Цоя «А Бог терпел и нам велел, так терпи» звучат как раз в разрез библейским правилам. Их, скорее, с учётом общего контекста песни, можно принять и за насмешку над христианскими установками. В данном оформлении искренно верующий человек никогда не позволил бы себе этой фразы.
Восьмидесятые годы, даже к их концу, ещё не располагали население к поголовному принятию православия или ислама. Коммунистическая страна ещё сохраняла свою официальную приверженность учению Маркса-Энгельса-Ленина с его отрицанием бытия какого-либо бога. Острая нужда в религиозных поводырях у государства проявилась позже, в период расцвета президентства Путина. Государство просигналило, народ положительно на этот сигнал отреагировал. Вспомнилось, что вся власть от Бога. Сегодня относить себя к православию стало не просто престижно, а крайне необходимо для сколько-нибудь приличной жизни. Слово «верующий» теперь звучит гордо. Тот, кто служит Президенту, тот служит Богу. В этом суть. Без веры стало, как говорится и «не туды и не сюды». Но, зная самостоятельность Цоя в выборе мировоззренческих позиций, мы можем с большой долей сомнения верить в то, что он подчинился бы общему поветрию и пошёл по пути так называемого воцерковления. Трудно себе представить, чтобы Цой, живи он снами сегодня, вышел бы к микрофону с крестом на оголённой груди, как это часто делают современные звёзды поп-арта. В этом случае, уподобляясь другим, он переслал бы быть собой, тем самым Цоем, неповторимым и ни на кого не похожим кумиром. Подражательство, чего бы оно ни касалось, было не в его натуре. Цой был уникален. В такой же мере он был чужд конформизма и вряд ли бы воспевал похвалы в адрес власть имущих.
Пытаясь представить Цоя живущим сегодня, мы должны заранее условиться о его возрасте. Что бы могли ожидать от него в наше время, будь ему и ныне столько же лет, как в восьмидесятые годы(20—28) , или же иметь в виду солидного мужчину под шестьдесят, доживи он до наших дней.
Первый в СССР пропагандист рок-музыки, известный музыкальный критик и журналист Артемий Троицкий, хорошо знавший Виктора Цоя, довольно-таки безапелляционно высказывается о нём том плане, что будь певцу сейчас 18-20 лет, как в начале своей музыкальной карьеры, то он вероятнее всего занялся бы компьютерной графикой, инсталляциями, комиксами или чем-нибудь нынче более модным и востребованным, чем рок-музыка. Такое предположение имеет основания, тем более что Цой учился в художественной, а не музыкальной школе и обладал рисовальными задатками, завоёвывал даже призы на конкурсах юных художников. Кроме того, надо иметь в виду, что со своими песнями он вряд ли пробился бы на наши телевизионные каналы и главные радиостанции, чьи передачи сегодня насквозь пропитаны пропагандой политизированного патриотизма. Невозможно себе представить, чтобы Цой приглашался на массовые государственные фестивали типа селигерского «Нашествия». Наверное, он пел бы со своими товарищами где-нибудь по бульварам или подземным переходам, постоянно имея проблемы с полицией. Но это, если бы Цою сегодня было двадцать-двадцать пять лет, как в пору его особой популярности. А если бы 60, как в реальности, когда б за спиной не потерялись и слава и популярность? Как бы он распорядился своими годами? Петь, видимо, стало бы труднее, да и молодёжь не очень жалует стариков. Для молодых, особенно подростков, нормально держать в авторитетах своих сверстников, а не умудрённых опытом старцев. Не удивительно, что для них Цой вечно молод. Да, держатся Макаревич, Гребенщиков, Шевчук. Но это случаи исключительные, находящиеся вне заведённых в стране порядков. Кроме того, каждый из них, в отличие от лидера группы «КИНО», получил основательную музыкальную подготовку в ранние годы, что позволило закрепиться несомненным их талантам и умело ими пользоваться в зависимости от жизненных обстоятельств. Их примеры, их судьбы не применимы к Цою. Но в одном всё же есть уверенность: будь Цой сегодня с нами, он не изменил бы своей душевной тяге к свободе, независимости и справедливости. Как бы конкретно она проявлялась, сказать трудно. Но в рядах конформистов и приспособленцев мы бы точно его не увидели. Эта уверенность служит сохранению героического и романтического образа рок-музыканта у новых молодых поколений.
